Представляешь, она по несколько дней может ничего не есть. Слава богу, сейчас ей стало лучше, она буквально ожила, изменилась на глазах. Она даже начала шутить.— Я понимаю тебя. Но, к сожалению, я не помню свою мать, не помню и отца.— Это так тяжело, — Филипп погладил Констанцию, как маленькую девочку, по волосам.Вдруг она напряглась и вскочила на ноги.— Что? Что-то случилось? Я что-то сделал не так, Констанция?— Нет, ты все делаешь правильно. Но, знаешь, ведь меня могут хватиться, я ушла из дому, не предупредив старого Гильома Реньяра.Услышав это имя, Филипп Абинье вздрогнул.— Не произноси при мне это имя.— Извини, извини, Филипп, я не хотела. Я буду для тебя просто Констанцией. Я должна бежать. Видишь, солнце стоит уже высоко. Я думаю, что и тебе уже пора.— Да, мне тоже пора. Я сказал матери, что еду в церковь.— И она тебе поверила?Филипп пожал плечами, не зная, что ответить девушке.— Мать всегда чувствует, о чем я думаю. Она даже умеет угадывать мои самые сокровенные мысли.— Тебе хорошо. Пойдем же, пойдем отсюда скорее. Надо отсюда спешить. Не дай Бог, меня хватятся, и братья приедут к ручью и увидят тебя, Филипп.— Я их не боюсь, — грозно сказал Филипп. Констанция привстала на цыпочки, обвила его шею руками и нежно поцеловала в губы.Филипп вздрогнул. Это было так неожиданно и так приятно, что его сердце бешено заколотилось в груди. Он хотел удержать Констанцию, хотел прижать к себе, но она выскользнула из его рук, как выскальзывает форель из пальцев неумелого рыбака.— Ты придешь сюда еще? — крикнул ей вслед Филипп.— Да! Да, обязательно приду.— Когда?Девушка приостановилась, обернулась и посмотрела на Филиппа.— Обязательно приду.А Филипп еще ощущал на губах ее влажный поцелуй. Это было ни на что не похожее ощущение, странное и радостное. Ему, конечно же, и раньше доводилось целоваться с девушками, целоваться с сестрой, с матерью. Но этот поцелуй был совсем иным. В нем было столько чувств, что все существо Филиппа буквально запело от радости. И чтобы хоть как — то успокоить себя, он сбежал к ручью и, зачерпнув в пригоршни воду, плеснул себе в лицо, а затем радостно отряхнувшись, направился к тому месту, где была оставлена лошадь.— Ну что, ты меня ждешь?Лошадь закивала головой, застригла ушами, застучала копытом о землю и потянулась своими мягкими и влажными губами к рукам Филиппа.— Нет, ты не умеешь целоваться, — сказал Филипп, поглаживая гриву коня, — да, тебе это и ни к чему.И он сам поцеловал свою лошадь в белую звездочку на лбу.— Поехали, поехали скорее, нас уже ждут. Он под уздцы вывел лошадь, вскочил в седло и, натянув поводья, пустил ее вскачь.Он жадно вдыхал сырой воздух, ветер трепал его волосы. Филипп ликовал, чувство счастья переполняло его, как терпкое вино переполняет драгоценный бокал.»Скорее, скорее, я скажу Марселю, что его подарок пришелся кстати, я думаю он обрадуется. Жаль, конечно, что он не видел, как загорелись глаза Констанции, когда она примеряла его перстень. Но кто же мог подумать, что у Констанции такая хрупкая миниатюрная рука, что даже на указательный палец этот перстень оказался велик. Да к тому же и выбора у меня не было. А вот Лилиан, едва увидит моеЛицо, сразу же догадается, где я был. А если мать спросит, кого я видел в церкви, что мне сказать?»И Филипп судорожно принялся придумывать ответ, но потом бросил эту глупую затею и махнул на все рукой.— А, будь что будет, — громко выкрикнул он, и его крик разлетелся над сжатыми полями.