Это произошло как раз в тот момент, когда слуга принес записку от Кэролайн.
«Возвращайся домой немедленно», – гласила записка.
Вот оно! Теперь больше не надо прятаться, не надо плакать и жалеть себя: Йен приползет к ее ногам и станет умолять о прощении. Он пообещает, что станет лучше, и будет просить вернуться к нему на любых условиях.
Фиона теребила отделку на своем платье, вспоминая, как когда-то, кажется, очень давно, она намеревалась испробовать на Йене свое женское очарование, а затем оставить его горевать о том, что он потерял. Наверное, так ей и надо, что в конце концов она сама осталась одна, сожалея о том, чего уже не может быть.
С рассеянной улыбкой Фиона привела в порядок платье и задумалась. Существует ли такая вещь, как мужское обаяние? Должно быть, существует. Что же еще заставляет женщин с готовностью прощать мужчин так часто и за столь многое? Не говоря уже о том, что женщины с радостью принимают на себя обязанность обеспечивать бесперебойное функционирование мира мужчин. Фиона приручила воспитанницу Йена, она изменила его дом, полола его клумбы и…
Фиона вздохнула. И она же каталась с ним в его постели с большим удовольствием и с большими надеждами на будущее. Конечно, Йен увидит, что она способна на большее, чем образцовое ведение домашнего хозяйства, и тогда…
Карета замедлила ход, потом остановилась, и Фиона, открыв дверцу, вышла. Перед ней был тот же дом, который она покинула три дня назад. Какой прекрасной представлялась ей жизнь в то утро! Теперь же она не сомневалась, что дальше все пойдет еще лучше.
Тряхнув головой, она подошла к входу и вошла внутрь. По крайней мере, она сумела понять свой провал до того, как был устроен бал по случаю помолвки, до того, как она подписала бумаги. Для Кэрри и Дрейтона это большое облегчение.
– Вот и я, – произнесла она, входя в гостиную. – Как и планировалось.
– Слава Богу, – сказал Дрейтон, не отрываясь от газеты. – Гостиная скоро взорвется.
Фиона подошла к буфету и взяла тарелку.
– А что случилось с гостиной?
Кэрри поднялась из-за стола, взяла у нее тарелку и поставила ее на прежнее место.
– Иди за мной, – решительно сказала она, направляясь к выходу из столовой.
Фиона пошла следом, отметив, что на сестре не обычное для утра домашнее платье, а платье для выхода: Кэрри явно намеревалась куда-то ехать с визитами.
Боясь, что сестра попросит сопровождать ее, Фиона нахмурилась: ей хотелось поскорее добраться до кровати, где, прижав к себе Бипса, рассказать ему свою печальную историю. Бипс, конечно же, будет разочарован, узнав, что им не придется переехать жить к доктору Кэботту, но его сердце принадлежит ей, и он любит ее, несмотря ни на что. Кстати, Йен мог бы многому научиться у Бипса.
Помедлив у дверей в гостиную, Кэролайн одновременно распахнула обе створки и, шагнув в сторону, сделала приглашающий жест рукой:
– Это все от твоего жениха.
Фиона изумленно разглядывала комнату, пока ей не пришло в голову, что все это похоже на Рождество или на явное безумие по части траты денег.
Перед ней расположились вазы без цветов и вазы с цветами, шкатулки всех форм и размеров, неизменно завернутые в зеленую бумагу и перевязанные пышными бантами, а также маленькие зеленые бархатные коробочки без бантиков. На полу не оставалось пустого места: он весь был уставлен всякой всячиной, и громоздившиеся друг на друга коробки грозили вот-вот обвалиться.
Неужели все это от Йена? И на что он рассчитывает? Что она будет ослеплена и обрадована этой мишурой и забудет, как он обошелся с ней, что согласится сама стать вещью в обмен на его подарки?
– Отошлите это все обратно, – сказала она устало и отвернулась.
Кэрри схватила ее за руку.
– Фиона, я отказываюсь это делать, – сказала она твердо. – Ты разорвала отношения, значит, это твоя обязанность – убрать мусор.
– Но я не просила Дансфорда присылать мне эти нелепые подарки.
– Поздно говорить об этом: он уже их прислал. Теперь ты не только будешь бережно обращаться со всем этим, но лично попросишь герцога, чтобы поток извинений прекратился.
Извинения? Кто говорит об извинениях? Это не извинения, это взятка.
– Я не хочу его видеть.
Кэрри выразительно пожала плечами:
– Тогда напиши ему письмо и прими меры, чтобы все до единого подарки были возвращены сегодня до ленча. Я еду к леди Барнз, чтобы полюбоваться на ее новорожденного. Надеюсь, что к моему возвращению эта комната приобретет прежний вид.
Кэрри, несомненно, ждала полного и смиренного подчинения, однако Фиона не собиралась сдаваться: сложив руки на груди, она тихо спросила:
– Почему ты сердишься на меня?
– Я не сержусь, я разочарована.
– Разочарована? Чем?
