Всю ночь напролет он мечтал согреться у огня или под одеялом.
Он злился на себя. Ему казалось, что он куда выносливее. Его прозвали Викингом, но то ли учеба в университете превратила его в слюнтяя, то ли он действительно сильно переоценивал себя. Эти дети, несмотря на комплекцию и возраст, могли дать ему сто очков форы. Как же, оказывается, его избаловала жизнь!
Теперь, когда за ним перестали следить, Тор почувствовал себя беззащитным. До чего мерзко живется этим несчастным разбойникам! Черт побери, он что, сошел с ума, растерял последние мозги? Неужели он не в состоянии придумать, как освободиться? Заложник! Да он придушит этого главаря при первом же удобном случае!
Но сначала придется выложить деньги. Это приводило его в ярость. Ничего не поделаешь. Другого выхода нет. Что ж, он заплатит, но потом взыщет с них сторицей, не прибегая к помощи правосудия. Ему пришло в голову, что этим деткам самое место в приюте Флоры Маккаскар. Железная дисциплина и постоянный контроль живо собьют с них спесь. А он полюбуется, как их будут перевоспитывать.
Пока что Тору приходилось любоваться лишь рассветом и видом просыпающегося лагеря. Подростки потягивались, зевали, бросали на него короткий взгляд, быстро натягивали маски и бежали в кустики на другой конец ущелья. Тор бы с удовольствием составил им компанию, но будь он проклят, если попросит об этом!
Следовало бы поговорить с ними, попытаться наставить на путь истинный. Едва ли это даст что-нибудь, но попробовать можно. А вдруг ему удастся их убедить? Они ведь хотят жить на ранчо. Едва ли они представляют себе, как тяжела жизнь скотовода. Не дай им Бог убедиться в этом на собственном опыте.
Он следил за главарем. Тот вернулся, соорудил костер и принялся что-то варить. Только сейчас, при свете дня, Тор обратил внимание на его грациозные движения, тело больше похожее на девичье, чем на мальчишеское, и впервые заподозрил, что среди бандитов есть особы женского пола. До сих пор он считал их всех грубыми и хулиганистыми пареньками, но бандиты вели себя в удивление послушно и мирно, так что он не знал; что и думать.
Сидя под деревом, Тор смотрел на собравшихся у костра «Бешеных малолеток». Они передавали друг другу кружки с водой, кивали и тихонько переговаривались сквозь заглушавшие голоса маски. Банда девчонок промышляет на Диком Западе? Чушь, не может этого быть! Он усмехнулся и отогнал от себя идиотскую мысль.
Его умная, решительная, сильная сестра Дейдра была суфражисткой, но это не мешало ей оставаться женственной. Невозможно представить себе, чтобы она, взрослая, отправилась грабить поезд даже во имя принятия закона о всеобщем избирательном праве. Должно быть, он ошибся. А если нет?
Что бы стало с дамами в жестких корсетах, платьях до полу и дорогих шелках, попробуй они напасть на поезд? Да в такой одежде они и бегать-то толком не смогли бы, не то что грабить! И, черт побери, уж подавно им не пришло бы в голову броситься на мужчину. Леди никогда не взяла бы в заложники ни мужчину, ни кого-нибудь другого…
Он вспомнил о женщинах, борющихся за право голоса, равенство перед законом, возможность самим выбирать себе профессию и место работы. Если им удастся добиться своего, исчезнет само понятие «дама», даже «дама сердца». Мир изменится коренным образом. С первых лет жизни мальчиков приучали к мысли, что настоящий мужчина должен держать женщин в узде. Если бы они этого не делали, то как могли бы без опаски присваивать себе все самое лучшее?
Впервые он подумал о том, что следовало бы серьезно поговорить с Дейдрой. Он бы еще понял, если бы некоторые дамы голосовали, прислушиваясь к советам мужей, но если каждая женщина в этой стране будет отдавать свой голос комy попало, начнется черт знает что. А мысль о том, чтобы соперничать с женщинами при приеме на работу, вообще не зла ни в какие ворота. Мужчинам свое, а женщинам свое. Ему нравилось ощущать превосходство, и он не собирался оставаться со своим положением, что бы там ни думала суфражистка сестра. Тор нахмурился и пришел к выводу, что не мог попасть в плен к компании девчонок. Мужское самолюбие не могло с этим смириться. Он посмотрел на главаря и крикнул:
– Эй, подойди сюда! Развяжи мне руки, а то они почернеют и отвалятся!
– Как только согласишься заплатить выкуп, тебя накормят завтраком и развяжут.
Хармони подошла к юноше, положив ладонь на торчавшую из кобуры рукоятку пистолета.
– Тебе не удастся удрать. Это же глупо. Хочешь, чтобы тебя схватили? Сыщики только и ждут, когда ты сунешь нос в Лас-Крусес, – беспечно сказал он, глядя на сидевших у костра подростков. – Слушай, я не шучу. Почему бы всем вам не вернуться домой, к друзьям и родным, которые будут заботиться о вас?