Он еще сильнее пришпорил коня, хотя тот и так уж мчался во весь опор. А Филиппу хотелось мчаться еще быстрее, ему хотелось лететь над землей стремительно, как птица.— Констанция, Констанция, — отбивали копыта дробь. — Констанция, Констанция, — стучало в голове. — Констанция, Констанция, — вторило сердце Филиппа.Едва конь взлетел на холм, Филипп придержал его. Дом Абинье показался Филиппу странным. Что-то было не так, но что, он еще не мог понять.Все двери и окна были распахнуты, а у крыльца стояла карета, запряженная четверкой лошадей, которую он не мог видеть с вершины холма.— Вперед! — крикнул Филипп и сжал бока лошади. Чем ближе было к дому, тем сильнее сжималось сердце Филиппа в предчувствии беды. ГЛАВА 10 Обуреваемый недобрыми предчувствиями, Филипп Абинье въехал в ворота и оказался во дворе своего дома. Как по мановению волшебной палочки у него за спиной возникло два всадника и, обернувшись, Филипп увидел, что прямо ему вГрудь нацелены стволы пистолетов.А вот и хозяин приехал, — сказал офицер, глядя на то, как солдаты вытряхивают из большого сундука вещи.Мать и сестра стояли у двери, прижавшись друг к другу.— Что вы делаете? Зачем? Здесь никого нет, мы одни! — громко восклицала мадам Абинье. — Мы абсолютно одни!— Слезай с лошади, — не обращая внимания на крики женщины, приказал офицер.Филипп спешился и, бросив поводья, хотел подойти к матери, но офицер выхватил пистолет и сказал:— Стой на месте и не двигайся, а не то я продырявлю твоюГолову!— Господин офицер, мой сын ничего не знает, он ни при чем!— А кто знает? — рявкнул офицер, и его лицо налилось злостью.Лилиан дрожала, молитвенно сложив перед грудью руки.А мадам Абинье, казалось, абсолютно не боится солдат.— Я уже вам десятый раз говорю, что у меня в доме нет никаких разбойников, нет мятежников! Вам незачем рыться в вещах и выбрасывать их на улицу!Но солдаты не обращали на крики никакого внимания. Они поглядывали на своего офицера, а тот, махнув рукой, бросил:— Продолжайте обыск!Он был абсолютно уверен, что мятежник, которого они ищут, находится где-то в доме, ведь ему некуда податься в этих краях, кроме как к сестре.Филипп стоял, опустив руки, и угрюмо смотрел на все происходящее.Солдаты привычно занимались своим делом. В их действиях не было ни злости, ни радости, они особенно не усердствовали, но пытались делать вид, что старательно выполняют приказание офицера.Филипп, повернув голову, покосился и посмотрел на карету, запряженную четверкой лошадей, и увидел крючковатый профиль. Это был судья Молербо, который в свое время вел дело об убийстве его отца Роберта Абинье. И Реньяры были оправданы. Неизвестно, каким способом им удалось оправдаться: может быть, подкупом, может быть, посулами, а может быть угрозами. Но это не меняло дело. Филипп Абинье все равно презирал судью Молербо.Тот мизинцем опустил штору, и она скрыла его.»Так вот кто это все затеял!» — подумал Филипп. Наконец, все солдаты собрались во дворе. Офицер постучал пальцем. Дверь кареты приоткрылась.— Господин судья, мы никого не нашли.— Плохо искали! — рявкнул судья Молербо и захлопнул дверь.Офицер вновь открыл дверь кареты.— А может быть, его кто-нибудь предупредил и он опять убежал? Этот Марсель изрядная бестия и поймать его будет не так-то просто.— Да, я знаю, я уже целый месяц за ним охочусь, — он крючком согнул указательный палец и поманил Филиппа к карете.Тот стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока ствол пистолета не подтолкнул его в спину.Голос судьи разительно изменился, он стал елейным и даже немного заискивающим:— Садись, садись в карету, мы с тобой немного прокатимся.