– Так я же своими собственными руками вас запирала. Куда ж он подевался?
Однако я уже не слушала, встала и принялась одеваться. Выбор одежды был у меня невелик, и я остановилась на своем старом платье. Подарок графа Палена был слишком легкомыслен, сарафан превращал меня в крестьянку, зато потрепанное дворянское платье, как мне казалось, в этом случае было в самый раз.
Маланья Никитична между тем обшарила всю комнату, хотя спрятаться тут можно было только под кроватью. Видно было, что теперь она вообще ничего не понимала.
– Нет, Алевтинушка, ты мне правду говоришь, что он вчера ушел? – заискивающе спросила она.
Я была занята своим туалетом и только кивнула. Старуха села на стул и задумалось. В голове у нее вертелась только одна мысль. Если я говорю правду, и молодой граф у меня не ночевал, то ей придется вернуть полученные за сводничество деньги, что Маланью Никитичну огорчало сверх всякой меры.
– А что это за генерал? – спросила я, справившись с платьем.
– Аннушкин батюшка, – задумчиво ответила, так и не придя в себя, старуха. – Государевой полюбовницы Лопухиной. Он теперь и князь, и очень важный генерал. А мальчонка-то тут точно оставался. Я еще в своем разуме! И куда он мог подеваться! Если б еще дверь была открыта, тогда понятно, что сбежал, а так не по воздуху же он улетел…
Я слушала ее вполуха, думая о предстоящем допросе. Генерал с первого взгляда не показался мне слишком умным и проницательным человеком, но внешность могла быть обманчива, а мы с Мишей могли проглядеть опасные следы.
– Я как услышала, что тут нашли убитых, думала о вас и сразу сюда бегом. Ноги-то до сих пор ломит! Прибежала, смотрю, а тут какие-то незнакомые мужчины! Ну, думаю, начнут искать, чужаков, и застанут тебя с мальцом, все и откроется. Пойдем все вместе в Сибирь на каторгу! Курносый сам-то блудит, а другим не велит! Сердце, веришь, так и зашлось!
За дверями слышался гул голосов, я пыталась понять, что там происходит, и совсем перестала слушать Маланью Никитичну. Однако разобраться в многоголосие не сумела и опять спросила у старухи:
– А этот генерал Лопухин, он служит по какому ведомству?
– По прокурорскому, – ответила она. – Так вот что я говорю. Курносый-то заметил Аннушку в Москве на балу и перевез все ихнее семейство к нам в Питер. Вот так и стал Петр Васильевич генерал-прокурором.
Мне об амурных делах императора слушать было недосуг. Я, наконец, сумела отличать начальственные мысли генерала от остальных и напряженно ждала, когда он потребует меня на допрос. Волнение улеглось, и я была совсем готова к любому разговору, но обо мне, похоже, забыли. Тогда вооружившись носовым платком, я сама заглянула в бывшее караульное помещение.
В комнате было человек десять военных и штатских. Они стояли полукругом возле Лопухина. Тел убитых на полу уже не было. На меня никто не обратил внимания, все слушали невысокого роста человека в потрепанном штатском платье, никак не идущем в сравнение с богатой одеждой остальных участников разговора.
– Лица сии нам давно известны, ваше сиятельство, – говорил он, обращаясь к генерал-прокурору, – оба известные мошенники. Один из мещан Ермола Заглотный, второй дворянин Ветряков, отпетый вор и картежник. Он раньше служил по полицейской части, был под судом, но сумел выкрутиться и его уволили от должности.
– Ты лучше скажи, любезный, как они могли попасть во дворец, и кто их убил? – сердито спросил генерал. – Не мертвыми же их сюда принесли!
Судя по положению тел, именно мертвыми, – без особого подобострастия, ответил штатский. – Убили их где-то в другом месте, а сюда принесли на руках. А вот остального, ваше сиятельство, я пока не знаю. Все слишком загадочно.
– Без тебя знаю, что загадочно! Вот и разгадывай! – сердито сказал генерал. – Совсем страх потеряли, в Зимнем дворце покойники валяются! Где та женщина? – спросил он, оглядываясь на мою дверь.
– Я здесь, ваше сиятельство, – ответила я, – дозвольте войти?
– Входите, сударыня, – тем же недовольным тоном разрешил он.
Я приблизилась и поклонилась по русскому обычаю. Лопухин меня внимательно осмотрел, немного смягчился и снисходительно кивнул.
– Значит, вы сидите здесь под арестом?
– Сижу, – подтвердила я.
– За что, если не секрет?
– Этого я вам, ваше сиятельство, сказать не могу, сама не знаю. Арестовали и привезли, а вот за что, не сказали, – простодушно ответила я. – Меня о том сам государь расспрашивал, после чего повелел во всем разобраться графу Палену. А вот что тот узнал, мне пока неизвестно!
