Хотите, чтобы я объяснил вам, во сколько обходится доставка из Израиля, контрабандный рейс в Гондурас, да еще все посредники, которых приходится подмазывать?
– Не стоит, если это так расстраивает вас, Дагаберта, – постарался успокоить его Николе. Та женщина за соседним столиком хоть с лица и ничего, но клюет свой ужин безо всякого аппетита и вообще худосочная какая-то, из тех, кому интереснее провести светский вечер в клубе, чем маленько побаловаться. – Что-то вы сбавили темп, ребята, – подбодрил он своих гостей, и они вновь принялись за выпивку. Парочка мачо, только что спрыгнувших с дерева.
– Один геолог как-то сказал мне: «Если вы найдете на этом участке нефть, я готов выпить ее», – неторопливо заговорил Николе – Этот сукин сын дальше своего носа ничего не видел. – Дик Николе исподтишка наблюдал, как полковник нервно перекладывает вилку и нож. – Но я не таковский, я никогда не заставляю человека пить, если ему неохота. Роберт, ты как раз вовремя, – обратился он к подошедшему официанту. Дав ему время обслужить сидевших за столиком и снова отойти, Николе в упор посмотрел на полковника и выпалил: – Дагаберта, дочушка говорила мне, ты любишь убивать. Это правда?
Полковник оставил в покое свой столовый прибор и постарался прямо и честно поглядеть в глаза своему собеседнику.
– Ваша дочь видит войну глазами гражданского человека. Она ничего не понимает. Задача солдата – убить противника.
– Она говорит, вы убиваете женщин и детей.
– А вы разве нет, когда бомбите города?
– У вас вроде не было бомбардировщиков.
– Я говорю, это одно и то же. Партизанская война: напал – убежал, напал – убежал. Тюрем нет, пленников девать некуда, отпустить тоже нельзя, иначе завтра они попытаются убить тебя.
– Одно дело – убивать в сражении, а хладнокровно убивать людей – это совсем другое, – заявил Дик Николе.
– Бывает так, что на войне не отличишь одно от другого, – стоял на своем Дагоберто. – Ваше собственное правительство, ваше ЦРУ учат нас «выборочно применять силу для нейтрализации противника». Что такое – «нейтрализовать»? Ваш президент Рейган объясняет – надо сказать тому парню наверху: «Все, ты тут больше не работаешь». Полюбуйтесь, как все просто. Вот бы вашему президенту побывать с нами под Окоталем. Один из моих людей так перетрусил, что не мог стронуться с места, прижался к стене и наделал в штаны. Я ему говорю: «Ну же, друг, вперед!», а он не двигается, за нами уже собираются другие бойцы и смотрят на все это. Я взял у него из рук автомат, магазин полон до отказа. «Ты даже ни разу не выстрелил!» – кричу я ему. Господи, какой пример этот человек подает другим? Я «нейтрализовал» его из его же ружья и нескольких сандинистов «нейтрализовал», а потом мы сорвали сандинистский флаг и сожгли его. В общем, если и бывает что «нейтральное», то только оружие – ему все равно, кого убивать.
– Сколько лет было человеку, которого вы застрелили?
– Он был достаточно взрослым, чтобы умереть за свободу.
– За чью свободу? – переспросил Дик Николе. – Дочка сказала мне, что мы вот уже семьдесят пять лет занимаем не ту сторону в никарагуанской войне.
– Двадцать первого июня тысяча девятьсот семьдесят девятого года солдат Национальной гвардии в Манагуа застрелил репортера Эй-би-си, – размеренно заговорил Дагоберто. – Весь мир, черт бы его подрал, увидел эти кадры. Такого не должно было произойти, но это случилось, и с тех пор многие нас недолюбливают. Девятого июля сандинисты захватили Леон, шестнадцатого – Эстели и уничтожили гарнизон в Хинотеге. Мне тыкали в лицо винтовкой «М-16», а я не закрывал глаза. Сомоса улетел в Майами вместе со своими родными и своими министрами, он увез с собой тела своего отца и брата. Нас он оставил умирать.
