— Люсьен поднялся и вложил монету в грязную руку Мамферда. — Дай мне знать об аукционе как можно раньше. — Не дожидаясь ответа, он повернулся и направился к двери. Мысли его были черны от беспокойства.
Как только он подошел к двери, она отворилась и вошел мистер Франкот. Увидев Люсьена, он остановился, лицо его моментально покраснело. Через некоторое время он торопливо поклонился. Люсьен кивнул и стал смотреть, как стряпчий идет к уединенному столу в дальнем углу.
В «Красном петухе» этим вечером было оживленно. Люсьен спрашивал себя, увидит ли он лорда Харлбрука до захода луны. Он стиснул зубы при мысли о том, что напыщенный лорд расставляет ловушку для Арабеллы. Люсьен вышел из таверны и направился к конюшням.
Гастингс немедленно появился с поводьями Сатаны в руке.
— Готовы ехать, ваша светлость?
— Да, только я пока не возвращаюсь в Роузмонт. — Он вскочил на Сатану. — Мне надо сначала кое-что посмотреть. Мисс Хадли замешана в контрабанде.
Серые глаза слуги впились в лицо Люсьена.
— Вы уверены?
— Ее слуги в «Красном петухе» торговались с хозяином постоялого двора. И, по всей видимости, это не секрет. Проныра Мамферд знает об этом все.
— Если знает он, значит, знают и другие. Положение в самом деле трудное.
Более чем трудное, просто ужасное. Арабелла ежедневно подвергает себя огромному риску. Когда Люсьен вспомнил, как она стояла у огня, промокшая и дрожащая, с побелевшими от холода губами, у него заныло сердце. Господи, как все запутано! Он считает делом чести защитить женщину, которая, похоже, процветает, занимаясь опасным делом.
— Гастингс, возвращайся в Роузмонт и сообщи, чтобы меня не ждали к обеду. Скажи им, что я поскакал в Йорк по делам и еще не вернулся.
— Хорошо, ваша светлость. Что вы будете делать?
— Прослежу за Уилсоном и его племянниками. Хочу знать, где они хранят свои запасы.
Гастингс сунул руку под плащ и достал пистолет, затем протянул его рукояткой вперед Люсьену:
— Это может вам понадобиться. Он уже заряжен. Люсьен заткнул его себе за пояс.
— Всегда готов, Гастингс? Светлые глаза сверкнули.
— Это моя работа, ваша светлость. Леди Хантерстон меньшего от меня не ожидает. — Он вскочил на свою лошадь, немного помедлил и сухо сказал: — Пообещайте, что постараетесь не портить свою рубашку. Их осталось совсем немного. — С этими словами он наклонил голову, потом повернул лошадь на дорогу и вскоре исчез из виду.
Люсьен некоторое время сидел неподвижно. Ему хотелось поехать в Роузмонт и потребовать от Арабеллы отказа от ее рискованного занятия. Но как он мог просить ее прекратить поддерживать семью единственным доступным ей способом?
— Черт бы побрал ее гордость, — пробормотал он. Он должен освободить Арабеллу от Харлбрука, даже если придется тайком заплатить этому ублюдку.
На рукав Люсьену упала снежинка, за ней еще и еще. Он вздохнул и направил Сатану в небольшую рощицу напротив «Красного петуха». Пока он сидел в темноте, воображение рисовало жуткие картины возможного будущего Арабеллы. Он представлял ее в тюрьме, в грязной камере, без надежды на освобождение.
У него перехватило дыхание. Он понял, насколько права была тетя Джейн: его действия десять лет назад вызвали к жизни целую цепь обстоятельств, которые теперь могли привести к катастрофе. Его беспокойство передалось Сатане, и тот заржал.
— Спокойно, приятель, — прошептал Люсьен, похлопывая по лоснящейся шее и вспоминая о довольно громком споре Уилсона с хозяином таверны. Похоже было, что старый конюх со своими огромными племянниками не собирался прятаться. Он вел себя так уверенно, словно им ничто не угрожало.
Люсьен стряхнул снег с полей шляпы, на сердце у него полегчало. Может быть, все не так безнадежно, как ему представляется.
Дверь «Красного петуха» распахнулась, и оттуда быстро вышел Уилсон, а за ним его племянники. Он отправил их за фургоном, и через несколько минут они уже ехали по тропинке в сторону побережья.
Люсьен последовал за ними, держась на довольно большом расстоянии. Они с грохотом проехали по незаметной извилистой дорожке, которая вела к берегу. Тропинка резко оборвалась, но фургон, не останавливаясь, продвигался сквозь снег и ветер.
Наконец дорожка привела к подножию скалы, потом резко свернула и пошла вдоль берега. Здесь дул сильный ветер с моря и заглушал все звуки, так что Люсьен больше не беспокоился, что его могут услышать.
Наконец Уилсон остановил фургон, и из него выбрались Лэм с Туэксом. Люсьен направил Сатану к кустам, росшим рядом с дорожкой. Привязывая коня, он заметил далекий мягкий свет, льющийся сверху. Он поднял голову и мрачно улыбнулся. Роузмонт.
