– Лед положить?
– Не, сойдет. – Джек отхлебнул глоток. – Я просто глазам своим не поверил: стоит себе у туалетного столика. Потом он пошел в гостиную – я следил за его силуэтом на фоне окна. Я подождал, больше никаких звуков не доносилось. Тогда я вылез из постели, натянул трусы и на цыпочках пошел к двери. Парень включил свет на столе, открыл кейс моей приятельницы и давай потрошить его и складывать, что приглянется, в сумочку, висевшую у него на руке. Я стал незаметно подкрадываться к нему сзади.
– Ну и ну.
– Он был примерно с тебя ростом. В тебе где-то пять футов шесть дюймов?
– Семь дюймов с четвертью.
– Тогда он малость пониже. И весил на вид фунтов сто тридцать.
– Я вешу сто шестьдесят два, – заявил Марио.
– Так что я решил: справлюсь, если только он не прихватил с собой револьвер.
– Ну и как? Не прихватил?
– И тут он оборачивается, и мы смотрим друг на друга глаза в глаза. Этот парень говорит, так спокойненько: «Держу пари, я попал не в тот номер. Это ведь не тысяча пятьсот пятнадцатый?» Я отвечаю: «И близко не лежало». И что бы ты думал? Он усаживается на стул, достает сигарету и спрашивает: «Не возражаете, если я закурю?» Я спрашиваю: «А что, нервишки разгулялись?» А он: «Просто со мной такого еще не случалось». И прикуривает. Я спрашиваю, неужто он ни разу не попадался. Он говорит: «Под следствием был, но ни разу не осужден. А вы?» Я ему рассказал, что однажды меня сцапали, когда я спекулировал билетами на ипподроме, и содрали двести долларов штрафа. Он говорит: «Не хочу ныть, сам терпеть не могу нытиков, но это я в последний раз, я уже собирался завести дело с моим зятем, будем сдавать машины в аренду». И он так это сказал, что я сразу понял: ему совершенно не охота связываться с этим зятем. Штука в том, что мой зять, Лео, уже тогда уговаривал меня работать в его погребальной конторе. Выходит, у нас с ним было кое-что общее.
– С этим парнем?
– Ну да, у нас с Бадди. Это он и был, Бадди Джаннет, который теперь лежит мертвый у нас в конторе.
– Раз он был такой коротышка, что же ты его не связал?
– Зачем?
– Позвал бы копов.
Джек отпил очередной глоток, не торопясь с ответом.
– Так ведь бывает. Впервые встретишься с человеком, и он сразу же придется тебе по душе. Чувствуешь симпатию к нему, вроде как у вас с ним есть что-то общее.
– Да, но он же влез к вам в комнату!
– А разговаривал он так, точно мы с ним спокойно сидели в холле. Это было что-то новое для меня, такая игра: играй, а там видно будет, куда она тебя заведет. Почему бы и нет?
– Он что-нибудь украл у тебя?
– У меня ничего не было. Он сказал, что давно следит за Беттибар – она носила дорогие шмотки и золотишко. Он уже побывал в этом номере днем, приходил на разведку. Я спрашиваю: «Зачем же приходить еще раз ночью?» А он говорит: «Когда люди уходят из номера, они ничего ценного в нем не оставляют. Первый раз приходишь, чтобы осмотреться, запомнить, где мебель стоит. Видишь, сейчас она спит, бумажник и украшения положила на туалетный столик, я их сразу взял, и мне не надо шарить по комнате, натыкаясь на все подряд». Он и про меня знал, что меня наняли уже здесь, а не привезли из Нью-Йорка. Испрашиваю: «Как ты выбираешь своих клиентов, на глазок прикидываешь?» Он говорит: «Нет, я к ним присматриваюсь. В баре, в других местах. Обычно довольно скоро можно понять, у кого что имеется. Эта твоя – пограничный случай, но все же дело того стоило. У нее в бумажнике больше тысячи баксов». Я спросил, как он вошел в комнату. Он сказал, у него есть такой специальный ключ. Показал мне его. Потом спрашивает: «А что, если леди сейчас проснется?» Я говорю: «Тогда тебе хана». Он спрашивает: «А если не проснется?» Я говорю: «Другое дело. Но сперва объясни, что это за волшебный ключик».