Никарагуанец выразительно посмотрел на своего друга из Майами.
– И родных Криспина он тоже бросил на смерть, отозвав гвардейцев с их кофейной плантации. Анастасио Сомоса, Верховный Правитель и Главнокомандующий, Вдохновенный и Славный Вождь, Спаситель Государства и так далее, и тому подобное. Подлый сын шлюхи, бросивший нас умирать!
Дик Николе молча наблюдал за ним.
Ничего себе, как полковник завелся от пары глотков шиваса! Вот он снова подносит рюмку ко рту, лихо осушает ее, запрокинув голову, и, ставя на стол пустую рюмку, нечаянно переворачивает пару пустых бокалов из-под вина. Криспин оставался бесстрастным, словно оцепенел, но теперь Дик Николе смотрел на него по-другому: этот малый родился в семье кофейных магнатов, с самого рождения получал все, что хотел. Не иначе как он ухитрился утащить с собой часть деньжат, вложил их где-нибудь в Майами. Любопытно, почему у него такое неподвижное лицо, как у покойника?
Ему стало еще интереснее, когда полковник заявил:
– Я вернулся в Никарагуа, чтобы сражаться. Но я хочу сказать вам кое-что, Дик, и вы меня поймете, вы же сами говорили: бизнес есть бизнес.
– Когда это я говорил?
– Не важно, если и не говорили, вы так думаете. Вот и для меня так: я делаю все это не во имя нации и не в память о давно покойном Сомосе. Я делаю это из экономических соображений. Мне нужно то же, что и вам, Дик. Что хорошо для вас, хорошо и для меня.
Уолли Скейлс последовал за полковником Дагоберто в туалет, понаблюдал, как полковник стоит, раскачиваясь, перед писсуаром, как упирается рукой в стену, чтобы удержаться на ногах. Стоя к нему вплотную, Скейлс поинтересовался:
– Вы не заметили, что кто-то дышит вам в затылок? Эй, не лейте мимо!
– Что вам тут надо?
– Я пришел сообщить вам чрезвычайно важные сведения. – Уолли отступил к соседнему писсуару, уж очень ему не понравился остекленевший взгляд полковника. – Вы в порядке?
– Когда писаю, мне лучше. О-ох! – выдохнул полковник, передергивая плечами.
– Что вы узнали насчет своей подружки?
– Ну ее к черту. Проказа меня больше не волнует.
– И правильно. На вашем месте я бы больше боялся подцепить венерическую болезнь, общаясь со шлюхами из Французского квартала. Я бы также поинтересовался, от кого это так разит ирландским виски. Они там любят виски, в Ирландии, а еще «Гиннесс», темное пиво. Как только почуете этот запах в комнате, так и знайте: он снова побывал тут. Впрочем, и мы заходили в его номер – он остановился в той же гостинице. Нашли все инструменты взломщика, но оружия нет. Может, он его где-то припрятал, впрочем, сомневаюсь, он с трудом получил въездную визу и знает, что находится под наблюдением. Вы что, не понимаете, о ком я говорю? Эй, эй, мотай, да не отрывай. Ты себе на ботинки писаешь… Ну вот, так-то лучше. Не забудь руки вымыть.
Низкорослый никарагуанец с совершенно остекленевшими глазами и встопорщенными усиками застегнул ширинку и потащился вдоль стены к раковине.
Вслед ему Уолли Скейлс сказал:
– Может, вы не знаете, что вам на хвост сел агент ИРА? Он живет в вашей гостинице. Приехал в Новый Орлеан из Шэннона, по дороге побывал в Манагуа. Это теперь такой маршрут у членов ИРА, они нынче дружат с марксистами из Латинской Америки, заезжают повидаться с товарищами. Почему бы и нет? Джерри Бойлан самого Каддафи поцелует в задницу, если тот ему подарит пару минометов. Отсидел пять лет в ольстерской тюрьме, смотался к вам в тропики, а теперь вот явился в Новый Орлеан. Спроси его, зачем, он скажет, что, мол, собирает денежки на Шин фейн и объединение Ирландии, а благотворительные организации ему помогают. Но вместо этого он ходит за вами по пятам, а когда вы уходите обедать, обыскивает вашу комнату. Так что же ему нужно? Может, те доллары, которые вы собираете на дело свободы, или еще что?