Он похлопал Сатану по шее, потом вернулся к дорожке и пошел в сторону стоящего фургона. За несколько футов от него Люсьен резко остановился: фургон был пуст, а его пассажиров нигде не было видно.
Люсьен нахмурился. Куда они могли деться? Кроме жиденьких кустов, там были только скалы и океан. Уже собираясь повернуть назад, он заметил маленький ялик, плывущий вдоль берега. Туэкс и Лэм гребли, их мощные рывки быстро гнали лодку к двум большим черным утесам, выступающим из воды. Уилсон сидел на носу и выкрикивал команды.
Они собираются встречать корабль? Вряд ли. Океан пустынен, утесы слишком опасны. Ялик резко повернул и направился прямо к скале, возвышающейся над утесами. Вода поднималась, волны ударялись о маленькую лодку, но Лэм и Туэкс продолжали равномерно грести.
Люсьен пристально смотрел, как лодка исчезает в черноте скалы. Пещера. Все понятно. Неудивительно, что было так трудно найти признаки контрабанды в Роузмонте. У них превосходное укрытие.
Через некоторое время лодка снова появилась, так же неожиданно, как и пропала. На этот раз она осела в воду намного глубже: в ней были привязаны несколько бочек. Мощными гребками Лэм и Туэкс пригнали лодку к берегу, пришвартовались и погрузили свое добро в фургон. Скрипучий голос Уилсона, возмущавшегося медлительностью племянников, перекрывал шум ветра.
Люсьен наблюдал из-за жидких кустов в десяти футах от них, укрытый падающим снегом и темной ночью. Ему хотелось двигаться, ноги его занемели, пальцы рук болели от холода даже в перчатках. Но он сидел неподвижно. Вскоре фургон был загружен. Лэм и Туэкс втянули лодку на сушу и прикрыли ее ветками. Погасив лампу, они оставили ее за большим камнем и снова забрались в фургон.
Люсьен дождался, когда повозка повернула, и осторожно вышел из укрытия. Он поставил лампу в лодку и спустил ялик на воду. Это была работа для Геркулеса, но он был рад этому, поскольку усилия согревали ноги и руки.
Как только прибой подхватил лодку, Люсьен запрыгнул в нее и начал грести. Равномерный всплеск весел подгонял его. Он направил ялик между двумя утесами прямо к скале и легко проскользнул в темную пещеру. Прилив быстро заполнял вход, и Люсьену приходилось наклонять голову, чтобы не удариться о низко нависающие над головой камни.
Попав внутрь, он зажег лампу, но дальние углы пещеры остались погруженными в зловещую тьму. Пытаясь разглядеть что-либо поверх черной мутной воды, Люсьен увидел выступ, где стояло несколько бочек.
С сильно бьющимся сердцем он направил лодку к выступу и привязал ее к столбику. Перед собой он увидел остатки остывшего костра и разложенную на выступе постель, окруженную нагромождением бочек, от которых исходил запах коньяка. Люсьен поднял фонарь и осветил каждую бочку.
Одна из них привлекла его внимание. Она была меньше других и стояла чуть в стороне, как будто готовая к продаже. Люсьен повернул ее на бок в поисках какой-нибудь пометки, но ничего не нашел. Он поставил ее вертикально и услышал слабый скрежет, как будто гвоздем царапнули по дереву.
Он опустился на колени, в горле у него пересохло. Проклятие! Неужели он ошибался? Люсьен огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно было бы открыть бочку, но ничего не нашел. Посмотрев вокруг, он заметил, что лодка теперь ближе к выступу, так как прилив поднимал уровень маленького пещерного озера и грозил перекрыть вход. Еще несколько минут, и он окажется здесь в ловушке.
Он схватил бочку и понес ее к лодке, затем отвязал ялик и прыгнул в него. Изрыгая проклятия, он греб к расселине. Только узенькая полоска света отделяла волны от входа в пещеру, маленькое пространство открывалось и закрывалось с каждой волной соленой воды.
Люсьен крепче взялся за весла. Ему надо было точно рассчитать. Он не хотел думать, что произойдет, если вода раздавит лодку о потолок пещеры.
Он провел ялик к расселине, сопротивляясь течению и стараясь удерживать лодку ровно. Затем, в тот момент, когда волна ударила в скалу, он мощным гребком направил лодку вниз. Маленький ялик нырнул в отверстие, а затем вынырнул на другой стороне. Его приветствовали мерцающие в небе звезды.
Люсьен выпрямился, налег покрепче на весла и начал грести изо всех сил. Он замерз, промок, выбился из сил, когда наконец вытащил лодчонку на берег и снова накрыл ветками.
Он решительно взял бочку понес его к плоскому камню у моря. Там поднял его над головой и бросил. Хлынул коньяк, а с ним, сверкая в темноте, выплеснулось и треклятое доказательство. Сердце Люсьена упало, когда он поднял двенадцать брошей и большое рубиновое ожерелье, мерцающее в тусклом свете, как черная кровь.
