– Я этого не знал.
– Простуда. Доктор говорит: серьезная.
– Я ничего не знал, – повторяет поручик.
– Я не говорила. Не стоило. Поручик улыбается:
– Вы хотели пощадить меня?
Но так как он смотрит на дело с такой стороны и не хочет оценить ее деликатности, то жена обижается и говорит:
– Да, хотела пощадить. Служанке Марсилии, по-видимому, не пошли впрок ее ночные прогулки по лестнице.
Молчание.
– Марсилия могла бы обойтись и без доктора, – говорит поручик.– Но тогда ведь вам не пришлось бы устроить демонстрацию.
– Я устраиваю демонстрацию? Как это вы не знаете, насколько равнодушно я отношусь ко всему, кроме моего маленького Морица. На здоровье!
Жена поднялась из-за стола.

ГЛАВА IV

К берегу причалил белый бот с четырьмя гребцами. Так как стоял теплый весенний день, то гребцы сняли куртки, но того, кого они везли, не было видно; должно быть, он сидел внизу. Бот остановился недалеко от устья реки, близ кирпичного завода.
Из каюты вылез толстый человек в шубе и теплой шапке. То не был ни доктор, ни старик Кольдевин. Бот был также незнакомый и, по-видимому, приплыл издалека. Человек вышел из бота, сказав несколько слов гребцам и пошел вверх по реке. Двое из гребцов последовали за ним.
У всех домов стояли люди и смотрели на необычайное зрелище. По-видимому, толстяку стало жарко; он снял шубу и отдал ее нести одному из своих матросов. У него был такой толстый зад, что полы его сюртука раскрывались на каждом шагу, и он часто должен был останавливаться и хватался за грудь. Так он шел, будто направляясь к водопаду, и, наконец, скрылся в лесу.
Тогда любопытные спускаются к боту, чтобы расспросить. Ларс Мануэльсен идет также, и много ребятишек бежит за ним. Гребцы догадываются тотчас, чего нужно этим людям, и готовятся: они понимают, что представляют из себя важных особ, – хранителей тайны.
– Здравствуйте, – говорит Ларс Мануэльсен, хотя, собственно говоря, поздороваться следовало бы гребцам первым, как приехавшим в чужую землю.
– Здравствуйте, – следует короткий ответ.
– Хорошая стоит погода.
– Грести было жарко.
Говорят некоторое время об этом; нет ли свежего бриза на море, не дует ли восточный ветер. Гребцы отвечают сдержанно.
– Хороший бот, – говорит Ларс.– Это ваш? Матросы сплевывают и принимают удобные позы.
– Недурно, кабы так, – отвечают они.
– Вы издалека пришли?
Пауза; многозначительное молчание. Ребятишки внимательно слушают.
– Мы из Уттерлея.
– Я так и полагал, – говорит Ларс.
Он подходит ближе к боту и рассматривает его, но бот незнаком ему. На нем и на веслах только одна или две буквы.
Тогда гребцы, вероятно, думают, что испугали своей молчаливостью местных жителей; те уйдут, оставив их с их тайной. Языки развязываются, и один за другим гребцы говорят:
– Хорошо бы, если бы бот был наш, – повторяет один.
– Да, недурно, – подтверждает другой.
Теперь говорят почти исключительно гребцы, и Ларс старается узнать побольше. Они болтают, один перебивает другого, один превосходит другого в откровенности, но вовремя останавливаются:
– Мы только гребцы на боте.
– Кого же вы привезли? – спрашивает Ларс. Пауза.
– Хм…
Это уж очень просто выходит.
– Привезли того, кому принадлежит лодка, – отвечает один из гребцов.
Другой, который стоял, как на угольях, прибавляет.
– Он купил бот только для этой поездки. Вынул деньги и заплатил чистоганом. И только для этой поездки.
Гребцы смотрят на Ларса Мануэльсена. Ребятишки смотрят на гребцов и слушают, развеся уши. Но Ларс только замечает.
