Чего ради? В конце концов, это же политика: переспишь с кем надо, и готово, а я не таковская, я себя уважаю.
– Да-да, политика. Я отдал свою жизнь своему правительству, правительству моей страны. Я был в Вашингтоне, я близко знаком с вашим президентом. Он написал мне письмо. Я покажу вам его. Подписано: «Рональд Рейган, президент». Сейчас я вам его покажу.
– Не стоит, Дагоберда. Как ваше уменьшительное – Даго?
– Нет. Для друзей я Берти.
– Как мило. Берди – это мне нравится.
– Нет, «берди» – это по-вашему «птичка». А я Берти. Берти.
– Тоже симпатично.
– Это вы – симпатичная. Вы приезжая, да? Откуда?
– Из Майами.
– Да неужто? Из Майами?
– А вы там бывали?
– Конечно, бывал. Я скоро вернусь в Майами. Да, очень скоро.
– Правда? Когда?
– Значит, вы из Майами. Вы понимаете, что это значит – вы вошли в мою комнату, и мы познакомились? Судьба. Это должно было случиться. Мы сами этого не знали, но мы не можем этому помешать.
– Кошмар! – откликнулась Хелен. – Когда вы едете в Майами?
– Оставьте мне свой телефон и адрес, я скоро там буду.
– Нет, это вы дайте мне свой телефон.
– Я его пока сам не знаю. – Полковник поднял глаза, горделиво выпрямился, выпустив на миг ее руку. – Ага, теперь мне принесут его для вас, прямо сейчас, это хорошо. Криспин! – заорал он.
Хелен чуть повернула голову и увидела, как в патио вошли двое мужчин латиноамериканского вида, в дорогих костюмах с приподнятыми плечами. Тот, который шел впереди, в солнечных очках, небрежно засунул руки в карманы.
– Криспин, – сказал ему полковник, – эта прекрасная дама приехала из Майами. Элен, мой друг Криспин тоже оттуда. Садись, Криспин, выпей с нами.
– Мальчики, через пару минут мне пора убегать, – спохватилась Хелен.
Полковник решительно покачал головой: нет, он этого не допустит. Щелкнул пальцами, и второй латинос, тот, что маячил позади и руки держал не в карманах, а перед собой, подошел поближе. Полковник отдал ему по-испански какой-то приказ, бросил ключи, и парень поймал их на лету – послушен, как собака. Потом обернулся к Хелен, снова расплылся в улыбке, сделался «Берти».
– Он принесет письмо президента Рейгана, чтобы я вам его показал.
– Ну зачем? – сказала Хелен. – Это совершенно ни к чему.
Но полковник снова щелкнул пальцами, на этот раз подзывая высоченного негра-официанта, а человек по имени Криспин обратил к Хелен скрытые темными стеклами глаза и поинтересовался:
– И где же вы живете в Майами?
Джек пролистал приходные и расходные банковские квитанции, не нашел ничего похожего на трансфер в банк Майами, обнаружил еще один свежий счет и на всякий случай тщательно скопировал все цифры. В списке спонсоров появилось еще несколько галочек, а некоторые имена были вычеркнуты. Добравшись до послания из Белого дома, Джек снова принялся его перечитывать. Кое-какие пассажи ему хотелось заучить наизусть, особенно те, где говорилось насчет «ринга» и друзей «в штате пеликана». «Штат пеликана», подумать только! А что означает испанская концовка? «Он не тяжелый, он…»?