– Небось он его у швейцара стянул, – предположил Марио.
– Не-ет. Он действовал так: регистрировался в гостинице, занимал номер, а потом ночью вытаскивал из двери замок, разбирал его и соображал, как должен выглядеть пожарный ключ.
– Что значит «пожарный ключ»?
– То и значит: «пожарный». Универсальный ключ, который открывает все двери в гостинице, если случится пожар или что-то в этом роде и администрации понадобится проверить все комнаты. Этот парень раньше был слесарем. Я его спрашиваю: «Сколько у тебя таких ключей?», а он мне в ответ: «Я бы мог продать такой ключик понимающему человеку штук за пять, а то и дороже». Я говорю: «А можешь и даром отдать человеку, который окажет тебе кое-какую услугу». Он говорит: «Я-то думал, у тебя другое на уме. Ты берешь себе наличные, я – все остальное, а если она заметит, что у тебя в штанах что-то спрятано, скажешь, твоя штука набухла, и повалишь ее на кровать». Джек ухмыльнулся и покачал головой.
– Вот это был человек! Профессионал высшего класса, в костюме, при галстучке – он выглядел как телезвезда, а разговаривал как самый обычный парень.
– Значит, ты взял у него ключи, – подхватил Марио, – и отпустил его?
Джек жестом остановил его.
– Я сказал ему: «Сперва выкладывай, что утащил». Он опять предлагает: «Оставь себе наличные, а остальное я унесу». Я говорю: «Тогда они впишут мое имя в протокол об ограблении, верно? Один раз попадешь в досье, и твое имя в любой момент может всплыть снова. Нет, мне это не подходит». Бадди говорит: «Да, ты не дурак, может, из тебя что и выйдет. А кишка не тонка зайти в комнату, где спят люди?»
– Я бы не смог, – покачал головой Марио.
– Все-таки это было забавно: он сидит и рассуждает, не тонка ли у меня кишка, при том, что я держу его за яйца. Но я ему не грозил, дескать, отдай ключи или сдам тебя копам. Нет, об этом между нами не было сказано ни слова. Потом, когда мы снова встретились, он сказал, ему понравилось, что я не пытался действовать нахрапом. Он сказал – это высокий класс.
– Господи! – выдохнул Марио.
– А теперь он мертв.
– Еще налить?
– Нет, пока хватит.
Джеку надоело стоять у бара, и он перешел за столик. Огляделся, проверяя, не идет ли Лео, и только теперь заметил, что в баре включили свет. Шел дождь, и сквозь большую стеклянную панель над Кэнэл-стрит небо казалось бледно-зеленым, а все остальное – темным. Вот и Лео. Он на ходу отхлебнул мартини, чтобы не пролить. Редкие волосы прилипли к голове, с плаща течет на пол, лицо напряженное.
– Ты в норме?
«Смотря что считать нормой», – хотел было ответить Джек, но решил не усложнять и сказал попросту:
– Все в порядке, – с такой интонацией, словно этот вопрос его малость удивил. Он чувствовал себя таким живым, тело словно плыло, согретое выпивкой, разум пробудился, в нем теснились образы, слова, воспоминания. – Как там Бадди? – спросил он.
– Готов принимать гостей, – сказал Лео и посмотрел на стакан Джека. – Что ты пьешь?
– «Сэзирак».
– Давно ты перешел на «Сэзирак»?
– С час тому назад. Точно не знаю. Сколько на твоих? Уже стемнело.
– Полшестого, – ответил Лео, аккуратно поставил мартини на стол и сел. – Я еду в Бей, обещал Риджине быть к ужину. – Ты точно в норме? – Вечно он такой серьезный, озабоченный.
– Пока я здесь, со мной ничего не случится, – заверил его Джек. – Вот если выйду из бара, могу и под машину угодить.
– Тебе завтра ехать в Карвиль. Не забыл?