– Должно быть, поездка была очень нужная?
Он один раз спросил, кто иностранец и не получил ответа. Теперь он уже не задает такого вопроса; ответ придет сам собой.
– Что касается поездки, так я ничего не знаю о ней, – говорит один из матросов.
– Он пошел вверх по реке, – прибавляет другой.
Пауза. Удивительно продолжительна и многозначительна эта пауза. Ларс еще раз пристально смотрит на бот, болтает с людьми о посторонних вещах, о весне, о ловле сельдей, о галеасе из Уттерлея, который недавно загнало к ним бурей. Этот галеас принадлежит купцу Генриксену из Утверы.
Гребцы кивают: они знают купца Генриксена.
– Ведь не он владелец бота? – спрашивает Ларс.
– Нет.
Ларс, должно быть, устал. Он сплевывает и закладывает руки за спину. Постояв минуту, он вдруг поворачивается и делает вид, что хочет уйти.
– Да, хороший бот. Недурно бы, если бы у меня был такой! Однако, я стою и задерживаю вас.
Матросы настораживаются.
– Вовсе не задерживаешь, – говорит один.
– Совсем не задерживаешь, – подтверждает другой. Матросы справедливо рассуждают, что если они не откроют тайны, то это могут сделать другие двое, ушедшие вверх по реке; ведь стоит одному из них за чем-нибудь войти в какой-нибудь дом, хотя бы попросить воды напиться, и он расскажет, чью он несет шубу. И вот один из матросов спрашивает:
– Тут у вас в округе, должно быть, не знают, кого мы привезли.
– Нет, – отвечает Ларс и смотрит на него.
– Ну, само собой разумеется, – вмешивается другой матрос.
Он стоит будто на угольях.
– Вот удивитесь, услыхав, – добавляет он.
Ларс сгорает от нетерпения. Досаднее всего, что соседу его из Сагвика, Бертелю, тоже, по-видимому, надоело ждать, и он направляется по полю к боту.
– Нет амтмана? – спросил Ларс.
– Нет, – ответили люди.
– Я думаю только, что это, должно быть, богач, раз он такой толстый.
– Да, – подтвердили матросы, – у него кое-что есть за душой.
Ларс подождал минуту и, наконец, решился уйти. Бертель приближается к нему, и Ларс не хотел делить тайну с ним.
– Счастливо оставаться! – сказал Ларс.
– А, между тем, он из одной с нами деревни, можно сказать, – продолжал один из гребцов.
Другой подхватил:
– Товарищ детства, можно сказать.
– Вот как! – заметил Ларс.
– Вот видите. Он не совсем из нашего округа, но… Между нами несколько приходов, но… Но мы знаем кое-кого оттуда. Он уехал тридцать лет тому назад.
Другой гребец чувствует себя оттесненным на второй план, он хочет нагнать первого и наносит сильный удар:
– Он в детстве уехал с родного острова, посетил все чужие земли, побывал и в Австралии и в Америке. Там он женился, вел большие дела и нажил деньгу.
Тут гребцы начинают перебивать друг друга и подозрительно следят один за другим.
– Ну, да, ты все знаешь, – говорит первый недовольным тоном, стараясь опередить товарища.– Он и в Китае был.
– Да где только не был, – говорит второй.– А когда он несколько дней лежал в одном ущелье; не помню уж, в какой это было земле…
– Да это случилось еще в детстве, когда он скитался. А я говорю о последних годах.
– Можешь мне ничего не рассказывать касательно этого, я знаю не хуже тебя.
Он несколько дней пролежал в ущелье; спроси его, он сам тебе скажет. Досада, что я забыл, в какой это случилось земле.
– В неизвестной. А жену он нашел себе в Мексике; это я знаю твердо.
– Ты воображаешь, что я этого не знаю!
– Как его звать? – спрашивает Ларс Мануэльсен.
– Звать его…
– Хольменгро! – прибавляет другой с быстротой молнии.