Дагоберто побрызгал на себя водой, сильно растер лицо полотенцем, но красивее от этого не стал.
– Этот человек irlandes? – переспросил он.
– Irlandesnegro – «черный ирландец» и большой дока. Таскается по барам, болтает направо и налево. Отличное прикрытие. Всем понятно: этот болтун не может быть агентом.
– Что вы с ним сделаете?
– Лично я ничего не буду с ним делать, – возразил Уолли Скейлс. – Я собираюсь провести три недели в «Хилтон-Хед», отдохнуть от этой чертовой влажности и ничего не делать, только наслаждаться мыслью, что сыграл важную роль в судьбоносной борьбе своего народа. Звучит неплохо, а? Я способен разрешить практически любую ситуацию, но так далеко я заходить не стану. Это вы боретесь с оружием в руках против деспотичного правительства и его эмиссаров. Если вы провалитесь, я мало что теряю, разве что капельку самоуважения, это я как-нибудь переживу. А вот вы можете загубить свою миссию и потерять все.
Дагоберто напряженно слушал, скосив глаза, потом швырнул полотенце в корзину, и его налитые кровью глаза внезапно вспыхнули огнем.
– Черт побери, хотите что-то сказать – говорите прямо!
– Его зовут Джеральд Бойлан, он остановился в триста пятом.
– Хотите, чтобы я его нейтрализовал? Уолли покровительственно опустил руку на плечо Дагоберто.
– Разве я об этом говорил? С моей стороны подобное высказывание было бы недопустимым. Это кто-то другой подсказал вам такое решение.
Кловис, шофер Дика Николса, отошел от длинного белого лимузина и направился к парню в черном костюме, стоявшему по ту сторону улицы, близ входа на кладбище. Парень сторожил черный «крайслер», он долго стоял неподвижно, а потом, отойдя от ресторана, перешел поближе ко входу на кладбище и снова застыл, словно статуя. Умеет же человек стоять истукан истуканом!
– Как дела? – окликнул его Кловис.
Парень кивнул в ответ. Так, слегка кивнул. Вблизи он смахивал на черномазого, только посветлее и с примесью чего-то такого китайского, к тому же еще и волосы прилизаны.
– Надоело, да?
Парень не ответил, надоело ли ему стоять у ворот кладбища, словно еще одна статуя. Кловис посмотрел в другую сторону, на ресторан – здоровенное здание с полосатыми тентами вдоль всего фасада и неоновыми огнями на крыше.
– Смахивает на корабль, а? Правда ведь? Мне всегда казалось, он похож на корабль. – Снова обернувшись лицом к странному парню, Кловис принялся втолковывать ему: – Меня зовут Кловис. По-моему, твой босс, один из тех двух парней, которые вышли из этого «крайслера» – или ты работаешь на обоих? – встречается сейчас с моим боссом. – Кловис выждал минуточку, но парень все так же торчал, словно зомби, у металлической решетки, отгораживавшей мертвых от живых. – Ты по-английски-то говоришь? Если не говоришь, чего я корячусь? А если говоришь, что у тебя за пробка в заднице, что ты рта, на хрен, открыть не можешь? Ты хоть понимаешь, что я говорю?
Фрэнклин де Диос улыбнулся в ответ.
– Вот черт! – восхитился Кловис. – Вроде ожил.
Фрэнклин де Диос закивал и сказал:
– Я учил английский с рождения, но я мало пользовался им до последнего времени. Люди, на которых я работаю, не говорят по-английски.
