– Хорошая идея, – согласился Йен и тоже улыбнулся.
– У меня большой опыт по уходу за травмированными и покалеченными животными, а больные люди не так уж сильно отличаются от них, за исключением того, что иногда у людей не срабатывает естественный инстинкт и они отказываются принять ограничение собственных возможностей. В таком случае приходится тем или другим способом вынуждать их сделать это.
Йен тут же ухватился за ее слова.
– Принуждать Шарлотту не представляется мне задачей, для выполнения которой у меня есть естественный инстинкт.
Фиона тихонько засмеялась, и звуки ее смеха принесли дополнительную радость его сердцу.
– Это такой окольный способ попросить меня проследить за ее перевоспитанием?
– За эту малость я был бы вам вечно и неизменно благодарен.
Так как больше не было смысла выражать сомнения в способности Фионы, Йен решил приступить к делу как можно скорее.
– Когда мы начнем?
– Преображение Шарлотты вряд ли будет происходить гладко, и вы, конечно, отдаете себе в этом отчет? Переустройство дома также потребует довольно значительных расходов.
Расходы? Господи, если вспомнить об истребленных за последние три месяца фарфоре и серебре…
– Деньги здесь роли не играют. Пожалуйста, тратьте столько, сколько сочтете нужным.
– Но… в вашей жизни тоже должны произойти некоторые изменения.
– И какие же? – Йен вдруг вспомнил о том, что Фиона наголову разгромила его поведение вчера утром.
– Шарлотте необходимо занять свой ум чем-то другим, не уходить целиком в свои потери и в ненависть при мысли о том, что она обременяет вас своим присутствием.
– Почему она должна так думать? – Йен заметно удивился. – Я совсем не воспринимаю ее как бремя.
– По крайней мере, она для вас полная загадка и проблема для ваших слуг.
Йен вздохнул.
– Вы абсолютно правы относительно моего к ней отношения, – признал он, – и также мы должны быть справедливы к слугам: Шарлотта действительно создает для них много дополнительной работы.
– А ведь ей всего четырнадцать лет, Йен. Она рассуждает так, как свойственно ее возрасту: каждый ропот, каждое проявление нерасположения, каждый вздох она воспринимает как нечто исходящее от вас.
– Но это неправда!
Фиона снисходительно улыбнулась:
– Я знаю, что это не так, но только потому, что мне не четырнадцать лет и я не завишу от вашей доброты. Когда в последний раз вы садились за один обеденный стол с Шарлоттой?
Он едва удержался оттого, чтобы не застонать от чувства вины.
Фиона понимающе кивнула.
– Вам надо будет по крайней мере завтракать и ужинать вместе с ней.
Что ж, хорошо, он будет делать это. Ему надо где-то есть, так пусть это будет дом. Если Шарлотта перестанет швырять тарелки и еду, он сможет составить ей приятную компанию…
Йену очень хотелось самому предложить хоть какие-нибудь решения, но у него не было опыта, и единственное, что ему оставалось, – это положиться на мудрость Фионы и на ее доброту.
– О чем, скажите на милость, мы могли бы разговаривать за едой?
– Например, о ее собаке, – не задумываясь ответила Фиона. – О новых занавесках и ковриках, которые Шарлотта сама поможет выбрать. О новой мебели и о том, куда ее поставить. О фасонах платьев, которые предложит ей портниха, – да мало ли о чем! У Шарлотты должна появиться причина, по которой ей захочется выбраться из своей комнаты. Когда все, что вы делаете, – это смотрите из окна на сад, вы не станете никого просить быть добрым к вам; и с чего бы тогда вам быть жизнерадостным и милым?
Йен инстинктивно протянул к ней руку.
– Вы совершенно удивительная женщина! – не удержавшись, воскликнул он.
Щеки Фионы порозовели, глаза заблестели.
– Кстати, вы могли бы, – словно не слыша его, сказала она, – когда у вас будет свободное время, предложить Шарлотте показать сад и спросить, что бы ей хотелось изменить в нем.
– Может быть, нам стоит отправиться в сад всем вместе?
Фиона медленно кивнула и выпустила его руку.
– Если вы поделитесь с Шарлоттой другими своими интересами, уверена, она по крайней мере вежливо выслушает. Я допускаю, что ее окружали любовью и приучали к хорошим манерам, но все бесполезно, если невозможно применять их на практике.
– Мои интересы связаны с медициной и со строительством больницы; едва ли такие вещи покажутся девочке интересными.
Фиона склонила голову набок.
– Неужели вы строите больницу?
– Если мистер О’Коннор, руководящий строительством, сможет решить некоторые проблемы в мэрии Лондона, молотки и пилы заработают хоть завтра.
– Пожалуйста, расскажите об этом подробнее. Я хочу знать, что за больница и где она будет расположена.
– Ну, само здание досталось мне от отца – именно возле него лежал человек, нога которого была поражена гангреной.