– Это Тобиас, который уехал, – спешит объяснить первый.– Разве ты не слыхал рассказов о парне, уехавшем от нас и ставшем королем?
– Вот как!
У Ларса Мануэльсена захватило дыхание. Конечно, он слышал о Тобиасе, сыне рыбака с маленького островка Уттерлея, уже давно покинувшем родину и ставшем могущественным королем, возвеличенным Господом и людьми, да так и оставшемся там. Так это он?
Ребятишки также слышали чудесный рассказ, они стояли и слушали рыбаков, широко открыв рты.
– Так он Тобиас! – повторил Ларс.– И отца его также звали Тобиасом, насколько я слышал?
– Отец его давно умер, – ответил Ион.– И матери теперь также нет в живых, но у него, говорят, есть сестра в Бергене.
– Да, отца звали Тобиасом, – сказал другой гребец с ударением, поправляя товарища.– Но сам он называет себя просто Хольменгро.
– Чудеса! – говорит Ларс.
Он вскидывает глаза на уже подходящего Бертеля; но Ларсу тем временем надо узнать еще кое-что самое важное, и гребцы наперебой отвечают ему.
– Так он женат? А жена не с ним?
– Нет, ее здесь нет. Она в чужих странах.
– Она так и осталась заграницей.
– Она, должно быть, важная хозяйка. Как ее зовут?
– Этого я не могу сказать, но она…
– Она умерла, – говорит второй гребец, и замолкает.
– Господи, умерла;.. А дети есть?
– Есть, двое маленьких, мальчик и девочка.
– Зачем говоришь, что они маленькие. Девочка уже подросток.
– Да, да, а мальчик маленький. Вот что я говорю. Подходит Бертель. Ларс спрашивает в последнее мгновение.
– Где же дети? Как их зовут? Чего ему надо на реке?
– Он сказал мне, что хочет посмотреть окрестность.
– И мне тоже.
Гребцы перед тем немного поспорили, но, наконец, сходятся на одном.
– Богато же он одет! – заметил Ларс. Гребцы кивают головами.
– Да, у него и мехов и бархата довольно.
– Он говорит, что зябнет в нашей холодной стране и не может согреться. Бертель не здоровается, он пододвигается и слушает. У него длинныепредлинные уши.
– О чем вы тут калякали? – спрашивает он. Гребцы не отвечают ему; они обращаются к Ларсу и рассказывают дальше о королевских богатствах, о бумажках, которыми приезжий платил за бот, вынимая из бумажника.
– Чудеса! – повторяет Ларс Мануэльсен.
– Вы сюда кого-нибудь привезли? – спрашивает Бертель.
Гребцы смотрят на него, сплевывают, и говорят, что привезли. После того они снова обращаются к Ларсу и качают головой, вспоминая и рассказывая о богаче.
– Да, вот я, да он, Ион, остались, как были, можно сказать, мелкотой, а он тем временем чем стал! А между тем он вырос в одной деревне с нами.
– Да, так-то бывает на свете, – говорит Ион. Бертель обращается к Ларсу и спрашивает:
– О ком это вы болтаете?
Но Ларсу некогда: у него нет ни минуты времени; он не обращает внимания на вопрос Бертеля и вдруг говорит гребцам:
– Я, кажется, задержал вас? И он уходит.
Теперь наступает очередь Бертеля обнаружить тайну. И как он любопытен, и как его мучают оба гребца!
Сперва Ларс шел по полю своим обычным шагом; ему казалось стыдно прыгать. Но мало-помалу он ускорил шага и на полдороге свернул к дому Оле Иоганса, – так было ближе. Ларс весь надулся от тайны, которую хранил в себе. Он знал больше всех, что живут там на горе. Благодаря тому, он станет теперь значительной персоной на несколько дней. Несколько женщин от дома Оле Иоганса двинулись ему навстречу.
