– Там солдат с гангреной руки. Ему совсем плохо, и он зовет вас!– Я могу подменить вас, если вы хотите прежде навестить мать, – предложила Юдит.– Мы с ним успели подружиться. – Устало покачав головой, Китти направилась к двери. – По-моему, Норман с самого начала знал, что умрет из-за этой раны. Он попросил меня побыть с ним рядом, когда придет его час, и я пообещала. К маме я пойду позднее.Рядовой Норман Герринг – худой, рано облысевший мужчина примерно тридцати лет – еле слышно стонал и корчился на грязных простынях. Китти торопливо приблизилась к нему. Его тело сотрясала лихорадка.– Пожалуйста, принесите мне тазик и тряпку, – попросила она сестру. – Может, удастся снять жар.– Не стоит… – простонал Норман. – Это конец. Нужно написать письмо домой. Пожалуйста, в Фейетвилл…Китти окликнула Юдит, уже стоявшую на пороге, и попросила ее заглянуть в свою каморку – там есть бутылка свежих чернил, которые она сама приготовила из растений, и гусиные перья.Вскоре Юдит вернулась, и умирающий солдат, задыхаясь, стал диктовать Китти:– Драгоценная моя Мери, я умираю. Я тебя люблю. Позаботься о мальчиках… помни обо мне… помни о Деле. Я отдал свою жизнь не просто так. И если Господь примет меня… я готов…Он умолк, жадно ловя ртом воздух, и Китти напряженно ждала, держа наготове перо. Наконец Юдит шепнула ей:– Китти, он умер.…Китти вышла на крыльцо и вдохнула полной грудью свежий воздух. Солнце почти село, на землю спускалась ночная тьма. Где-то нежно выводила свою колыбельную ночная птица. Заухала сова. «Мир и покой, – устало подумала Китти. – А где-то совсем рядом ходит смерть». В руках она держала недописанное письмо.– По-моему, я так и не привыкну к зрелищу смерти, – чуть не плача, призналась Юдит.– А ты старайся побольше думать о тех, кто выжил, – посоветовала Китти, надеясь утешить Юдит. – О тех солдатах, которые вылечат у нас свои раны и вернутся к жизни.– А ради чего им возвращаться? Юг проигрывает войну, Китти. Только слепец этого не видит! Подумай только, что нас всех ждет! Придут янки и перестреляют всех или побросают в тюрьмы!Хрупкие плечи Юдит судорожно вздрагивали от рыданий, и Китти ласково погладила их.– Пожалуй, я пойду в салун к матери… – прошептала она, обнимая Юдит. – Ты не обидишься?– Конечно, ты должна увидеть мать! – кивнула Юдит, вытирая глаза передником. – Я помогу приготовить ужин для раненых, хотя продукты уже на исходе. Вяленое мясо да лепешки. Ни патоки. Ни кофе. Скоро нечем будет кормить даже армию! – И она скрылась за дверями госпиталя, маленькая, поникшая от горя.Поплотнее закутавшись в шаль, Китти спустилась с крыльца. Но у последней ступеньки она услышала чей-то взволнованный голос:– Мисс Китти, позвольте вас проводить?Вздрогнув от неожиданности, Китти обернулась к Лонни Картеру, выступившему на свет из-под прикрытия кустов, росших у крыльца. Он все еще двигался с трудом – пуля раздробила ему несколько ребер, и рана часто давала себя знать.– Ох, Лонни, как ты меня напугал! Я и не думала, что ты здесь. Тебе следует давно лежать в койке и отдыхать, чтобы поскорее набраться сил и вернуться домой.– Домой? – с горечью переспросил Лонни. – А где он, мой дом? Разве что в могиле? Я из Нижнего Нью-Берна, и в моем доме хозяйничают янки. Мне некуда податься.Не зная, чем его утешить, Китти спустилась с крыльца.– Лонни, мне нужно срочно пойти в город, – сказала она, проходя мимо.– Я знаю. Слышал. И тем более хотел бы вас проводить. Опасно одной в темноте идти по улице. А что, если поблизости крутятся эти чертовы «буффало»? В наше время все возможно!