https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/90x90/
Расстреляв патроны, араб исчез. Пехотинец закончил свой рассказ словами:
— В тот день ангел стоял передо мной.
Бернштейн услышала еще один выстрел, увидела еще одну вспышку, и автомат дернулся у нее в руках. А девушка упала, словно споткнувшись о край укрепления.
Мириам Бернштейн опустилась на колени и закрыла лицо ладонями.
* * *
В салоне «конкорда» Яков Лейбер смотрел американский военный фильм. Он уже видел этот фильм днем и сделал кое-какие заметки. Аппарат сейчас был установлен на ускоренный просмотр. Когда дело дошло до эпизода с оригинальными звуками военных действий, он переключил видео на нормальную скорость и усилил громкость. Колонки, расставленные по периметру, воспроизводили низкий хриплый голос тяжелого пулемета. Слухи об этом оружии расползлись по всему лагерю ашбалов с тех самых пор, как израильтяне освободили Мухаммеда Ассада. До своей казни за предательство Ассад, несомненно, многое успел порассказать о силе израильтян.
Ашбалы колебались. Вспышки выстрелов сверкали вдоль всей израильской линии. Треск легкого оружия перекрывал глухой рокот тяжелого пулемета. Казалось, будто на израильской стороне больше оружия, чем людей. Мусульманские боевики ощущали в воздухе вкус и запах поражения, разгрома. С сомнением и тревогой поглядывали они на своих командиров.
* * *
Наоми Хабер со страхом наблюдала, как дергается тело арабского снайпера. Ей едва не стало дурно, когда она поняла, что на самом деле всадила две пули в спину человека. Она крикнула, стараясь, чтобы голос не дрожал и звучал уверенно:
— Мистер Хоснер! С ним покончено! Я вас прикрою!
Она взглянула на Хоснера. Он лежал без движения.
— Мистер Хоснер! Он убит! Я...
И в этот момент рука Хоснера слегка шевельнулась, словно он помахал ей. Девушка повернула винтовку вниз по склону холма и начала палить по движущимся мишеням. Цель впереди на расстоянии примерно восьмидесяти метров. Огонь! Есть! Неподвижная цель, расстояние девяносто метров. Огонь! Промах. Установи уровень. Стреляй по той же цели. Есть! Следующая...
Хоснер вцепился в крутой край нависающей наблюдательной башни, но не смог подняться. Подвинулся вправо, где склон казался более покатым, и начал подниматься вверх. Где-то совсем рядом кто-то отчаянно палил из «М-14». Прямо впереди возвышались израильские брустверы. Предполагалось, что на склоне здесь не может быть никого — «М-14» покрывал огнем всю территорию, — но он ясно видел невероятное число огненных вспышек по всему периметру обороны. Где, черт возьми, они раздобыли все эти винтовки? Или это банки со спреем? Вспышки продолжались прямо перед ним, и Хоснер прекрасно понимал, что это вовсе не аэрозоль. Пули со свистом пролетали мимо. Он попытался перекричать стрельбу:
— Бога ради, прекратите палить! Это Хоснер! Хоснер!
Песок оползал под ногами, и он пробирался, спотыкаясь, прямо перед ведущими огонь израильтянами, хватая легкими воздух и крича изо всех сил. А потом внезапно оказался на дне окопа. Двое — молодые мужчина и женщина с «АК-47» — с любопытством смотрели на него сверху вниз. Хоснер поднялся:
— Вы самые негодные стрелки на свете, черт вас подери!
— К счастью для вас, — ответила девушка.
* * *
Те из обороняющихся, кому не досталось оружия, начали сталкивать со склона плотно скатанные комья глины. Тяжелые глиняные бомбочки катились по склону, разбивая землю и набирая все больше массы и энергии. Эти земляные обвалы достигали рядов ашбалов, с силой ударяли по ногам, ломали людям ребра.
Внезапно израильская линия осветилась похожими на факелы огнями — это зажглись фитили в дюжинах «коктейлей Молотова». Самодельные гранаты взвились высоко в воздух и посыпались на наступающих. Для полной уверенности, что они разорвутся при ударе, израильтяне использовали половинки кирпичей, привязывая их ремнями. Банки и бутылки взрывались при ударе, и керосин, или еще более опасный и безжалостный напалм, загорался, выплевывая огонь по всему склону холма.
Чтобы увеличить расстояние броска, кто-то использовал в качестве пращи бюстгальтер. Склон осветился, и израильский огонь стал более точным, а арабы оказались видны как на ладони.
Ашбалы явно растерялись и начали суетиться. Некоторые старались убежать в темноту, прячась от горящего керосина. Время от времени огненная жидкость попадала на человека, и тогда его крики перекрывали все прочие отвратительные звуки боя.
Последние из остававшихся свободными ловушек скоро тоже оказались занятыми. С полдюжины молодых мужчин и женщин, надрываясь в крике и извиваясь, пытались бороться за свою жизнь, в то время как острые металлические шипы все глубже вонзались в их тела, протыкая бедра, животы, шеи, груди и навсегда приковывая их.