– Сладко поешь, богатей! – не скрывая насмешки, ответила Хармони. – Мы не привыкли к такой жизни. Вот получим твои денежки, тогда и подумаем, как их потратить.
– Вы же дети! Отцы и матери, наверно, с ума сходят от страха!
Хармони окаменела.
– Замолчи! Сам не знаешь, что мелешь!
Она оглянулась. Девочки тесно прижались друг к другу. Так и есть, слова этого дурака довели их до слез! Что он знает о жизни, ее боли и потерях, проклятый белоручка? В ее душе вновь вспыхнула ненависть. Она изо всех сил пнула Тора носком тяжелого ковбойского ботинка.
– Будь ты проклят! – зарычал тот, злобно глядя на девушку. – Не придумал ничего умнее, чем калечить заложника?
– Умнее всего было бы тут же всадить тебе пулю в лоб.
– Ну давай! Стреляй!
– Ни мне, ни тебе это не принесет пользы. – Она встала на колени рядом с Тором. – Если сейчас же не замолчишь, я заткну тебе рот.
– Ты хоть соображаешь, на что толкаешь остальных?
– Повторить еще раз? Ты не знаешь, о чем говоришь. А теперь заткнись, или я заставлю тебя замолчать.
Роя сухую землю каблуком «веллингтоновского» ботинка, он понял, что проиграл. С «Бешеными малолетками» каши не сваришь. Ему не переубедить их.
– О'кей. Я дам вам денег.
Тора поразило, как изменилось выражение уставившихся на него глаз. Теперь они казались не карими, и темно янтарными.
– Когда?
– Чем скорее, тем лучше. – Черт с ними, пусть сами лезут в петлю. Это его больше не касается. – А теперь развяжи ремни и дай мне поесть.
Хармони встала и отошла в сторону от заложника. Она испытала такое облегчение, что закружилась голова. Они спасены, окончательно и бесповоротно! Отныне они никому не причинят вреда и будут отнимать деньги только у богачей, которые сами обирают бедняков! Добравшись до костра, девушка от слабости опустилась на колени. Слезы навернулись на глаза, но она не дала им воли. Деньги еще не у них. Но они уже близко, совсем близко!
Хармони посмотрела на обернувшиеся к ней серьезные личики и улыбнулась под маской. Девочки уже знали о выкупе и по пути из кустов слышали слова заложника. Им было ясно, что это значит. В глазах детей читалось облегчение… и тревога. Как ей благополучно выбраться из Лас-Крусес? Пока она этого не знала.
К ней подошли Джесмин и Блейз, встали на колени и принялись гладить по спине.
– С нами все будет в порядке. Не беспокойся, – мягко сказала Джесмин. – Пока ты собираешься, мы накормим его.
– Не попадись на удочку! – предупредила Хармони, поднимаясь на ноги.
Блейз положила руку ей на плечо:
– Джесмин будет его кормить, а я возьму на мушку. Он не убежит.
Хармони кивнула. Нельзя было показывать, что она не доверяет им. С самого начала между ними существовало равенство, и теперь этого не изменить. Последние несколько месяцев девочки вели себя как рыцари без страха и упрека.
Когда они отправились кормить заложника овсянкой, Хармони взяла котелок, щедро посыпала кашу сахаром и принялась за еду. Соображала она быстро. Ей следует одеться владелицей ранчо. Это обличье действует на городских жителей как нельзя лучше. Леди. Боже, как она докатилась до такой жизни?
Мать выбивалась из сил, чтобы воспитать из нее леди, девушку, которой предстояло вырасти, выйти замуж и заниматься домашним хозяйством. Хармони умела прилично читать и писать, шить, готовить и вести беседу, но никогда не вышла бы замуж. Никогда!
С нее было достаточно воспоминаний об отце, возвращавшемся домой после очередной пьянки и вымещавшем огорчения на жене, которая и пикнуть не смела. Он бил ее – иногда до полусмерти, иногда с садистской жестокостью. Обычно мать принимала удар на себя, но стоило подросшей Хармони начать протестовать, как стало доставаться и ей.
Когда девочке исполнилось тринадцать лет, после очередного жестокого избиения мать умерла. На судебное разбирательство и помощь рассчитывать не приходилось – они были иммигрантами. После похорон Хармони ушла из дому, забрав одежду и золотой медальон с портретом матери внутри. Принять от отца что-нибудь еще она не пожелала.
Хармони пыталась работать служанкой (на лучшее место иммигрантке рассчитывать не приходилось), но когда хозяин попытался изнасиловать ее, девушка поступила на фабрику со сдельной оплатой труда. На пять долларов в неделю прожить было невозможно, и она часто голодала. Девушки постарше обычно заводили себе «друга», подкармливавшего их. Кое-кто не брезговал и прямой проституцией.
Первые годы она жила в тесной каморке, деля ее с несколькими подругами, но потом получила небольшую прибавку к жалованью и более выгодную работу. В восемнадцать лет у нее была собственная крошечная комната в пансионе, но лишь потому, что она согласилась убирать за остальными жильцами. Это был отличный приработок. И еда впридачу.
