– Я того же мнения, – подтвердила Кэрри. – Но мы, кажется, были единственными, кто посчитал, что Хейвуд свалял дурака. Я слышала, как леди Сент-Реджис сказала, что он больше похож на потрясающего, романтического пирата, который мог бы приступить к ней и заставить спустить флаг, когда только пожелает.
– О Боже! – Фиона изумленно посмотрела на сестер, – Королева сплетниц действительно так и сказала?
– Ну да. – Симона фыркнула и помахала рукой. – Но главное еще впереди. Когда Хейвуд возвращал леди Филбен ее бальную карточку, она ухватилась за его пояс и сунула карточку туда. Судя по выражению лица Хейвуда, карточка провалилась вниз.
Стараясь сдержать смех, чтобы можно было говорить, Фиона спросила:
– Что же он сделал потом?
– Он удалился, как слабосильный восьмидесятилетний пират, кривоногий, явно страдающий артритом.
– Бедняга выглядел не лучшим образом, его чувство собственного достоинства пострадало, – жалостливо добавила Кэролайн.
Бедный Хейвуд! Нехорошо смеяться над его злоключениями, но поскольку он сам виноват…
Фиона вытерла выступившие на глазах слезы и постаралась успокоить дыхание.
– Кроме того, что Хейвуд подверг испытанию моральные устои и добропорядочность почтенных дам, – полюбопытствовала Фиона, – что еще ты видела на балу?
– Вскоре после этого явились лорд и леди Куинн.
– Верно, – пробормотала Кэролайн, – я думала, что тут же умру.
– Это еще почему?
Кэролайн, содрогаясь от беззвучного смеха, сделала знак Симоне.
– Ну, когда они вошли, над ее головой колыхался огромный пучок перьев, он был похож на сильно напуганного пингвина и передвигался как пингвин. Они подошли к встречающим гостей лорду и леди Иган-Смит, и когда лорд Куинн потряс руку лорду Иган-Смиту, а загем, шагнув к леди Иган-Смит, склонился над ней… – Симона прыснула и затрясла головой.
– Он взорвался! – объяснила Кэролайн. – Лопнули шнурки, затягивающие его корсет. Вот так, один за другим. Звуки были очень громкими, и все в зале обернулись. А потом прямо на глазах его пиджак начал расползаться по швам.
– Да-да, как печенье в духовке, – подхватила Симона. – Увидев гораздо большую часть лорда Куинна, чем ей когда-либо хотелось, леди Иган-Смит сделала шаг в сторону, чтобы оказаться подальше от него, и вид у нее был негодующий. Что до леди Куинн, то она с ужасом на лице осталась стоять, где стояла.
– Лорд Куинн решил, что ему надо ретироваться, как раз в тот момент, когда стал расползаться ремень на его брюках. Он оглянулся в поисках пути к отступлению и нечаянно, не сумев прервать движение, сильно толкнул ее.
– Она схватилась за свою шляпу с перьями, – продолжила Кэрри, вспоминая детали, – и, не выпуская, как будто от этого зависела ее жизнь, с глазами, ставшими большими, как блюдца… повалилась, как дерево.
Фиона недоверчиво смотрела то на одну сестру, то на другую.
– Надеюсь, она не ушиблась?
– Нет, – сказала Симона, делая отрицательный жест рукой. – Леди Иган-Смит прекрасно все рассчитала. Всегда внимательная хозяйка, она оказалась в нужном месте в нужный момент как раз, чтобы смягчить падение леди Куинн. Если бы эта дама не вопила и не молотила руками все время, пока падала, то могла бы заявить, что добровольно пожертвовала собой. К несчастью, в тот момент она не имела возможности заглянуть в будущее.
– И все это случилось, пока я была на балконе?
Кэролайн кивнула.
– Ты пробыла там слишком долго.
– До или после того, как приехал Йен?
– Он вошел, – ответила Фиона, – как раз в то время, когда лорд Иган-Смит вытаскивал свою жену из-под леди Куинн, и с его появлением все тут же забыли о Куиннах.
– Неужели? – засомневалась Фиона, поднимая голову и недоверчиво глядя на сестру. – Не могу поверить.
Симона выгнула черную бровь.
– Фиона, – начала она тоном, который появлялся у нее, когда она касалась предмета, о котором, по ее мнению, ей было известно больше, чем другим, – Йен Кэботт вошел в комнату, и почти все женщины сделали два шага вперед, а затем приветственно вскинули руки.
– Исключение, разумеется, составили я, Кэрри… и тетя Джейн – она пулей бросилась в противоположном направлении.
– Приятно слышать.
– На самом деле они просто забавлялись. Герцог пошел прямо ко мне, не глядя ни направо, ни налево.
– К тебе?
– Ну да, чтобы спросить, где ты. Он выглядел очень целеустремленным и собранным.
Фиона почувствовала, что краснеет, и улыбнулась.
– Ты ведь знаешь, что он может взорваться, прежде чем состоится свадьба? – продолжала Симона.