– Жду не дождусь.
– Я подъеду к семи. Будут читать розарий по твоему другу Бадди. Священник из Кеннера, из прихода Божьей Матери Заступницы.
– Об этом он всегда мечтал, – подхватил Джек. – Чтоб розарий читали.
– Да! – спохватился Лео. – Мне еще раз звонила сестра Тереза Виктория из Карвиля. С тобой поедет кое-кто еще, хочет проводить умершую. Составит тебе компанию. Ты же не будешь против, а?
– К черту, Лео! – буркнул Джек. – Ты ведь знаешь, не умею я говорить с родственниками, они же не в себе. Хочешь, чтобы я ехал сто пятьдесят миль и обратно и всю дорогу ломал себе голову, что бы такое сказать в утешение. Господи Иисусе – ни пошутить, ни посмеяться. На кладбище их провожать – еще куда ни шло, тут и говорить ничего не надо. Некоторые родственники к тому времени вроде как даже облегчение испытывают. Вот черт!
Лео отпил из бокала и спросил:
– Ты все сказал? – И отпил еще глоток. – Это не родственница, а сестра, в смысле – монахиня. Она подобрала эту девушку там, в Никарагуа, привезла сюда на лечение. Я как раз возился с твоим приятелем, когда позвонила сестра Тереза Виктория. Она куда-то торопилась, быстро мне все сказала и повесила трубку.
– Так я за монахиней еду? В смысле, померла-то монахиня?
– Слушай внимательно, – повторил Лео. – Умерла молодая женщина из Никарагуа, двадцати трех лет. Я записал ее имя, блокнот лежит на стойке в бальзамировочной. Имя этой монахини, которая поедет с тобой, сестра Люси. Тоже записано. Дошло?
– От чего она умерла?
– От чего бы ни умерла, это не заразно. Ясно тебе? Завтра в час ты заедешь за сестрой Люси в миссию Святого Семейства на Кэмп-стрит. Знаешь, где это?
– Где бесплатная кухня.
– Вот именно. Она тебя ждет.
– Если не о чем будет с ней говорить, почитаем розарий.
– Ради бога. – Лео допил последний глоток. – Ты в норме?
– Полный порядок.
– Не забудь. В час дня.
– Нет проблем.
– Лучше бы тебе посидеть нынче дома.
– Все еще беспокоишься за меня?
– Твой приятель лежит у меня на столе в бальзамировочной, а ты уже допился до чертиков. В честь кого «Сэзирак», в честь Бадди или Хелен?
Джек улыбнулся, расслабленно, успокоенно. Это был его любимый бар, здесь он мог провести остаток дня, потихоньку отхлебывая из бокала. За окном идет дождь, темнеет – можно сказать, созданы все условия.
– Тебе хочется спросить меня о Хелен, верно? – пошел он навстречу Лео. – Что я почувствовал, снова увидев ее? Тебе до смерти хочется об этом узнать, да?
– Я тебе уже сказал, – ответил Лео. – Мне не понравилось, когда я об этом услышал.
– Тогда тебе будет приятно узнать, что сердце мое не дрогнуло при виде ее.
– Сердце? А как насчет других частей твоего тела?
– Очарование ушло, – покачал головой Джек. – Она завила волосы, это уже совсем не то. Но знаешь что, Лео? Как она пахнет, ммм! Я знаю, это очень дорогие духи, я как-то стащил такие с туалетного столика в отеле «Пибоди» в Мемфисе и подарил Морин.
– Потому что чувствовал себя виноватым перед ней, – вставил Лео.
– Может, и так. Морин как вскрикнет: «Джек, они ведь стоят сто пятьдесят долларов за унцию! Джек, ты купил их? Скажи мне правду!» Знаешь, как она умеет смотреть прямо в глаза? Тогда я уже ушел от дяди Эмиля…
– То есть он тебя выгнал.