Но Китти упрямо поспешила вперед не оборачиваясь. Не хватало еще, чтобы Лонни увидел ее мать! Нет уж, она постарается обойтись без посторонней помощи. Да и отсюда, из госпиталя, было рукой подать до Централ-стрит, на которой располагалась гостиница «Грисвольд», а в нем злополучный салун.Улицы были пусты. Голдсборо сильно изменила война – мало кто отваживался сунуть нос за дверь после наступления темноты. Город был наводнен дезертирами, выздоравливающими от ран солдатами и теми, кто надеялся спастись от партизан и мародеров. Здесь царили безнадежность и отчаяние перед лицом неумолимо сжимавшегося кольца смерти.Она вспомнила о том, как рассталась с Натаном две недели назад. Прощание на крыльце госпиталя получилось кратким и холодным – Китти вообще предпочла бы его избежать, но Коллинз передал, что будет стоять на крыльце до тех пор, пока не дождется ее. Опять он не оставлял Китти выбора, и она вышла.Натан получил назначение в армию генерала Джозефа И. Джонстона, в штат Теннесси. Судя по нетерпеливому блеску в его взгляде, было ясно, что майора нисколько не вымотали превратности военного быта. Он в подробностях расписывал, как президент Дэвис отстранил генерала Брэгга от командования войсками за провал наступления в Кентукки прошлым летом, а на его место назначил Джонстона.– Правда, президент Дэвис не очень-то доверяет генералу, – продолжал Натан. – Говорят, что президент его недолюбливает, но и у Джонстона он не в большом почете. Одно можно сказать точно: в Теннесси наша армия вполне боеспособна, ей лишь не хватало достойного командующего. А Джонстона солдаты знают и верят ему. Это немаловажно для поддержания морального духа. Вот почему мне не терпится поскорее присоединиться к нашим в Теннесси.– Помогай вам Бог, – еле слышно прошептала Китти. И тут он схватил ее в охапку, сжал что было сил и поцеловал грубо, до крови. Сначала Китти оставалась бесстрастной, но постепенно губы ее смягчились и раскрылись, так что под конец, когда Натан выпустил ее и отстранился, с трудом переводя дух и не скрывая торжествующего блеска в глазах, ей оставалось лишь снова проклинать свое тело, в который раз предавшее ее.– Все, абсолютно все работает на нас, Кэтрин, – заявил Коллинз самодовольно. – Ты скоро сама в этом убедишься. Война кончится, все встанет на свои места, и мы станем мужем и женой.«Неужели Натан настолько наивен, что верит в это? – невольно ускорив шаги, подумала Китти. – Ничто уже не вернется на круги своя после всей этой жестокости, кровопролития и бессмысленных, бесполезных смертей. И всем нам будет очень нелегко жить с таким грузом дальше, кто бы ни победил в этой войне. В одну реку нельзя войти дважды, и лучшее, что можно предпринять, – не останавливаться, а идти вперед, ибо только в будущем есть какая-то надежда».Пьяный хохот, доносившийся из салуна, заставил ее пожалеть о том, что с ней нет надежного спутника. Постояв на пороге, чтобы набраться храбрости, Китти толкнула дверь салуна и шагнула в накуренную полутьму. Наступила мгновенная тишина: все с любопытством уставились на непрошеную гостью.Дорогу Китти преградила вульгарно раскрашенная рыжая особа, нагло скалившая зубы.– Его здесь нет! – грубо выкрикнула она.– Мне не нужны мужчины, – брезгливо фыркнула Китти.– Ну и ты им ни к чему, так что проваливай к черту!Раздался грубый хохот, и Китти покраснела от гнева.– Эй, милашка, а я тебя знаю! – крикнул кто-то за ее спиной. – Ты же работаешь в госпитале, а твоя мать – наверху!