И тут на нее обратил внимание Айшем Торнбулл. Хозяин привык делать с работницами все, что хотел. У них не было выбора: или идти навстречу желаниям шефа, или выметаться с фабрики. Все они отчаянно нуждались в работе, несмотря на нищенскую плату.
Но Хармони не обременяли ни дети, ни родители, ни муж. Она оказала сопротивление. Торнбулл тут же уволил ее, угрожал пристрелить, но ничего не добился. Видимо, ее необычное поведение раззадорило хозяина. Он принял ее обратно. Хармони держалась изо всех сил. Он дал ей прибавку, повысил в должности, но и тут девушка продолжала твердить «нет». Тогда Торнбулл поклялся, что в конце концов услышит «да»…
Овсяная каша вкусом напоминала опилки. Нет, жалеть не о чем. Она дожила до двадцати шести лет, и с тринадцати ни один мужчина не избил ее, не изнасиловал и не назвал себя ее хозяином. С тринадцати лет она живет самостоятельно и сумеет обеспечить крышу над головой этим девочкам, у которых не осталось ничего и никого на свете. Отныне эти дети – ее семья, и она будет защищать их изо всех сил.
И пусть ради этого ей придется красть, грабить и силой вымогать у людей деньги. Пусть! Но поднимется ли у нее рука на заложника? Сможет ли она превратить эти горячие голубые глаза в холодные льдинки? А если у нее не будет другого выхода? Она найдет способ заставить этого упрямца плясать под ее дудку. Хотя пленник и согласился заплатить, Хармони знала, что он попытается обмануть ее при первом удобном случае.
Она отставила котелок и поглядела на заложника. Тор сидел у дерева и держал в спутанных руках кружку с водой. Закончив пить, он передал кружку Джесмин. Блейз сидела перед пленником, держа в руке пистолет, и не отрывала глаз от его лица.
Хармони улыбнулась. У девчонок был ужасно свирепый вид. Они были в ботинках, брюках, рубашках, куртках и шляпах. Шейные платки закрывали их носы, талии перехватывали портупеи с кобурой. У каждой был свой собственный пистолет. Хармони терпеть не могла стрелять, но скрепя сердце обучила этому детей. Лишь умение защитить себя позволяло им выжить. И не только во время налетов. Пустыня кишела гадюками, скорпионами и другими опасными тварями.
Она поступала правильно, но легче от этого не становилось. Во всем был виноват Айшем Торнбулл, и Хармони проклинала его день и ночь. Он стремился устранить свидетелей преступления, но она прикончила бы его раньше. Ненависть! Она не имеет права забывать об этом. Не следует жалеть того, чьи деньги помогут добиться цели. Она будет всю жизнь помнить этот пожар!
Прикосновение к шраму на правой руке добавило девушке решимости. Он горько пожалеет, этот заложник, если не отдаст деньги сегодня же! Хармони встала и жестом подозвала к себе Джесмин. Та подошла с пустой кружкой в руках.
– Что надо сделать?
– Я хочу, чтобы вы все оставались на месте. – Джесмин молча кивнула. – Да. – Хармони обвела девочек пристальным взглядом. – Я собираюсь отвезти его в Лас-Крусес. Он получит деньги по телеграфу, я возьму их и отпущу его. Если не вернусь к завтрашнему вечеру, значит, дело плохо и вам надо уносить ноги.
Фейт, Хоуп и Черити разом подались вперед:
– Нет! Мы с тобой!
– Не езди одна… – В глазах Стар вспыхнуло пламя.
– Я не могу позволить, чтобы кого-нибудь из вас поймали. – Хармони прижала к себе Джесмин и погладила ее по спине. – Вам хватит денег, чтобы добраться до Калифорнии. Если вы и дальше будете одеваться как мальчики, то сможете получить там работу и жилье.
– Никуда мы без тебя не поедем! – крикнула Тара и бросилась к ней на шею.
Остальные присоединились к ней. Блейз угрожающе посмотрела на заложника и со всех ног кинулась к ним.
– Не оставляй нас!
– Прекратите сейчас же! – Хармони сделала шаг назад. – До сих пор нам везло. Мы уцелели во время пожара. Если повезет и сегодня, мы сможем скрываться, пока Торнбулл не забудет о нас.
– Но мы не забудем о нем… – Блейз вытянула руку перед собой.
– Помним наших сестер! – воскликнули девочки и дружно соединили руки.
Хармони положила ладонь сверху.
– Я вернусь, но если что-нибудь помешает мне, вы должны остаться на свободе, чтобы отправить Торнбулла на скамью подсудимых. – Она тяжело дышала, слезы туманили глаза. – Не знаю, сколько времени для этого потребуется. Пять лет? Десять? Двадцать?
– Не беспокойся, – успокоила ее Джесмин. – Я всю жизнь буду помнить крики моей мамы.
– Знаю. – Хармони опустила руку и шагнула в сторону. – Помните: что бы со мной ни случилось, не прекращайте борьбы. Обещаете?
Девочки потупились и молча кивнули:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40