– И все думали, что я торгую кофе. У меня был один приятель-коммивояжер, продавал «Луизиану». В воскресенье вечером попрощаюсь с Морин, в пятницу уже снова сижу в баре в Нью-Орлеане или в Бее, а тем временем какой-нибудь постоялец в Нэшвилле пристает к администратору гостиницы: «Нет, вы мне скажите, как они могли проникнуть в номер, если цепочка все еще висела на двери, когда мы проснулись?»
– А в самом деле, как? – удивился Лео. Зазвенели ножи и вилки – Генри, чернокожий официант, накрывал поблизости столик. Джек вдруг сообразил, что никогда не посвящал Лео в подробности, никому не рассказывал даже о том, как познакомился с Бадди. Что ж, теперь Бадди Джаннет мертв. Можно спокойно рассказывать направо и налево про ту ночь. Но не слишком ли он разболтался?
– Не в том дело, – сказал он. – Я к чему говорю: Морин всегда подозревала, что я чем-то не тем занят. Я ведь совершенно не разбираюсь в кофе, знаю только, что некоторые его пьют. Но я уверен, она никому и слова об этом не сказала.
– В отличие от другой девицы, которую мы только что упоминали, – добавил Лео.
– Что у тебя на уме, Лео? Выкладывай.
– Ты всегда был малость не в себе, Джек, но дураком тебя не назовешь, – заговорил Лео. – Иезуиты учили тебя думать, знать всему цену. Только я вот чего не понимаю: эта рыжая девка крутила тебе яйца и ты ей все позволял…
– Не совсем так.
– А такая замечательная женщина, как Морин, все бы отдала, лишь бы выйти за тебя замуж. Все при ней – и внешность, и ум, хорошее католическое воспитание, а готовит она даже лучше, чем твоя мать и Риджина.
– Ты работал на своего отца и на ее отца, – ответил Джек. – Я понимал: если женюсь на Морин, то стану зятем погребальной конторы «Муллен и сыновья». Это на всю оставшуюся жизнь, ничего другого уже не будет – чтобы понять это, и иезуитского колледжа не требуется. Все равно что угодить в тюрьму.
– Морин было все равно, где ты работаешь, – возразил Лео. – Она по тебе с ума сходила.
– Морин требуется надежность, чтобы все было как надо. Вот почему она вышла за доктора, за это ничтожество с усиками и галстуком-бабочкой. Да не о том речь, – перебил сам себя Джек. – Ты спрашиваешь, почему я не женился на Морин? Да, она милая, сладкая, да. Я мог бы уложить ее на спину, мог бы показать ей, что такое настоящая жизнь, а не вся эта фигня. Хочешь знать, почему я на ней не женился? Задушевную тайну мою хочешь знать?
– Допился, – вздохнул Лео. – Наговоришь такого – сам потом пожалеешь.
Джек оглянулся по сторонам и поближе наклонился к Лео, перегнувшись через столик.
– У меня было предчувствие: как только Морин выйдет замуж, она начнет жиреть. Я мог бы внушить ей другие взгляды на жизнь, но изменить ее метаболизм я не в силах.
– Ты это серьезно? – уставился на него Лео.
– Взять хоть бы мою сестричку Риджину – тоже не мотылек. Как-то раз я разозлился на нее и сказал: «Знаешь, на кого ты похожа? На надувной матрас в кроссовках».
– Приятно слышать.
– Да ты не обижайся, ничего страшного. Просто я предчувствовал: Морин тоже начнет набирать вес.
– В жизни такой ерунды не слыхал! – возмутился Лео.
– Кому что нравится. Я же тебе говорю: мы с тобой разные люди. Нам с тобой не может нравиться одно и то же. Вот ты спрашиваешь, чем меня взяла Хелен? Что я в ней приметил в самый первый раз, когда положил глаз на нее?
– Умираю от любопытства, – признался Лео.
– Ее нос.
Лео молча вытаращился на своего собеседника.
– Классический, можно сказать, аристократический нос. Черт побери, Лео, за всю свою жизнь я не видал носа столь совершенной формы.
– Ты сам-то хоть слышишь, что ты несешь? – спросил Лео так громко, что Генри и Марио, суетившиеся возле бара, услышали и оглянулись на них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36