– Да, вы рассказывали мне о нем…
– Его звали Патрик О’Салливан, и так же будет названа больница. Двери будут открыты для любого, нуждающегося в медицинской помощи, независимо оттого, может ли он заплатить.
– Всегда найдутся люди, нуждающиеся в медицинской помощи. Но это же замечательно. Но… боюсь, вам придется очень много работать.
Как мило с ее стороны подумать о этом.
– Я буду не один. – Йен чуть улыбнулся. – Коллеги помогут мне всем необходимым. Я также договорился с университетом, и студенты смогут проходить у меня практику под руководством опытных врачей.
– Я тоже хочу работать у вас, Йен!
– Боюсь, дорогая, – добродушно заметил Йен, – следующие сто или двести лет вы будете по горло заняты Шарлоттой, но все равно я ценю ваше отношение к моему замыслу: многие мои знакомые утверждают, что больница для бедных противоречит воле всевышнего.
Пристально глядя на него, Фиона покачала головой:
– Люди, не знавшие лишений, редко могут представить, каково это – испытывать безысходность и одиночество и какое целительное действие оказывает сознание, что кто-то заботится о тебе. Вот почему нам не следует тянуть с Шарлоттой. Уже сегодня мы могли бы перевезти ее со всем, что ей понадобится, в Солнечную комнату, с помощью слуг, разумеется.
Йен кивнул:
– Уверен, слуги не станут возражать, особенно если появится хоть слабая надежда, что в дальнейшем им станет легче.
Фиона пригладила юбки.
– Значит, решено: вы прямо сейчас пригласите нескольких крепких мужчин, а я постараюсь подготовить Шарлотту.
Когда Фиона вышла, Йен попробовал проанализировать ситуацию. Что-то произошло, что именно, он не мог сказать, но постепенно: между ними образовалась дистанция, которой не было в начале их разговора, и ему это не нравилось.
Йен все еще раздумывал над причиной внезапной перемены в Фионе, когда она открыла дверь комнаты его подопечной и исчезла внутри. Тогда, пригладив волосы и пробормотав: «Женщины», он пошел исполнять то, что обещал.
* * *
Стоя в комнате Шарлотты, Фиона невольно продолжала размышлять. Все, о чем они договорились, она делала для Шарлотты, это не имело никакого отношения к желанию понравиться Йену Кэботту или облегчить ему жизнь.
Но если она на самом деле произвела на Йена впечатление… Если он понял, что женщина, которую он просил стать его герцогиней, не только довольно здравомыслящая обладательница хорошенького личика… И в самом деле, почему бы ему не понять, что она умна и обладает немалыми познаниями в медицине? Если же он не пожелает заглянуть глубже, то учащенное сердцебиение и разливающееся по телу тепло – недостаточные причины для того, чтобы подписать брачный контракт и провести остаток жизни, занимаясь убранством дома Йена Кэботта, ухаживая за его воспитанницей и оставаясь его стоически снисходительной любовницей.
Глава 9
Сидя за обеденным столом, Йен глубокомысленно рассматривал жирное пятно на стене сбоку от камина: оно красовалось там, где за вчерашним обедом о стенку шмякнулась изысканная корнуолльская куропатка.
Он всмотрелся в участок справа от пятна и увидел большую россыпь крапинок; их желтоватый оттенок свидетельствовал, что оставлены они деликатесным рисовым пловом с карри. Теперь дорогие обои с муаровым рисунком безнадежно испорчены – таковы результаты первой попытки вернуть Шарлотту в мир благопристойных обедов и общепринятой вежливости.
Качая головой, Йен мысленно вернулся назад, сожалея, что все получилось так неудачно, и раздумывая, мог ли он поступить иначе. Когда он привез Шарлотту в столовую из Солнечной комнаты, то повел себя приветливо, но твердо. По дороге в столовую он четко объяснил девочке, чего от нее ждут, и столь же четко изложил последствия ее плохого поведения.
Когда он занял свое место и позвонил, чтобы принесли обед, Шарлотта сверкнула на него глазами, но Йен не увидел ни малейшего намека на то, что в ту самую секунду, когда с их тарелок будут сняты серебряные крышки, она превратится в беснующуюся фурию.
Впрочем, он явно был здесь единственным наивным человеком. Пока Йен вдыхал аромат божественной еды и мысленно придумывал комплименты своим поварам, лакеи вдруг разбежались кто куда. Быстрота их реакции и понимание ситуации спасли их белые рубашки, тогда как с него рис сыпался всю дорогу от столовой до Солнечной комнаты.