Саперы, изображавшие убитых прямо под израильскими укреплениями, понимали, что они действительно обречены. Огонь соотечественников уже оказался губительным для некоторых из их товарищей, а шансы на успешное наступление все уменьшались. Они оказались почти в пасти врага. Однако обученный солдат готов к любой случайности. Медленно, по нескольку человек, они скатывались с холма, останавливаясь через каждые несколько метров и снова притворяясь мертвыми. Саперы знали, что внимание защитников отвлечено от них. Метр за метром они приближались к основной массе наступавших. Движение казалось медленным и мучительным, и едва ли не каждый из них оказывался на волосок от смерти, но все же половина элитной команды численностью в двадцать человек вернулась к своим. Впрочем, и здесь они отнюдь не чувствовали себя в безопасности.
* * *
Бой на западном склоне закончился меньше чем через шестьдесят секунд после того, как первые израильские «АК-47» открыли огонь. Бутылки с зажигательной смесью подожгли весь ряд кустов, и силуэты взбирающихся по холму арабов отчетливо виднелись на свету. Глиняные бомбы и «АК-47» начисто освободили ровный, крутой склон. Передний скат бруствера оказался столь же неприступным, как и два с половиной тысячелетия назад, когда его впервые увидел Дарий или же когда несколько лет спустя об эти укрепления едва не споткнулся Александр Македонский. Почти все, кто оказался среди кустов, или сгорели заживо, или были убиты. А те немногие, которые упали в Евфрат, как и большинство арабов, просто не умели плавать, и мутные бурные воды реки поглотили их.
Саид Талиб уже и думать забыл о своей давней мечте содрать шкуру с Исаака Берга. С криком бежал он среди горящих кустов. Жгучая боль от двух пуль почти лишала его сознания. Он споткнулся и полз, пока не увидел перед собой Евфрат. Саид бросился в воду. Умение плавать оказалось самым важным из всех его европейских приобретений, и Саид позволил бурному потоку нести себя к югу. Несколько соотечественников кричали и плескались рядом, но он не мог им помочь, и в конце концов они утонули. Саиду казалось, что он единственный, кому удалось выжить в этом аду.
* * *
Хоснер подошел к Бергу, стоявшему на командном посту:
— Или ты лучший военачальник со времен Александра Македонского, или же у тебя хватает здравого смысла стоять здесь спокойно и ничего не делать.
Берг с удивлением увидел живого Хоснера, но воздержался от комментариев.
— Думаю, что всего понемногу. — Он, конечно, не мог не заметить, что Хоснер вернулся без рубашки и босиком, с залитым кровью лицом. — Где, черт возьми, тебя носило?
— Ниже по склону.
Хоснер встал на вершину и вгляделся в периметр обороны:
— Брин погиб. Снайперская пуля.
— Понятно.
Берг раскурил трубку, которая уже немалое время попусту торчала у него изо рта.
— Большие потери. Боюсь, с аванпостами покончено.
— Мне тоже так кажется, — ответил Хоснер.
В этот момент к командному пункту с западной стороны склона приблизились две девушки. Каждая держала на плечах несколько автоматов. Одной из них оказалась Эсфирь Аронсон. Она и заговорила первой:
— Там для них все кончено. А у нас без потерь. Впрочем один человек пропал.
— Ты прекрасно справилась с заданием, — похвалил девушку Берг.
— Мне кажется, эти автоматы могли бы принести больше пользы на восточном склоне, — продолжала она.
— Наверное, — согласился Берг. — Так кто пропал?
— Мириам Бернштейн. Ее ищут.
Хоснер внешне никак не прореагировал на известие.
Девушки поспешили обратно в темноту.
Хоснер протянул руку:
— Дай-ка мне разок затянуться твоим чертовым зельем.
Берг передал ему трубку:
— Это было чудо?
— Не дотягивает, — ответил Хоснер. Руки его дрожали.
— Почему же?
— Потому что я не слышал гласа Господня.
— Ты должен слышать его? Только ты один достоин этого?
— Именно так.
Берг рассмеялся. Хоснер отдал трубку:
— Как Добкин?
Берг пожал плечами:
— Если он жив, это точно будет чудом.
— Да уж. Послушай, я собираюсь туда, на западный склон.
— Незачем. Там все уже закончилось.
— Не указывай мне, как командовать боем, Берг.
Хоснер спрыгнул с возвышения и быстрым шагом отправился на запад.
Берг проводил его долгим взглядом.
* * *
Ибрагим Ариф продолжал говорить в микрофон. Он постарался так изменить голос, чтобы тот перекрыл низкие, тяжелые звуки боя и в то же время звучал насмешливо:
— Отправляйтесь домой, детишки. Вас уже достаточно отшлепали. Бегите домой и спрячьте свои рожицы! Салем Хаммади! Ты меня слышишь? Иди домой и ложись в постельку со своим дружком! Кто он на этой неделе? Али? Абдель? Салман? Или же это Абдулла? Мухаммед Ассад говорил вроде, что на этой неделе ты занимаешься любовью с Абдуллой!