Филипп посмотрел на мать, на сестру, не решаясь ступить на подножку кареты.— Оставьте моего сына в покое! Что он вам сделал? Он ничего не знает, ничего, он еще очень молод!— Не беспокойтесь, мадам, — ласково сказал судья Молербо, — я не причиню зла вашему ребенку, тем более, он и мне очень нравится. Садись!Филиппа больно задело слово»ребенок», ведь он считал себя настоящим мужчиной.Да он и был таким. Все хозяйство держалось на его плечах, и семья Абинье не разорилась только благодаря стараниям Филиппа.Он сел в карету, стараясь держаться независимо и гордо. Судья дал указание, кучер натянул вожжи и карета, плавно покачиваясь на рессорах, выехала со двора. Отряд солдат во главе с офицером сопровождал карету.— Верните, верните мне моего сына! — слышался крик мадам Абинье.Но никто не обращал внимания на стенания пожилой женщины. Судья Молербо недовольно поморщился. Он поправил свой аккуратно завитой парик и почесав ука —Зательным пальцем нос, подмигнул Филиппу так, словно они были давними друзьями и их связывала какая-то тайна.— Ты смелый и честный парень, мне очень нравится твое открытое лицо и думаю, ты поможешь правосудию.Филипп почувствовал, как по спине двумя струйками побежал холодный пот, но его лицо осталось непроницаемым.Он прекрасно знал, о чем сейчас попросит судья.Но разговор повернулся совершенно в другое русло.— Говорят, Филипп, Реньяры никому не дают покоя. Я вспоминаю то дело и теперь, честно тебе признаюсь, сожалею, что оправдал тех головорезов.— Да, да, господин судья, от них буквально нет житья. Они досаждают всем, третируют всю округу, выгоняют людей из их домов, забирают скот. А у одного арендатора забрали урожай.— Какие мерзавцы! — улыбнулся судья Молербо. Филипп разговорился, а этого судье только и надо было.— Так ты говоришь, они совсем бесчинствуют и распустили руки?— Да, господин судья.— Поговаривают, что они не лояльны к королю?— Вот этого я не могу вам сказать, господин судья, я сам с ними не встречаюсь, поэтому не могу ответить на ваш вопрос.И тут Филипп спохватился, вспомнив, что Констанция тоже принадлежит к роду Реньяров и если судья расправится с Реньярами, то пострадает и его возлюбленная.— Ты о чем-то задумался, Филипп? — усмехнулся судья. — Может быть, ты знаешь больше, чем я, но боишься говорить? Так смею тебя заверить, не стоит никого бояться, ведь закон будет на нашей стороне. И у нас хватит сил, чтобы расправиться с любым, кто посягнет на твою независимость.— Господин судья, но я ничем не могу вам помочь, хотя я был бы очень вам благодарен, если бы вы избавили всех окрестных жителей от бесчинств Реньяров.— Что ж, я могу сделать это, — он обернулся и посмотрел на солдат, которые, растянувшись по дороге, ехали за его каретой. — Но мне нужна и твоя помощь, Филипп, только ты можешь мне помочь.— Чем? — воскликнул Филипп Абинье.— Тем, что так сильно ненавидишь Реньяров. Мы уже давно ищем одного человека, думаю, тебе известно его имя — Марсель Бланше.— Да, господин судья, это наш родственник.— Кажется, он приходится тебе дядей, — показал свою осведомленность судья, — правда, по линии матери.— Да, вы правы, господин судья, но я его не видел уже очень давно, — Филипп соврал с абсолютно спокойным лицом.— Ты говоришь, давно, это сколько — день, два, неделя?— Нет, господин судья, очень давно.— Сколько же это — давно?— Несколько лет, господин судья, по-моему, года четыре.— Ты говоришь, парень, четыре года? Это очень большой срок. А вот мне донесли, что он сейчас находится в этих краях, что он ранен и только чудом ушел от погони.