– Ты приехал из Никарагуа?
– Да, оттуда. Я учил испанский, но дома я сперва учил английский и в школе тоже.
– Погоди-ка. Говоришь, ты родом из Никарагуа, но в детстве не говорил по-испански? Как же так?
– Нас потом заставили. Я – мискито. Понимаешь? Я индеец. Сандинисты заставили нас учить испанский, но раньше я учил английский.
– Ты индеец? Взаправду?
– Взаправду.
– Скажи что-нибудь по-индейски.
– Н-ксаа.
– Что это значит?
– «Как дела?»
– Да, ты взаправду индеец, – рассмеялся Кловис.
– Взаправду.
– А почему ты не отвечал, когда я поздоровался с тобой и когда я болтал весь этот вздор?
– Я не знал, кто ты.
– Я сказал тебе, кто я. Ты такой застенчивый? Слышь, а я-то думал, ты из наших. Понимаешь, о ком я? Думал, ты тоже черномазый.
– Да, отчасти. Остальное – мискито.
– А тот парень, на которого ты работаешь, он тоже индеец?
– Нет, он с Кубы, а потом стал никарагуанцем. И тот, второй, полковник, тоже никарагуанец. Мы оба сражались против сандинистов, но каждый сам по себе. Не знаю, почему он не любит сандинистов. Я их не люблю, потому что они пришли к нам, убили людей, животных убили, коров постреляли из автоматов и заставили нас уйти из Мусаваса. Сожгли все деревни мискито и заставили нас переселиться в asentamientos . Это вроде концлагеря.
– Черт, как погано.
– Мы поехали в Гондурас, в такое место Рус-Рус – не слыхал?
– Не, не слыхал.
– Там тоже плохо. Вот я и пошел на войну. ЦРУ знаешь?
– Конечно.
– Они дали нам ружья и показали, как воевать против сандинистов. Хорошие ружья, хорошо стреляют. Но на войне мне тоже не понравилось, и я поехал в Майами – это во Флориде.
– Да уж, на войне мало хорошего. А как ты попал в Майами?
– Сел на самолет. Сказал пограничникам, что потом вернусь, а сам остался.
– Ага, – сказал Кловис, дивясь про себя, как никарагуанский индеец мог проделать все это.
– Но в Майами мне тоже не очень понравилось. Там тоже война, только другая. Один раз меня арестовали, хотели выслать.
По улице в сторону ресторана проехала машина. Свет фар на мгновение выхватил из темноты лицо индейца, а затем его фигура и ворота кладбища вновь отступили во тьму, но Кловис успел убедиться, что этот человек говорит с ним запросто, не набивая себе цену.
– Они хотели тебя выслать?
– Да, но тот человек, на которого я работаю, поговорил с кем надо – не знаю с кем, – и они сказали, все в порядке, а потом мы поехали сюда. Здесь мне нравится. Немного похоже на тот город в Гондурасе, где есть аэропорт. На Майами не похоже. Здесь я мог бы жить. Только деньги нужны, чтобы было на что покупать еду.
– Без денег нигде не обойдешься, – подхватил Кловис. – А что, ты убивал на войне?
– Несколько человек убил.
– Да? Ты был близко, ты мог их разглядеть?
– Кое-кого мог.
– Ты их застрелил?
– Ну да, конечно.
– Со мной никогда такого не было. – Кловис отвел взгляд, посмотрел в сторону ресторана. – Значит, ты водишь машину, и все?
Фрэнклин помедлил с ответом.
– По дому тоже что-нибудь приходится делать? Знаешь, как это бывает: гараж убрать, детей отвезти, и все такое.
– У него нет ни гаража, ни детей. У него только женщины.
– Ага, ясно. Но я вот про что спрашиваю: ты привозишь его, потом ждешь, потом опять куда-то везешь, так?
– Я вожу машину, но мне не часто приходится ждать, – уточнил Фрэнклин де Диос – Бывает, он берет меня с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36