Увезти оставшуюся без обеда Шарлотту в ее комнату оказалось для него не так трудно, как он ожидал. Не то чтобы это хорошо отразилось на начале нового дня, но в тот момент его не волновало, что она ляжет спать голодной, и, оставляя коляску в центре комнаты, которую подготовила для Шарлотты Фиона, он не испытывал ничего, кроме злости. Уходя от Шарлотты, Йен вспомнил наставления Фионы и, прежде чем закрыть за собой дверь, задержался, чтобы пожелать зло уставившейся на него неблагодарной маленькой злодейке спокойной ночи и выразить надежду, что завтрак окажется ей больше по вкусу. Когда наступило время завтрака, Йен, вздохнув, придвинул серебряный кофейник и налил себе чашку горячего ароматного кофе. Он надеялся, что Шарлотта прибудет в столовую полностью преобразившейся – этакая вежливая, милая, чистенькая воспитанница благородного заведения. Хотя едва ли можно было ожидать чего-нибудь даже отдаленно похожего на эту картину, но надежда – единственное, что у него оставалось.
– Доброе утро, ваша светлость.
Йен быстро вскочил, повернулся и…
Что это? Солнечное сияние в бледно-зеленом платье или…
– Доброе утро, Фиона, – выговорил он с трудом. – Вы замечательно выглядите сегодня.
– Спасибо. – Фиона милосердно воздержалась от замечания, что комплимент сомнительного свойства и предполагает, будто вчера она выглядела не лучшим образом.
Йен бросился к ней и выдвинул для нее стул, а когда она села, с трудом удержался от того, чтобы поцеловать ее, и был рад, что может хотя бы предложить ей чашку кофе.
Пока он наливал кофе, Фиона удивленно спросила:
– Кажется, Шарлотта уже поела и возвратилась к себе?
Йену ничего не оставалось, как только рассказать правду. Может, если в его словах прозвучит больше отчаяния, Фиона сжалится над ним и освободит его от дальнейшего участия в этом предприятии.
Впрочем, надежды в этом предположении было не больше, чем надежды на преображение Шарлотты за одну ночь.
– Шарлотта пока не появлялась. Признаюсь, я почти уверен, что она решит пропустить еще один прием пищи.
– Ага, так вчерашний обед не был удачным началом?
– Еще бы! Бросок у Шарлотты получился очень удачный и очень мощный: бедная корнуолльская птичка была просто расплющена. Мне приходилось видеть то, что оставалось от предметов, попавших под колеса вагонов, но и они порой выглядели лучше, чем эта птичка, когда она наконец отлипла от стены и шлепнулась на ковер.
Фиона выгнула изящную бровь и задумчиво посмотрела на стену.
– Боюсь, обоям уже не вернуть прежний вид…
– То же самое мне заявила миссис Питтман, – со вздохом сказал Йен. – Мне кажется, Шарлотта целилась мне в голову, но я в этот момент наклонился, желая вдохнуть аромат превосходно приготовленного блюда, и она промахнулась.
Фиона прищурилась.
– А что было на обед?
– Восхитительный плов с карри. Увы, моя дорогая воспитанница даже не потрудилась попробовать его, прежде чем метнуть на стенку вслед за куропаткой.
Фиона, словно невозмутимый ангел милосердия, чуть кивнула, сделала глоток кофе и лишь затем спросила:
– И что же вы сделали в ответ на такое ужасное поведение?
– По крайней мере, я не придушил ее, хотя, должен признаться, мне очень этого хотелось. Напротив, я собрал все силы и, проявив зрелость и сдержанность, сжал зубы, встал и отвез Шарлотту обратно в ее комнату. Там я сказал несколько слов, в которых выразил надежду, что следующий день пройдет удачнее.
– И как она на это отреагировала?
– Понятия не имею: я закрыл дверь и ушел, после чего в соответствии с вашими наставлениями слуги предоставили ей самой приготовляться ко сну.
Фиона одобрительно кивнула, и это, согрев сердце Йена, подняло его настроение до невообразимых высот.
– Хорошая работа, ваша светлость.
Йен тут же потянулся за кофейником со словами:
– Я хотел бы, чтобы вы называли меня по имени.
– Постараюсь запомнить и приложу все усилия.
Йен довольно улыбнулся про себя. Кажется, она гораздо охотнее идет навстречу его пожеланиям, чем Шарлотта.
Его взгляд медленно прошелся по тонким линиям ее лица, и постепенно он осознал, что одно присутствие леди Тернбридж за его столом доставляет ему огромное наслаждение. А как она улыбалась ему, как смотрела и потом краснела, становясь розово-персиковой…
Никогда прежде невинность ни в коей степени не возбуждала Йена, скорее она угнетала и смущала его. С девицами, не познавшими радость сексуального наслаждения, он никогда не знал, как себя вести.
Но если Фиона в конце концов простит его за происшествие с леди Балтрип и примет его предложение… Как ему соблазнить эту невинность и не испортить того, что так трогает и делает ее непохожей на других?
– Кажется, вы чем-то обеспокоены, ваша светлость? – Фиона улыбнулась.
Герцог мучительно придумывал, как лучше ответить на ее вопрос. Да, обеспокоен, но не признаваться же, что он не понимает, как ему уложить ее в постель…
– Я думал о Шарлотте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28