Стоя с письмом в руках и сосредоточившись на нем, Джек услыхал в тишине какой-то звук. Ключ поворачивался в замке. Кто-то хочет войти, толкает дверь, у него не получается, он пробует снова. Джек схватил оставленную на столе «беретту», перешел к другому краю кровати, ближе к окну, протиснулся за изголовье, прячась за грудой подушек. Нет, так не годится, это ловушка. Лучше встретить врага стоя. Лучше спрятаться в гардеробной, за скользящими дверцами. Но сейчас дверцы закрыты, а когда они раздвигаются, раздается довольно громкий звук. Чтобы попасть в гардеробную, нужно проскочить мимо двери в гостиную. Нужно двигаться побыстрее. Джек не трогался с места, собираясь с силами. Один рывок – и он ползет по полу в сторону гардеробной. По дороге бросил взгляд в гостиную – дверная ручка уже поворачивалась. Пополз дальше, миновал гардеробную и укрылся в ванной. Выключил свет, прикрыл дверь, оставив щель, и встал за ней с «береттой» наготове, прислонившись к холодному кафелю и прислушиваясь.
Тишина. Вокруг темно, только узкая полоска света проникает из-под двери. Джек ждал, прислушивался, но так ничего и не услышал, пока кто-то не толкнул дверь. Дверь сперва пошла на Джека, затем в ванной вспыхнул свет, и дверь отодвинулась от него – вошедший захлопнул ее за собой, и теперь Джек увидел голову с прилизанными густыми черными волосами, торчавшую над приталенным пиджаком с высокими плечами – плечи ссутулились, мужчина наклонился над раковиной и в зеркале над его головой Джек мог видеть собственное отражение. Он видел в зеркале, как он отводит от лица руку с «береттой», вытягивает ее, почти касаясь спины никарагуанца, щедро поливающего свои ладони одеколоном. Индеец со странным именем потер руки, поднес их к лицу, поднял голову, и в зеркале рядом с отражением Джека появилось отражение смахивавшего на креола Фрэнклина де Диоса. При виде чужого лица – вернее, половины лица – нависшего в зеркале над его собственным, Фрэнклин замер, прижимая руки к высоким выступающим скулам, потом уронил руки и попытался обернуться, но Джек прижал дуло «беретты» к основанию черепа индейца, вдавил его в густые волосы, заставив Фрэнклина снова уставиться прямо перед собой.
Сперва Джек слегка сгибал коленки, пытаясь держаться у индейца за спиной, не показываться ему на глаза, но, разглядев в зеркале выражение глаз Фрэнклина, он понял, что индеец узнал его, так что можно стоять прямо, вести игру лицом к лицу. Джек понятия не имел, что ему делать. Надо что-то изобразить, надо, чтобы этот парень, застреливший Бойлана, испугался Джека больше, чем Джек боится его самого. Вот дерьмо. Даже прижав дуло «беретты» к голове индейца, Джек не верил, что сумеет контролировать ситуацию. Что, если индеец не станет его слушаться? – Руки на зеркало!
Индеец покорно наклонил корпус над раковиной, прижал ладони к зеркалу, отрешенно глядя на собственное и чужое отражение. Джек протянул свободную руку вперед, прощупал пояс индейца, потом провел рукой под мышками, обнаружил там влажные круги, но оружия не было. Проверил карманы пиджака. Наклонился, провел рукой по одной штанине, собирался проверить вторую, но тут индеец дернулся, пытаясь повернуться. Джек резко двинул стволом пистолета ему сзади промеж ног, и Фрэнклин, охнув, приподнялся на цыпочки, упираясь бедрами в умывальник. Оказывается, контролировать ситуацию вовсе не так уж сложно.
На правой ноге индейца у самой щиколотки Джек нашел кобуру с пятидюймовым револьвером 38-го калибра, сунул револьвер в карман своего пиджака и выпрямился. Снова двое смотрели друг на друга в зеркале. Смотрели внимательно, но на лицах обоих трудно было бы прочесть что-либо, кроме легкого любопытства. Отражение не выдавало растерянности Джека, не знавшего, что ему делать с непрошеным гостем и как теперь выйти отсюда. Легче всего пристрелить его, значительно сложнее вырубить ударом пистолета по голове. Почем знать, с какой силой следует нанести удар? Черт, а вдруг своим ударом он прикончит этого индейца с дурацким именем, раздробит ему череп? Конечно, Джек вполне мог вмазать чуваку, решившему ударить его, – это было в порядке вещей. Он мог мгновенно разозлиться, умел завестись за пару секунд, ощутить прилив агрессии, желание драться, и потом словно со стороны наблюдал за своим броском, слышал смачный звук удара, глухой стон противника. Но что же делать теперь? Связать индейца? Сломать ему руку? Черт побери, вот уже пять лет, как он никого не бил.