Да, разумеется. А если у них будет возможность целоваться где-нибудь в укромном месте, где их никто не потревожит, она сама может взорваться. На самом деле она только и ждала этого. Но поскольку некоторыми мыслями Фиона не могла поделиться с сестрами, пусть они и очень близкие ей люди, она придержала свое открытие при себе и только Молча улыбалась в предвкушении.
Карета сотрясалась на ухабах, и Йен невольно испытывал боль, напоминавшую ему о том, что он провел долгие часы, склонившись над столом в операционной.
Тем не менее эта боль и боль от потерь не была теперь такой острой, как раньше. Удивительно, что может сделать с душой благосклонность достойной женщины и конец унижениям в расплату за леди Джейн Балтрип.
Йен не мог бы сказать, что они с Фионой полюбили друг друга, но на настоящий момент он был вполне удовлетворен Тем, что их тянуло друг к другу. Их брак мог стать счастливым, и это уже не могло не радовать.
Если бы не крушение поезда, Йен мог бы сказать, что это был чудесный вечер. Конечно, если бы им с Фионой удалось ускользнуть с бала и остаться одним, все прошло бы еще чудеснее. Она бросала его в жар одним кокетливым взмахом своих ресниц: для женщины, которую никогда не целовали, Фиона очень преуспела в этом искусстве.
Йен сделал глубокий вдох, чтобы снять напряжение, вызванное предвкушением. Уже недолго, напомнил он себе.
Карета поехала тише и остановилась перед его домом. До бала по случаю помолвки оставалось три дня, до свадьбы – меньше месяца. Раз он уже продержался так долго, то сможет потерпеть еще немного.
Конечно, признался себе Йен, выходя из кареты и направляясь к дому, ему будет чертовски трудно оставаться терпеливым, ведь каждый вечер следующего месяца ему придется сопровождать Фиону на обеды, балы и торжественные приемы. Днем она носила скромные домашние платья, закрывавшие ее от шеи до лодыжек, и лифы этих платьев не были облегающими: они больше намекали на скрытые под ними прелести, чем подчеркивали их.
Но после захода солнца… Сегодня на Фионе было светло-зеленое шелковое платье; верхняя юбка его по бокам была подобрана складками так, что открывала взору более темную нижнюю юбку из прозрачной ткани. Рукавов у платья не было вовсе, а что касается линии выреза… Если Фиона намеревалась помучить его мимолетным видением мягких выпуклостей, которые он не мог потрогать, и намеком на притягательную ложбинку, обещающую радости, которых он был лишен, она более чем преуспела. Ну, до некоторой степени, допустил Йен, с улыбкой вспоминая, как приятно было ощущать ее, прижавшуюся к его груди.
Один только вид Фионы в бальном платье неизменно вызывал томление в его теле и превращал разговор за шампанским и пуншем в сплошное мученье; вот и сегодня, когда он держал ее в руках, когда ощутил малую долю ее страсти… Смотреть, как она улыбалась, разговаривая с другими мужчинами, было для него почти невыносимо. Большую часть вечера Йен стискивал зубы, без конца напоминая себе: в том, что другой мужчина обменивается с Фионой вежливыми приветствиями, нет ничего предосудительного.
Все же он находил некоторое утешение в уверенности, что каждый из присутствующих на балу мужчин завидует ему. Фиона, самая прекрасная и самая милая женщина во всей империи, в конце концов, согласилась стать его женой. Теперь она радуется, показывая сестрам колечко и поворачивая пальчик…
Решив, что у него есть все основания считать себя счастливейшим человеком, Йен толкнул дверь и вошел в дом.
Роуан тут же вышел, чтобы приветствовать его. Чингиз-Джека нигде не было видно. То, что слуга все еще был на йогах в такой поздний час, не предвещало ничего хорошего.
– Что-нибудь с Шарлоттой? – спросил Йен, снимая пальто и передавая его дворецкому.
– Мисс Шарлота в полном порядке, но… Ее светлость, вдовствующая герцогиня, здесь и хочет вас видеть.
Хорошее настроение Йена сразу же испарилось.
– Ваша матушка появилась несколько часов назад и отказывается уходить, не поговорив с вами. Мы провели ее в ваш кабинет, поскольку это единственная комната, в которой не ведется ремонт.
– Правильное решение, Роуан. – Йен хмуро уставился на закрытую дверь кабинета. – Теперь, прошу вас, больше не тревожьтесь о ней. На сегодня вы свободны, а если мне что-нибудь понадобится, я сам управлюсь.
– Благодарю, ваша светлость! – Дворецкий, кивая головой, повернулся к двери.
Подождав, когда слуга уйдет, Йен пересек зал и повернул ручку двери.
Едва он успел перешагнуть через порог, как из полутемного угла раздался повелительный голос:
– Добрый вечер, Йен! Мне нужно поговорить с тобой о твоем выборе.