Стараясь не думать о значении своего открытия, он засунул драгоценности в карман, потом забрал Сатану и отправился обратно в Роузмонт.
Его мысли вертелись вокруг того факта, что Арабелла втянута в торговлю драгоценностями. Хотя он своими глазами видел доказательство, поверить в это не мог. Люсьен пустил Сатану галопом, как только они добрались до ровной дороги. Ему надо было увидеть Арабеллу. На этот раз он скажет ей правду.
Сделав последний поворот на подъездной дорожке, он увидел двух всадников, спешившихся у дверей. Люсьен узнал лошадь Харлбрука. Это действительно была лошадь упрямого лорда, значит, другая принадлежит констеблю.
Люсьен остановил Сатану. Во рту у него пересохло, стук сердца отдавался в ушах. У него оставался только один способ спасти Арабеллу. И все из-за ее проклятой гордости.
Глава 17
— Не смотри на меня так, — проворчала, вышагивая по ковру, Арабелла, обращаясь к капитану, который самодовольно улыбался ей со стены библиотеки. — Если кто и имеет право выглядеть самодовольным, так это Люсьен. Я почти отдалась ему вчера ночью.
Она провела рукой по глазам, словно желая стереть смущающие ее воспоминания. Она хотела, чтобы момент слабости, вызванный темнотой звездной ночи, никогда больше не повторился.
Самое худшее во всем то, что она не могла винить Люсьена: она сама была очень активным участником случившегося. Даже сейчас она ощущала страсть, пылавшую между ними, и невыносимо хотела опять чувствовать прикосновение его рук к своей обнаженной коже.
Так было всегда. Несмотря на разницу в их положении, физическое влечение между ними было сейчас такое же сильное, как и десять лет назад.
Как она посмотрит Люсьену в глаза после того, что произошло? Конечно, он доволен своим благородством, тем, что не стал заниматься с ней любовью.
— Чертовски добродетельный, — пробурчала она. Арабелла пристально посмотрела на портрет капитана:
— Может быть, тебя это возмутит, но было бы лучше, если бы он закончил то, что начал. По крайней мере я могла бы спокойно спать прошлую ночь, а не изнывать от желания, чтобы он... — Она замолчала, лицо и шея горели. Слава Богу, что ни тети Джейн, ни тети Эммы не было рядом и они не могли слышать это признание. От такой мысли они бы, наверное, разрыдались.
Арабелла скрестила руки на груди и снова начала вышагивать по комнате. Ей необходимо держаться твердо, потому что она единственная, для кого эти отношения серьезны. Для Люсьена Роузмонт и все, что связано с ней, минутное развлечение, и больше ничего. Как только потускнеет новизна, он уедет.
Единственная польза от прошлой ночи в том, что она заставила Арабеллу принять решение. Пора Люсьену убираться из Роузмонта, и если он не уедет по-хорошему, она попросит Лэма и Туэкса ему помочь. Она немного успокоилась, представив, как Люсьен разозлится, когда племянники Уилсона выставят его вон.
Пробили часы, напомнив, что уже поздно, и она, нахмурясь, обернулась. Люсьена не было дома с раннего утра, он не вернулся даже к обеду.
Отворилась дверь, и вошла миссис Гинвер. Она выглядела озабоченной.
— Извините за беспокойство, мисс, но здесь констебль. Он приехал вместе с лордом Харлбруком и настаивает на том, чтобы поговорить с вами.
Констебль и лорд Харлбрук. Арабелла разгладила юбку из набивного муслина, радуясь, что руки у нее не дрожат.
— Надеюсь, лорд Харлбрук не потерял очередную свинью.
Миссис Гинвер повеселела:
— Надеюсь, потерял. Проводить их сюда, мисс?
— Да, пожалуйста.
Экономка сделала небольшой реверанс. Арабелла попыталась успокоить бешеное биение сердца. Она знала, что дело не в потерянной свинье. Знала это с уверенностью, из-за которой не могла здраво мыслить. Ей следовало бояться разоблачения и ареста, но она могла думать только о том, что скажет Люсьен, когда узнает, что она всего-навсего обычная контрабандистка.
Она напряглась, к ней опять вернулась гордость. Кто он такой, чтобы ее судить? Она была уверена, что в своей подлой жизни он делал вещи похуже, чем продажа пары бочек нештемпелеванного коньяка.
Послышались тяжелые шаги лорда Харлбрука. Он вошел быстро, его маленькие глазки сразу оценивающе впились в нее. За ним шел констебль Роббинс.
— Лорд Харлбрук. Констебль Роббинс. — Она сделала быстрый реверанс. — Прошу вас садиться.
— У нас нет времени, мисс Хадли, — сказал констебль. — Хоть я и рад видеть, что вы прекрасно выглядите. Вы, конечно...
— Мы пришли по делу, — прервал его Харлбрук. — По важному делу.
Констебль бросил злой взгляд на лорда, потом снова повернулся к Арабелле:
— Извините за доставленные неудобства, но у меня очень неприятное дело, которое не терпит отлагательств.
Арабелла кивнула, с силой сжав за спиной руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40