– Как дела? – ни с того ни с сего поинтересовался Фрэнклин де Диос.
Джек прекрасно слышал его слова. Более того, он видел, как тот их выговорил, ведь мрачная рожа индейца торчала прямо перед ним в зеркале. Те же слова он произнес, выходя из туалета. И все же Джек переспросил:
– Что ты сказал?
– Я все пытаюсь понять: разве ты полицейский?
Джек не сводил с него глаз.
– Непохоже. Слушай, я просто не понимаю, кто ты такой. То погребальную карету водишь… Скажи мне одну вещь: девушка была там, да?
Джек не отвечал. Индеец говорил с явным акцентом, но ни напряжения, ни вообще каких-либо эмоций его голос не выдавал. Можно подумать, он спрашивает из чистого любопытства. Ерунда какая-то.
– Они мне так и не сказали, в чем эта девушка провинилась, зачем она им понадобилась. Не хочешь говорить – не надо. Собираешься меня застрелить?
– Ты просто выполняешь чужие приказы, да?
– Приказы надо выполнять.
– Тебе ведь это ничего не стоит. Взял да и выстрелил Бойлану в спину.
– Бойлона – это кто?
– Ты что, даже не знаешь, как зовут человека, которого ты убил?
На краткий миг на лице индейца проступило недоумение.
– Конечно, иногда можно узнать, кого ты убил. Только потом, если будет время поискать в его карманах деньги или еду.
– Еду?!
– Да, тогда, бывает, узнаешь его имя, если у него был армейский значок. А впрочем, какая разница? Он ведь тоже не знал, как меня зовут. Если б повезло ему, а не мне, он бы и шарил у меня в карманах.
– Что ты несешь?
– Ты вот собираешься меня убить. Разве ты знаешь, как меня зовут?
– Ты чертовски странный парень, Фрэнклин, – проворчал Джек и вновь заметил, как по лицу, отражавшемуся в зеркале, скользнула гримаса удивления. – Раздевайся догола и лезь в душ.
Фрэнклин де Диос с готовностью кивнул и направился к ванне, на ходу снимая пиджак.
– Правильно, пристрели меня в ванне, чтобы вокруг не было крови. – Расстегнув штаны, он стянул их с себя, не снимая ботинки. Впервые эти двое посмотрели друг другу прямо в лицо.
– Мы связываем сандинистам руки сзади, заставляем их встать на колени. Они тоже так делают. Наверное, все так делают.
– Но ведь это война. Вы убиваете пленных.
– Вот именно. И ты тоже. – Он снял рубашку, обнажив крепкий торс и ниже – зеленые полосатые трусы. Снова поглядел на Джека. – Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Я сейчас выйду на минутку, – сказал Джек. – Включай воду и полезай в ванну. Сейчас вернусь.
– Сперва ботинки надо снять.
– Пусть намокнут, тебе не все равно?
– Тоже верно. Мы-то заставляли их снимать ботинки, но мои же никому не понадобятся, да? Разве что ты хочешь взять их себе?
– Лезь наконец под душ, черт подери!
Джек выскользнул из ванной, закрыл за собой дверь, прислушался, убедился, что индеец пустил воду. Он представил себе, как Фрэнклин де Диос в дурацких зеленых трусах наклоняется над ванной, открывает кран, регулирует воду – потеплее, похолоднее… Господи, он принял все как должное, он готов к смерти.