Кэролайн какое-то время не отрывала глаз от пола, затем вдруг улыбнулась:
– Не бывает, чтобы отношения всегда складывались ровно. Есть взлеты, падения и все такое…
– Но бывают начала и бывают концы, – возразила Фиона.
– Правильно. Именно поэтому мерой нашей зрелости, силы личности является то, как мы справляемся с неизбежными неблагоприятными обстоятельствами. Последние три дня ты пряталась у Симоны, а Йена оставила наедине с его переживаниями. Теперь ты ожидаешь, что кто-нибудь из твоих близких избавит тебя от неприятностей, потому что тебе не хочется этим заниматься. По-моему, тебе пора повзрослеть, дорогая.
Йен переживает? Вот уж вряд ли. К тому же Фиона не ожидала, что ей придется иметь дело с обломками кораблекрушения, потому что никакого кораблекрушения не предполагалось. Единственное, о чем она попросила, – это чтобы Кэрри вернула Йену кольцо, если он вдруг явится, и чтобы ее животные были накормлены и напоены.
– Я сделала все, что смогла, – продолжила Кэрри. – Надеюсь, к обеду ты исполнишь мое пожелание. Тогда я смогу заранее предупредить приглашенных на завтрашний бал гостей и сообщу им, что помолвки не будет.
– Так ты еще не сделала этого? – Фиона была шокирована.
– Я ждала. Вдруг бы ты переменила свое решение… Хуже разрыва помолвки в последний момент бывает только объявление в еще более поздний момент о том, что она все же состоится.
Фиона указала на гору подарков:
– Ты думаешь, это все меняет?
– Я полагала, ты образумишься и поймешь, что любишь Йена.
– Ха!
Кэрри отвернулась.
– Ну, как знаешь. Я ухожу, а ты поразмышляй как следует, прежде чем принять окончательное решение.
– Люблю Йена, как бы не так!
Фиона вошла в заставленную подарками гостиную и стала смотреть, нет ли где записки. Первую она обнаружила в стоящей на серванте вазе с красными розами.
– Сейчас посмотрим, написал ли он хоть раз слово «любовь».
Она развернула записку и обнаружила красиво и явно женским почерком написанный текст, извещающий под отчетливые звуки ликующих фанфар в отдалении – о том, что цветы прислал его светлость доктор Йен Кэботт, герцог Дансфорд.
– Продавщицу это наверняка очень впечатлило! – Фиона скомкала и отшвырнула в сторону бумажку. Хорошенько поискав, она нашла еще одну записку, лежавшую рядом с небольшой коробкой, украшенной непропорционально большим белым бантом.
«Я был бы рад видеть вас в этом… Й.».
Фиона удивленно выгнула бровь и прочитала записку снова. Его перо дрожало, он пропускал слова. А подпись «Й.»? Неужели у Йена не хватило сил написать свое имя полностью? Фиона крепко сжала записку. Наверное, герцог был вдребезги пьян, когда взялся за перо.
Она бросила записку на пол и принялась рассматривать коробку, прикидывая, что в ней могло быть. Если учесть небольшие размеры, в коробке скорее всего перчатки и шарф. А может, шаль? Впрочем, и так у нее много такого добра.
Вздохнув, Фиона подумала о непостижимой мужской глупости и, повернувшись, продолжила поиски.
Часы начали бить половину первого, когда Фиона опустилась на диван и бросила на стол кучу записок. Семь были из цветочных магазинов, четыре – от парфюмеров, а ювелиры прилагали к своим изделиям изящные, с большим вкусом выполненные карточки. От Йена была только одна записка, которую он предположительно писал, будучи вдребезги пьяным, – едва ли это и есть свидетельство нежных чувств, которое она надеялась найти.
Правда заключается в том, призналась себе Фиона, сдерживая слезы, что ей хотелось найти хотя бы одно-два слова, дающих надежду. Теперь надежда исчезла. Подумать только, всего несколько недель назад она хотела, чтобы Йен взял обратно свое предложение и оставил ее наслаждаться прежней хорошо налаженной жизнью. Как странно, что теперь такая жизнь не представляется ей желанной и кажется незаполненной, замершей в ожидании. Это как если бы она терпеливо совершала привычные действия, втайне ожидая, когда произойдет что-то чрезвычайно важное: например, когда Йен поймет, что брак – это союз равных, или когда она решит, что он действительно дорог ей. В этом случае она готова была рискнуть собой, извинить его недостатки и выйти за него замуж в надежде, что со временем Йен изменится.
А в самом деле, почему бы и нет! Йен – человек незаурядный, умный, красивый. Он добр, щедр, отзывчив к несчастьям других. У него передовые взгляды – по крайней мере, на медицину и здоровье общества. И хотя ей не с кем было сравнить его как любовника, она просто не могла вообразить, что может существовать кто-то более привлекательный, кто-то, с кем ей было также легко, с кем она чувствовала бы себя такой же счастливой и кто мог бы так же полно удовлетворить ее.
Если бы он понимал, что она…
– Леди Фиона!