Но когда Ларс пришел домой, он увидал, что там уже известно все, что он таил. Ребята из его собственного дома и других домов, эти длинноухие оборвыши, его собственный Ларс, высокий, неуклюжий Лабан, бегали из дому к дому и разболтали все. И перенести это от собственного сына! Как приятно?
Оле Иоганс встретил Ларса и спросил:
– Кого это они привезли? И Ларс только что собрался было разрешиться бременем, как Оле Иоганс перебил его:
– Правда, что они привезли Тобиаса, ставшего королем?
Через несколько часов собралась толпа у белого бота; всем хотелось взглянуть, хоть одним глазком на сказочного короля, когда тот вернется. Женщины принарядились и надели фартуки; рыжая Давердана волновалась; она была высока и молода; король мог обратить на нее внимание.
Но все жестоко обманулись.
Когда трое приезжих вернулись от водопада, двое матросов направились с шубой прямо к боту, сам же господин пошел по дороге к поместью, в Сегельфосс, к поручику. И видно было, будто он шел по делу.
Он был плохой ходок, и ему понадобилось немало времени, чтобы добраться. Шляпу он держал в руках. В нем не было ничего сказочного; одет он был в новое платье, и на шее виднелась толстая золотая цепь; во всем прочем он не отличался от других людей при своем бледном лице с резкими чертами, обрамленном бородой, со своим прямым носом и массой морщин вокруг глаз. Ему было, по-видимому, немного за сорок. На его правой руке блестело узкое золотое кольцо. Волосы на голове сохранились в целости. Тучность его ограничивалась болезненно вздутым животом, а ноги у него были худые.
Подойдя к усадьбе, он огляделся и пошел по боковой дорожке к кухне, хотя к фасаду дома вела большая дорога, выложенная плитами. Он окликнул горничную, попавшуюся ему, спросил, дома ли господин Хольмсен, и подал визитную карточку.
Поручик вышел и остановился в удивлении. Пришедший поклонился, говоря:
– Не знаю, разрешите ли вы мне посетить вас? Если бы вы отказали мне, я не нашел бы ничего удивительного.
Это было сказано очень скромно; и человек остановился под окнами кухни.
– Господин Хольменгро?
– Тобиас Хольменгро. Я родом из Уттерлея.
– Я много слыхал о вас, – ответил поручик.
– И я много слыхал о вас и вашей семье, – сказал Хольменгро, – о вашем отце и деде, о поместье Сегельфосс. И вот мне вздумалось приехать и взглянуть на это место. Я шел вверх по реке.
– Не угодно ли войти в дом? – спросил поручик и протянул ему, наконец, руку.
Этот чужой Хольменгро, по-видимому, слишком скромен, чтобы позвонить у дверей этого великолепного дома; он еще поколебался и сказал, наконец:
– Я смотрю и думаю, куда я попал? Во время моего детства Сегельфосс был, как мы слышали на Уттерлее, огромнейшим поместьем; никогда мне в голову не приходило, чтобы я мог когда-нибудь сидеть в здешнем доме.
Поручик ответил:
– У вас, вероятно, были другие, более широкие мечты… и вы их осуществили.
– Да, да…– задумчиво согласился Хольменгро.
– В отличие от нас, праздно просидевших дома.
– Между прочим, мне удалось испортить свое здоровье.
– Да? Оно у вас некрепкое?
– Ах, да. Во многих местах побывал я, стараясь восстановить его, но…
В этом человеке было что-то, что внушало поручику почтение. Он много слыхал об этом сказочном герое, и вот он сам, сам король Тобиас, в Сегельфоссе, и нет в нем ничего особенного.
Поручик позвонил.
– А что, если бы вы попробовали снова пожить здесь? – спросил он.
– Я сам подумывал об этом.
– Хоть некоторое время?
– Только от вас нелегко выбраться, а у меня дела. Вошла экономка.
– Что могу я предложить вам? – спросил поручик. Хольменгро поблагодарил и попросил стакан молока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28