— Не знаю, господин судья, но если вы думаете, что мой родственник может быть не лояльным по отношению к нашему королю, то вы ошибаетесь.— Вот об этом, парень, лучше судить мне, а не тебе, — лицо судьи сразу же сделалось злым и строгим, а Филипп мгновенно пожалел, что был откровенен с этим человеком. — Если Марсель Бланше еще не появился в этих краях и не был в вашемДоме, то я уверен, что он в ближайшем времени объявится. Я точно знаю, что ему не удалось покинуть Францию. И я с удовольствием помог бы тебе, Филипп, расправиться с Реньярами, ведь это твоя заветная мечта, я вижу по глазам.Филипп кивнул.— Но ты для этого тоже должен кое-что сделать.— Что же я должен сделать?— Когда мятежник и изменник короля Марсель Бланше появится в вашем доме, ты должен всего лишь сообщить об этом мне и постараться задержать его до прибытия солдат. Ты согласен?Филипп вздрогнул и прижался спиной к подушке.— Господин судья, я не смогу это сделать.— Ну что ж, ты вправе поступать так, как считаешь нужным, но тогда и я не стану помогать тебе и в конце концов, Реньяры прикончат ваш род. Вернее, не захочу, как ты не захотел помочь мне.Филипп молчал.— Ну что ж, кажется мы с тобой обо всем поговорили и ты можешь быть свободен. И тогда не приходи за помощью ко мне, будешь выпутываться сам.Хорошо, господин судья, я все понял.— Нет, парень, ты ничего не понял, ты слишком молод и слишком честен, — и судья Молербо положил руку на плечо офицера, сидевшего в углу кареты.Тот, поняв, чего желает господин судья, распахнул дверь и на ходу вышвырнул Филиппа на обочину.Парень упал в грязь и долго сидел на земле, слыша хохот солдат. А карета судьи быстро удалялась.Наконец, чертыхаясь, Филипп поднялся на ноги, отряхнулГрязь и побрел к дому.Мать и сестра собирали разбросанные вещи, втаскивали в дом сундуки, ставили на место мебель.Увидев сына, Этель обрадовалась.— Они тебя били, Филипп?— Нет, мама, — единственное, что сказал Филипп и пошел в конюшню. — Марсель! Марсель! — негромко окликнул Филипп.Зашелестела солома, с грохотом упало несколько широких досок, и перед Филиппом появился Марсель Бланше с пистолетом в руке.— Ну что, ты испугался, парень?— Нет, дядя, — сказал Филипп.— Что они у тебя спрашивали, они искали меня?— Да.— Судья Молербо, наверное, предложил тебе свою помощь, Филипп?— Да, он говорил, что уничтожит всех Реньяров, если я скажу ему, где прячешься ты.— Как вижу, ваша сделка не состоялась, — немного горько улыбнулся Марсель Бланше, пряча пистолет за пояс.— Не состоялась и не могла состояться, ведь ты сам говорил, что ни в роду Бланше, ни в роду Абинье никогда не было предателей.— Молодец, парень! Молодец! — и Марсель крепко прижал к своей груди перепачканного в грязь племянника.Они несколько минут так и стояли — мужчина, умудренный опытом и юноша, еще не вкусивший жизни.Наконец Марсель Бланше разжал объятья и уселся на ступеньку лестницы, ведущей на чердак.— Понимаешь, племянник, у меня сейчас безвыходное положение.— Почему, Марсель?— Я не могу оставаться в доме моей сестры, потому что своим присутствием подвергаю вас опасности. И поэтому, наверное, мне придется покинуть ваш гостеприимный дом.— Марсель! Марсель, не спеши, подумай, ведь тебя никто не гонит. У нас хватит еды, а моя мать и Лилиан тебя любят.— Да, мать меня любит, но больше она, как всякая мать, любит тебя и Лилиан. А солдаты наверняка вернутся и тогда неизвестно, успею ли я спрятаться, и вы пострадаете за то, что укрывали мятежника и изменника короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27