Джек метнулся к шкафу, запихал «беретту» и магазины под шелковые рубашки, закрыл шкаф и пошел было прочь, но тут же вернулся: не было смысла возвращать на место оружие, все равно полковник узнает, что он тут побывал. Он потратил еще десять драгоценных секунд, пытаясь что-то решить. Господи, а вода все льется! К черту этот пистолет! Джек заставил себя сдвинуться с места, потом снова вернулся, уронил на пол ключ, носком ботинка протолкнул его под шкаф.
Больше никогда он не войдет в чужой номер, никогда, ни за что!
18
– У меня было только одно на уме: поскорее выбраться оттуда. Хватит с меня этого дерьма. Удирать надо. Я глянул через перила – ты все еще сидела там.
– Еще бы, эти ребята меня не отпускали. Тот недоносок все расспрашивал насчет Майами. Бывала ли я в «Мьютини», бывала ли в «Неон Леон»? Он, видите ли, хотел знать, в какие бары я хожу. А ездила ли я в Ки-Бискейн? Где, черт побери, этот Ки-Бискейн? Я в Майами и была-то всего один раз, лет в восемнадцать.
Они сидели вдвоем в машине Джека. Он припарковал свой автомобиль в конце улицы Тулузы, недалеко от дока. В темноте вздыхала река, на фоне ночного неба четко вырисовывался силуэт экскаватора.
– Это был последний раз. Самый что ни на есть последний, – заявил Джек. – Может, я теперь даже останавливаться в гостиницах не смогу. – Он завел мотор. – Поехали лучше к тебе.
– Нет. Все чересчур запутано. Мне совсем хреново.
– Повтори, что сказал тот парень, когда вернулся?
– Ничего он не сказал. Я подумала – слава богу, он тебя не застукал. Подумала, либо ты успел уйти, либо спрятался где-нибудь под кроватью или в туалете…
– Ты не видела, как я уходил?
– Я головы не могла повернуть. Они оба сидели передо мной и глаз с меня не сводили.
– Он же должен был что-то сказать. Индеец, я имею в виду. Он настоящий индеец, из племени мискито.
– Он отдал Берти его письмо, а тот разорался. По-испански. Мне так показалось – ругал его, почему он так долго копался.
– Какое письмо?
– Письмо от президента Рейгана. Берти прочел его вслух, а потом сунул мне под нос, чтобы я сама прочла… А что там в последней строчке? Я не поняла.
– Когда тот парень вернулся, он был мокрый?
– Мокрый? С чего бы это?
– Он так-таки ничего и не сказал?
– Ничего не сказал. Слова не вымолвил. Сперва Берти орал на него, а потом и тот второй парень.
– Криспин?
– Криспин. Этим заносчивым коротышкам только дай поорать. Пока они вопили, я как раз попыталась рассмотреть, что там делается этажом выше. Думаю, ясное дело, у Джека все в порядке, только куда он подевался? А тут полковник давай меня лапать, гладит меня по руке, по локотку и повыше, и заливается, дескать, вот славно мы вместе времечко проведем. Я просто не могла там больше оставаться. «Берти, – говорю я ему, – ты уж извини, но я с тобой крутить не стану». «Почему?» – говорит он. «Ростом не вышел», – отвечаю и пошла себе.
Сворачивая на Кэнэл-стрит, Джек спросил:
– Волосы-то у индейца были влажные?
Они зашли выпить в бар «Мандина», и там Джек рассказал Хелен, что произошло, когда Фрэнклин де Диос вошел в комнату. Ему пришлось заодно рассказать и про то, что полковник собирает в Штатах деньги. На этом он пока остановился. Остальное он расскажет ей в местечке поспокойнее. Машину они оставили у бара и пошли пешком. Хелен поинтересовалась, куда, собственно, они идут.
– Увидишь, – ответил он ей.
Увидев вывеску «Муллен и сыновья», Хелен заупрямилась.
– Нет, нет, ни за что. Здесь я ночевать не стану. Ты в своем уме? – Потом присмотрелась при свете фонаря к серому зданию с башенками и спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36