С того времени как Йен видел мать в последний раз, она нисколько не изменилась. Когда это было? Два года назад? Да, верно, на похоронах отца. Худая, унылая, слегка сутулая, похожая на хищную птицу…
– Добрый вечер, мама. – Йен направился к столику, на котором стоял графин. – Вы можете говорить что хотите, но захочу ли я слушать и отвечать зависит не от вас.
– Мои агенты разузнали все о ее прошлом.
Разумеется. Йен налил себе виски.
– Уверен, отчет получился очень коротким, очень скучным и обошелся в целое состояние.
– Нынешний герцог Райленд не был рожден, в сословии пэров, он служил в артиллерийских войсках ее величества. Герцогом он стал только потому, что наследников, по прямой линии не оказалось.
– И что из этого?
– Женщина, на которой он женился, незаконнорожденная, к тому же его кузина. Она шила платья, пока не стала изображать из себя леди.
Йен сделал большой глоток виски, припоминая свои встречи с Дрейтоном и Кэролайн: они вели себя безупречно, всегда были любезны и обходительны. Они ему нравились, он считал их одними из самых достойных людей, которых ему довелось встречать.
– Есть и другая сестра, также незаконнорожденная, по слухам, убившая несколько человек до того, как она вышла замуж за торговца.
Йен не знал, что, на взгляд матери, хуже: убийства или то, что эта женщина была замужем за торговцем. Будучи любопытным, он, однако, предпочел не спрашивать и пил виски, поглядывая на часы, стоявшие на каминной полке. Уже почти три, а ведь всего несколько минут назад ему казалось, что ночь благополучно идет к концу.
– Тристан получил титул маркиза, проведя много лет в Америке.
Какое отношение эти две вещи имели друг к другу, Йен не мог понять. Впрочем, побеседовав с лордом Локвудом раз или два в карточной комнате, он приобрел кое-какие познания…
– В Америке он занимался торговлей.
Разумеется. Любого можно было бы простить за то, что он покинул английскую землю и уехал за океан, даже если бы он проводил там время, стреляя в беззащитных животных или развлекаясь на вечеринках у богатейших людей Америки. Но если он работал руками и головой, зарабатывая деньги… Очень дурной тон, не правда ли?
– А эта особа, которая, как ты думаешь, может стать герцогиней, – язвительно продолжала гостья, – она сделана из того же материала, что и ее сводные сестры.
– Жду не дождусь, в какую категорию вы определите Фиону.
– Она блудница.
Йен молча посмотрел на герцогиню, слишком ошеломленный и взбешенный, чтобы протестовать.
– Ее мать была обычной проституткой, шлявшейся по улицам и предлагавшей себя любому за два пенса.
– И теперь Фиону надо мазать той же краской? К тому же оскорблять мертвую женщину, которая не может защитить себя от обвинений, женщину, об обстоятельствах жизни которой вы абсолютно ничего не знаете, – это совсем не подвиг.
– Мои агенты сообщают, что Фиона работала в публичном доме вместе с матерью.
– Ваши агенты отрабатывают свой хлеб.
– Главный агент – весьма усердный человек. Он сообщает, что Фиона не только продолжает заниматься тем, чем занималась ее мать, но и выставляет напоказ свое моральное падение.
– И что она сделала такого уж ужасного?
– Она постоянно посещала без сопровождения и для абсолютно непонятных целей места, предназначенные только для мужчин.
Места, предназначенные для мужчин… Только ищейка, получающая деньги за гнусную ложь, может так извратить факты.
– Боже, какая низость!
– Что ж, я рада, что ты наконец понял, насколько она не годится для тебя. Разумеется, ты немедленно возьмешь обратно свое предложение – это первое, что тебе нужно будет сделать утром.
– Ваш агент описал вам места, предназначенные исключительно для мужчин, которые посещала Фиона?
– Нет, конечно, зачем ему шокировать меня или оскорблять мои чувства без нужды…
– У Фионы способности к медицине, и она посещала лекции известных врачей, кстати, моих коллег, и она ходила туда вовсе не для того, чтобы приставать к студентам. И познакомились мы совсем не там.
– Йен, ты герцог и не можешь позволить себе роскошь быть романтиком.
– Я мужчина и поступлю так, как сочту нужным.
Герцогиня подняла бровь.
– Она не леди. Я не признаю ее своей невесткой.
«Так тому и быть. Спасибо за освобождение». Йен приветственным жестом поднял бокал с виски:
– Нам будет не хватать вас во время семейных торжеств, мама, но я обещаю извещать вас о рождении внуков. – Он натянуто улыбнулся. – Могу я распорядиться, чтобы вам подали карету?
– Я отослала кучера с наказом вернуться утром, но не слишком рано. Твоя домоправительница приготовила для меня комнату.
Ах да, Роуан предупредил его об этом. Что ж, это несколько осложняет ситуацию: с матерью любое проявление слабости может привести к последствиям, о которых придется жалеть всю жизнь.
Йен с показным удальством вылил в рот остатки виски, надеясь не показывать, как мучительно работает его ум в поисках выхода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28