Ответом послужил новый взрыв хохота.Китти отважно направилась к незнакомцу: высокому, тощему, в потрепанной одежде. Грубая физиономия заросла бородой до самых глаз, смотревших холодно и даже жестоко.– Вы не поможете мне отыскать комнату матери? Я слышала, что она больна, – как можно тише, чтобы не слышали остальные, обратилась к нему Китти.– Ну да, а как же. – Одним глотком влив в себя янтарное содержимое бокала, мужчина со стуком опустил его на стойку. Бармен ту же снова наполнил его. Китти, с трудом сдерживаясь, терпеливо ждала, пока незнакомец осушит и этот бокал. Наконец он проговорил: – Ну да, Лина больна. Я слышал, валяется полудохлая. Я-то сам на нее не глядел. Потому как не охотник до старух, а вот молоденьких не пропущу… – И он игриво подмигнул. – Словом, так. Пожалуй, я провожу тебя наверх, в комнату твоей мамаши, если… – многозначительно помолчал он, – после этого мы с тобой позабавимся вдвоем!– Шел бы ты к черту! – Отвернувшись от него, Китти ринулась к лестнице. Она сама разыщет нужную комнату, даже если для этого придется стучаться во все двери подряд.– Эй, не вздумай соваться наверх! Это частное владение. У меня там девушки работают…Китти совсем было собралась облить презрительным взглядом рыжеволосую красотку, как вдруг застыла на месте: из полумрака дальнего угла на нее смотрели злобные, лихорадочно блестевшие глаза. Что-то невероятно знакомое было в том взгляде. По спине Китти побежали мурашки, и она с трудом заставила себя двинуться вверх по лестнице.Предчувствие опасности сковало ноги… Почему этот взгляд так и сочился ненавистью? Она невольно вспомнила Люка Тейта. Но нет, мерзавца наверняка давно уже убили, а если он и жив, то вряд ли осмелится сунуть нос в графство Уэйн, где его тут же линчуют.Лампа едва освещала темный зловонный коридор. Китти был отлично знаком этот запах. С корявых стен давно облупилась краска. Все вокруг вызывало чувство брезгливости и отвращения. Из-за первой двери налево ответил грубый мужской голос:– Я еще не кончил, и время мое не вышло, так что валите ко всем чертям!Бедняжка метнулась на другую сторону коридора и, нащупав дверь, приоткрыла ее.– Да-да, входи! Я отлично управлюсь с двумя сразу! – услышала она восторженный возглас, а следом за ним женское хихиканье.Сделав над собой усилие, Китти двинулась к следующей двери. Как угораздило ее мать дойти до такой жизни? Она громко постучала, и через несколько секунд дверь распахнулась настежь. На пороге стояла совершенно голая женщина:– Ну и какого черта тебе надо? Я занята. Пришла искать работу, ступай отыщи внизу Большую Берту.– Мне нужна Лина, – трясущимися губами выдавила Китти, различив в глубине комнаты голого мужчину, раскинувшегося на грязной койке. Она смущенно покосилась на разъяренную женщину: – Пожалуйста, вы не могли бы сказать, в какой она комнате?– Постучи в последнюю дверь справа! – И Китти едва успела отскочить от захлопнувшейся перед ее носом двери.Она поспешила в конец коридора. На ее стук никто не ответил.– Мама., это я… Кэтрин…Но ответа так и не последовало. Нажав на дверную ручку, Китти с облегчением обнаружила, что дверь не заперта. Осторожно открыв ее, Китти вошла в душную каморку.– Мама… ты здесь?В неверном свете чадившей лампы она с трудом узнала осунувшееся, морщинистое лицо матери с глубоко запавшими глазами. Потный лоб так и горел от жара. – Мама, давно у тебя это? Почему ты не дала мне знать?