Мой правдивый рассказ вызвал у Лопухина раздражительное удивление, он подумал, что здесь, в столице, народ совсем рехнулся. Сам император вынужден разбираться, за что в его дворце сидит под арестом какая-то женщина.
– С ума можно сойти, – покачал головой генерал-прокурор, – вы что, даже не знаете, за что вас арестовали?
– Не знаю, ваше сиятельство, мне этого до сих пор не сказали! – повторила я.
Лопухин хмыкнул, но больше ничего по этому поводу не сказал, вспомнил, что он сам прокурор и должен знать, что происходит в столице, и остерегся быть бестактным по отношению к государю. Вместо этого спросил по существу:
– Вы что-нибудь знаете об убийстве?
– Ничего, ваше сиятельство, – ответила я.
– Тогда откуда вы знаете, что кого-то убили? – вмешался в разговор, человек в штатском, назвавший прокурору имена погибших.
– О том, что здесь произошло, мне рассказала Маланья Никитична, – спокойно ответила я и посмотрела на дверь, из-за которой выглядывала моя старуха.
Ответ штатского удовлетворил, и он согласно кивнул головой. Лопухин же поморщился и задал самый верный в этой ситуации вопрос:
– Вы ночью ничего подозрительного не слышали?
– Слышала, здесь в комнате был какой-то грохот, как будто что-то уронили.
– Стул, – как бы про себя сказала штатский.
– В котором часу это было? – опять спросил генерал-прокурор.
– Не знаю, у меня нет часов, но тогда было еще темно. Я от стука проснулась, но больше ничего не слышала, – по-прежнему стараясь казаться предельно чистосердечной и искренней, ответила я.
Лопухин оценивающе на меня посмотрел и подумал, что я не вру, а штатский отметил про себя, что выстрела я не слышала и значит он прав, убитых откуда-то сюда принесли и в темноте нечаянно уронили стул. Кажется, мне пока удавалось уводить следствие с правильного пути.
– Вы одна были в комнате? – проницательно глядя мне в глаза, спросил генерал.
– Одна, ваше сиятельство. До вчерашнего дня здесь стоял караул, но вчера государь его приказал убрать и меня просто заперли в комнате.
– Я сама ее, батюшка, ваше высокопревосходительство, и запирала, – совсем не к месту влезла в разговор Маланья Никитична. – Одна она была одинешенька! Никого с ней там не было!
Лопухин кивнул, а вот штатский подумал, что нужно проверить, говорим ли мы со старухой правду. Ему, как и мне, ее горячность совсем не понравилась.
– Хорошо, сударыня, пока можете уйти в свою комнату, – сказал генерал-прокурор, – если понадобится, мы с вами еще поговорим.
Я поклонилась и направилась, было, вслед за старухой к себе, но тут входная дверь широко распахнулась, и в комнату быстрыми шагами вошел император. Маланья Никитична успела шмыгнуть в нашу комнату, а все, в том числе и я, замерли на месте. Павел Петрович был один, одет в скромный серый сюртук, треуголку и густо запыленные сапоги. Не отвечая на общий поклон, он сразу же обратился к Лопухину:
– Петр Васильевич, здесь произошло убийство?
– Так точно, Ваше Величество, – скорбно вздохнув, ответил прокурор, – убили каких-то двух мошенников!
Павел бросил на генерал-прокурора колючий взгляд и потребовал:
– Докладывайте!
– Утром уборщик обнаружил в этой комнате, – Лопухин, видно, для наглядности обвел ее рукой, – два хладных тела. Как удалось выяснить, дворянина и мещанина.
– Вздор! Что за люди?! Кто их убил?! За что?! Почему в моем дворце?! – стремительно спросил император.
– Это мы, Ваше Величество, и выясняем, – довольно хладнокровно ответил Лопухин. – Следствие будет вести, – он попытался вспомнить фамилию и чин штатского помощника, не вспомнил и просто указал на того взглядом, – вот этот… господин.
Я, воспользовавшись тем, что на меня никто не обращает внимания, начала медленно отступать к своей двери.
– Кто такой? – так же быстро спросил штатского Павел.
– Коллежский секретарь Прохоров, ваше величество, – ответил тот и почтительно, но не более того, поклонился Российскому императору.
Павел удивился и с интересом посмотрел на независимого и уверенного в себе мелкого чиновника, не желающего раболепно склониться перед владыкой шестой части земли, а я замедлила шаги, чтобы посмотреть, чем кончится разговор царя с коллежским секретарем. Они были примерно одного роста и прямо смотрели друг другу в глаза.
– Расскажи, Прохоров, суть дела, – потребовал император у чиновника десятого класса, иначе поручика, игнорируя стоящих тут же генералов.
– В этой комнате, – опустив долженствующее восхваление величества, спокойно заговорил тот, – нынче утром найдены два убитых человека с кинжалами и в масках. Оба известны в преступном мире, как отпетые мошенники. Один спившийся полицейский офицер, второй вор из мещан. Судя по всему, они проникли сюда кого-то убить. Однако никаких трупов во дворце больше не обнаружено, а сами убийцы погибли, один застрелен из пистолета в глаз, второй убит ударом в спину, как мне кажется армейской саблей или палашом.