Подняв глаза, она увидела в дверях лакея.
– Да? – Фиона устало поднялась и стала собирать записки. – Кстати, у вас найдутся спички?
Слуга удивленно поднял бровь, а затем произнес с особенной интонацией:
– Ее светлость герцогиня Дансфорд.
Йен прислал свою мать просить за него? Господи, это еще зачем? Кажется, он впал в полное отчаяние.
Впрочем, это может быть последняя попытка, после которой он мог сказать себе, что сделал все возможное.
В комнату вошла немолодая женщина. Если бы Фионе предложили оценить ее возраст, она дала бы ей лет шестьдесят или около того. Хотя ее плечи чуть сутулились, она выглядела почти величественной.
Женщина остановилась в центре комнаты, выжидая.
– Здравствуйте, ваша светлость, – просто сказала Фиона.
Герцогиня фыркнула:
– Представляясь мне, положено делать реверанс.
Дочь герцога, невестка герцога, жена герцога, мать герцога – все это было словно написано на ней. А еще привычка командовать…
Фиона прислонилась к серванту и сложила руки на груди.
– Что привело вас сюда, ваша светлость? Полагаю, на то есть особая причина…
Герцогиня осмотрелась, останавливая взгляд на вещицах, заполнявших комнату.
– По-видимому, у вас очень много пылких поклонников.
– Это все от вашего сына.
– Ну разумеется, он всегда был чрезмерно щедр. – Герцогиня натянуто улыбнулась. – У меня сегодня много дел, поэтому я не буду ходить вокруг да около. У Йена одна цель в жизни – как можно сильнее досадить мне, разочаровать меня. Я ожидала, что, выбирая себе герцогиню, он поступит так же и по тем же причинам. Однако должна сказать, что, выбрав вас, он опустился еще ниже.
Ну, если Йен и послал свою мать просить за него, она явно выбросила предложенный сценарий по дороге.
– Насколько я понимаю, вы хотите сказать, ваша светлость, что не одобряете меня?
Губы герцогини стали тонкими и бескровными, когда она открывала сумочку.
– Две тысячи фунтов! – Гостья достала пачку денег в банковской упаковке и бросила их на сиденье ближайшего кресла.
– За что? – осторожно спросила Фиона.
– За то, чтобы вы разорвали слишком далеко зашедшие отношения с моим сыном.
Она не знает. Йен не посылал ее. Фиона покачала головой:
– Деньги меня не интересуют.
Герцогиня вынула из сумочки еще одну пачку денег и бросила ее поверх первой:
– Три тысячи.
– Я не продаюсь, ваша светлость.
– Вздор! Сколько вы хотите?
Неудивительно, что у Йена сложилось ограниченное представление об отношениях между мужчиной и женщиной: в его окружении всякая вещь имела свою цену, и ни одна не ценилась выше того, что было за нее заплачено.
– Просто из любопытства… Скольких претенденток на роль герцогини вы купили за все это время?
– Я потеряла им счет.
Герцогиня ответила слишком быстро, не раздумывая, из чего нетрудно было заключить, что она лгала.
– И сколько из них отказались от вашего предложения?
– Никто не посмел, поверьте.
– Это неправильный ответ, ваша светлость, – твердо уточнила Фиона. – Одна все же посмела.
Судя по тому, как напряглась ее собеседница, Фиона поняла, что попала в точку.
– Или вы берете деньги, или вам придется иметь дело с последствиями вашего отказа. – Тон герцогини был все таким же надменным, но речь ее стала совсем другой: она говорила быстрее, не отделяя слово от слова, как прежде.
– И каковы будут эти последствия? – Фиона искренне желала узнать, что представлялось самым худшим в мире Йена.
– Я позабочусь, чтобы ваше имя исчезло из всех списков с приглашениями на светские рауты.
– Бесплатно? – вырвалось у Фионы прежде, чем она могла подумать.
– Простите?
– Я ненавижу балы и приемы, – объяснила Фиона. – И готова заплатить вам, если вы устроите так, чтобы мне не пришлось больше посещать их.
– Ни одна дорогая портниха не возьмется шить вам.
«Она расценивает это как ужасную угрозу?»
– Фасоны платьев для меня изобретает моя сестра: она всегда это делала и будет делать впредь.
– Вам никогда не позволят впредь носить фамильные драгоценности Дансфордов.
Фиона в притворном ужасе приложила руки к щекам.
– Я буду рыдать над этим всю ночь! – Она чувствовала, что ей не удается скрыть веселое изумление в голосе.
– Сарказм вам совершенно не к лицу.
– Не больше, чем вам, подкуп и запугивание, – безмятежно парировала Фиона.
– Вы дерзите.
«Лучше быть дерзкой, чем беспомощной», – невольно подумала Фиона. Прозрение пришло совершенно неожиданно: теперь ей все было ясно.
Фиона внимательно смотрела на герцогиню. Интересно, чего добьется каждая из них, если будет честной? В конце концов, она решила, что молчание – вовсе не лучший выход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28