– Не хотела… чтобы ты… увидела меня такой… – Лина задыхалась от мучительной боли. – Знала… что добром не кончу. Такие болезни… лечить не умеют…Китти сразу стало ясно, о чем говорила мать. Она находилась на последней стадии той ужасной болезни, которая сводит в могилу тех, кто неразборчив в любви. Китти не раз была свидетельницей того, как от страшного недуга умирали солдаты, чьи тела под конец превращались в сплошные гниющие язвы.– Я сейчас же побегу в госпиталь и принесу лекарства!.. – торопливо пробормотала Китти, пододвинув к кровати колченогий стул. – Я сниму у тебя жар, а утром перевезу в госпиталь! – Она обращалась не столько к матери, сколько к самой себе, чувствуя полную растерянность при виде больной Лины.Рука матери, лежавшая поверх одеяла, слабо сжала ее пальцы, и больная зашептала:– Хочу, чтоб ты знала… я не переставала тебя любить… Это война… война нас всех исковеркала… твоего папу…– Мама, я знаю точно, что папа жив… – Китти с трудом удерживала слезы. – А теперь успокойся. Я отлучусь совсем ненадолго. Я захвачу только самое необходимое, а утром кто-нибудь поможет перевезти тебя в госпиталь. У меня там совсем маленькая комната, но можно втиснуть еще одну кровать. Мама, ты останешься со мной, и вместе мы что-нибудь придумаем. Пусть у нас сожгли дом, но ведь осталась земля! И мы поднимем ее – я знаю, мы сможем! – Китти не соображала, что говорит. Лина выглядела ужасно. И неудивительно, что никто из ее оставшихся друзей не решался прийти к ней на помощь – все боялись заразиться этой болезнью.– Нет надежды…– Неправда, мама, надежда есть. Надежда всегда остается. Мы не можем в эхо не верить. А теперь мне придется ненадолго отлучиться…– Я только хотела… как лучше для тебя… – горько плакала Лина.– Я знаю, мама, знаю. – Китти погладила ее по руке и встала. – А теперь я пойду. Я вернусь очень скоро.– Прости… меня… – Изможденное тело сотрясалось от тяжелых рыданий.– Перестань сейчас же! – с чувством воскликнула Китти и снова уселась возле матери, легонько встряхнув ее за плечи. – Я же сказала, что наш папа жив, и он воюет в кавалерии у янки, в Теннесси. Про него говорят, что он самый отважный, самый ловкий солдат в армии Севера. И он обязательно выживет в этой войне, я точно знаю. И если он не захочет вернуться домой или ему не позволят, мы продадим ферму и поедем к нему. И начнем где-нибудь в другом месте новую жизнь. А теперь перестань плакать, слышишь? Тебе понадобится вся твоя сила. Потому что тебе надо выздороветь и выбраться из этого места, слышишь?Рыдания утихли. Китти встала и подождала еще. Мать лежала теперь совершенно тихо, закрыв глаза. То ли заснула, то ли потеряла сознание. Китти поспешила прочь из комнаты, протолкалась через толпу в салуне и выскочила на улицу.Почти всю дорогу до госпиталя она бежала, и когда, задыхаясь, поднялась на крыльцо, навстречу ей выскочил встревоженный Лонни:– Что случилось? Вас кто-то преследовал?Бросив на бегу, что ее мать смертельно больна, она поспешила внутрь, чтобы собрать все необходимое для первой помощи. Вскоре Китти уже выходила, сжимая в руках потрепанный докторский саквояж. Лонни решительно загородил ей путь:– Я иду с вами!– Нет, Лонни, я не хочу, чтобы вы шли со мной. Не сейчас. – Она по-прежнему не хотела, чтобы кто-то увидел ее мать. Решительно отодвинув его в сторону, Китти сказала: – Лонни, поверьте, я очень ценю вашу заботу. Однако есть вещи, которые приходится делать в одиночку.– Но женщине опасно появляться на улице в ночное время!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63