– Почему не шпагой или кинжалом? – вскинулся император.
– Ширина раны оным орудиям не соответствует, – так же быстро и четко, как Павел спросил, ответил Прохоров. – Скорее всего, мещанина Ермолу Заглотного убили офицерским палашом. Удар был мастерский прямо в сердце.
– Сможешь раскрыть дело? – нахмурился царь.
– Постараюсь, ваше величество, – ответил коллежский секретарь.
– Уж ты постарайся, господин коллежский советник Прохоров, если хочешь стать действительным статским советником, – сказал самовластный русский царь-самодур, повышая чиновника сразу на четыре чина, и насмешливо посмотрел на застывших в смущении вельмож. – Мне не нравится, когда у меня в столице, да еще во дворце, орудуют убийцы, а те, кому нужно заниматься порядком, умеют только просить чинов и хлопать глазами.
– Слушаюсь, ваше величество, – не моргнув глазом и никак не проявляя радости, все тем же ровным, вежливым голосом сказал Прохоров и как прежде почтительно поклонился.
Меня поведение императора удивило, сегодня он совсем не походил на человека, которого я видела здесь вчера. Пока смущенные генералы тихо ненавидели императора, я, скрываясь за их спинами, пошла к себе. Однако тихо убраться восвояси мне не удалось. Только я добралась до дверей, как меня остановил голос Павла Петровича:
– Сударыня, погодите, вы обронили платок!
Я испугано обернулась. Теперь все смотрели на меня. Мой платок действительно лежал на полу. От смущения, не очень понимая, как поступить, я послушно вернулась его забрать. Однако царь меня опередил, быстро подошел, поднял его с пола и подал мне. Кланяться в такой ситуации было не уместно и, принимая из его руки дешевую тряпицу, я сделала легкий реверанс.
– Благодарю вас, Ваше Величество, – не поднимая глаз, поблагодарила я, а он вдруг задержал мою руку, склонился и ее поцеловал.
Пришлось мне все-таки на него посмотреть и благодарно улыбнуться.
Павел был немного ниже меня ростом и смотрел в глаза прямо и внимательно.
– Мне кажется, мы с вами уже знакомы? – спросил он, припоминая, что где-то уже меня видел.
– Да, ваше величество, мы уже встречались здесь же вчера, – вынуждена была сознаться я.
– Так это вы та самая бывшая крепостная крестьянка? – удивленно воскликнул он, обращаясь ко мне на «вы» и во все глаза разглядывая. – Простите великодушно, сударыня, что я вас не сразу узнал!
То, что он меня не узнал, было не удивительно. Вчера я была в простом сарафане, прикидывалась деревенской дурочкой и на «сударыню» никак не тянула.
– Вы не ошиблись, государь, – опускаясь в реверансе, ответила я.
Не буду врать, ненавистный всему двору император покорил меня всего несколькими словами и ласковым взглядом. Услышав, что я была крепостной, вельможи начали смотреть на меня с нескрываемым презрением, только император и новоиспеченный полковник по-прежнему видели во мне молодую, смущенную женщину.
– Вам светская одежа идет больше вчерашнего платья, – сказал Павел, деликатно не называя мой крестьянский наряд. – Сейчас я вижу, вы устали, но когда отдохнете, и у вас возникнет фантазия поболтать с пожилым «барином», – засмеялся он, – надеюсь удостоиться вашего визита. Я постараюсь вам не наскучить!
– Я буду, счастлива, государь, – просто и искренне ответила я. – Вы даже не представляете, какая это для меня честь!
Конечно, император это вполне представлял и ободрил меня заговорщицкой улыбкой. А вот царедворцам царская ласка к мужичке очень не понравилась, и на мою бедную голову посыпалось столько грязных мысленных ругательств, что у меня запыли щеки и уши. Однако вельможи ошибались, уже видя во мне новую фаворитку, у самого императора относительно меня в голове не появилось ни одной непристойной мысли.
Понимая, что долее оставаться в комнате неприлично, я сделала глубокий реверанс и ушла к себе. Пытка всеобщим вниманием кончилась, и я оказалась за закрытыми дверями. Теперь мне очень пригодился поднятый Павлом Петровичем носовой платок. Все лицо у меня стали мокрым от пота.
– Чего там? – бросилась ко мне Маланья Никитична. – Чего Курносый?
– Ничего, – ответила я, – пригласил меня к себе в гости. А вот Прохоров, после того как вы влезли в разговор, нам больше не верит, он заподозрил, что мы всех обманываем!
– Нашла о чем печалиться, – презрительно скривилась старуха, – подумаешь, какой-то секретаришка! Как это тебя Курносый в гости пригласил?
– Коллежский секретарь Прохоров уже стал коллежским советником, а если раскроет преступление, то станет генералом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38