Ариф продолжал в том же духе, отпуская шпильки в той протяжной, завывающей манере, которая так характерна для арабской речи. Он говорил и говорил, а его сердце тяжело стучало в груди, и рот, уже и так пересохший от недостатка воды, превратился в пыльную пустыню, полную песка. От жестокого, беспощадного ножа Риша его отделяла всего лишь горсточка евреев, у которых кончались боеприпасы. И даже если неведомой и непостижимой милостью Аллаха Ариф сможет выбраться из этого ада живым и невредимым, всю его жизнь над ним будет висеть угроза страшной, кровавой мести со стороны людей, которых он когда-то называл братьями и сестрами. Но это будет только завтра. А сегодняшняя задача — удержаться в стороне от ножа Риша и выполнить приказания Якова Хоснера.
— Или сегодня ты проведешь ночь с верблюдом или ослом, Салем? А может, это будет твой хозяин и господин, Ахмед Риш?
Молодые арабы, оскорбленные и растерянные, что-то кричали в ответ. Двое поднялись, пытаясь добраться до вершины, и тут же простились с жизнью. А некоторые жали на спусковые крючки автоматов подобно тому, как человек в минуту бессильной ярости сжимает кулаки. Стволы «Калашниковых» перегревались и раскалялись...
Ахмед Риш притаился в лощине рядом со своим радистом. Салем Хаммади сидел неподалеку, всего в нескольких метрах от него. В темноте казалось, что он плачет или молится, а может, просто что-то бормочет про себя. Риш окликнул его:
— Вставай! Нужно сделать последнее усилие! У них скорее всего мало патронов. Луна еще не взошла. Последнее усилие! Пойдем! Мы должны быть впереди!
Хаммади поднялся и пошел вперед рядом с Ришем. Большинство остальных ашбалов покорно последовали за ними.
Бутылки с зажигательной смесью дождем сыпались на неуверенно атакующих людей, а град пуль рвал их ряды. Земляные оползни выбивали почву из-под ног идущих и засыпали грязью ползущих.
В конце концов из-за их спин громко и ясно прозвучал призыв к отступлению:
— Назад! Назад! Все кончено! Уходите обратно!
Абдель Джабари сидел возле домика пастуха и командным голосом вещал в микрофон:
— Возвращайтесь обратно! Все уже закончилось! Идите домой!
Его приказ усиливал чудесным образом уцелевший громкоговоритель, установленный на втором посту.
— Назад! Назад!
Именно этот звук и привел в чувство Дебору Гидеон. Она стряхнула с лица комья глины и посмотрела на небо. Невероятно прекрасный сонм ослепительных бело-голубых звезд сиял прямо над ее головой. Рядом раздались шаги — кто-то спускался вниз с холма. Силуэт заслонил от нее звезды, и девушка закрыла глаза.
— Возвращайтесь! — кричал Джабари.
И хотя теперь арабы уже понимали, что это всего лишь еще один обман, они не спешили демонстрировать сообразительность и охотно разворачивались в противоположном направлении, как того требовал командный голос. Но другой голос, столь же сильный и властный, голос Ахмеда Риша (или же это еще один обман?) приказывал наступать. Этот голос надрывался в темноте, едва не выводя из строя полевые громкоговорители:
— Вперед! Атакуем! За мной!
И тут же в противовес ему:
— Возвращайтесь обратно!
Без сомнения, спускаться с холма гораздо легче, чем подниматься вверх, и совсем не так опасно. Казалось, что израильский огонь стих, словно враг выжидал, как пойдет дело. Значение этого молчаливого послания хорошо понимали все, кто тянулся вверх по склону. Израильтяне как бы говорили. Вы больше не заперты на холме. Выход свободен. Уходите!
* * *
Почти в центре восточной оборонительной линии и в двадцати метрах за ней Питер Кан и Давид Беккер стояли возле большой бутыли с азотом. К ее горлышку они прикрепили раздвижную стойку от носового шасси. На стойке балансировало сиденье из салона «конкорда». На сиденье водрузили шину. По сигналу Кана Беккер поднес зажженную спичку к пропитанным керосином сиденью и шине. Огонь охватил их, и Кан открыл предохранительный клапан. Азот выстрелил в полую стойку и вытолкнул складную секцию в воздух. Сиденье вместе с колесом взмыло вверх и повисло над укреплениями, словно огненный знак из книги пророка Иезекииля. Конструкция упала на склон и вновь отскочила в воздух, разбрасывая горящие обломки. Вращающееся огненное колесо устремилось вниз, не щадя рядов арабских боевиков.
Кан и Беккер вновь приладили стойку и прикрепили к ней еще одно сиденье и вторую, последнюю, шину. Запустили снаряд в воздух, а потом прикрепили к стойке третье сиденье, направили устройство дальше на юг и снова выстрелили.
Арабы повернули вспять — сначала лишь некоторые, а потом все остальные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— В тот день ангел стоял передо мной.
Бернштейн услышала еще один выстрел, увидела еще одну вспышку, и автомат дернулся у нее в руках. А девушка упала, словно споткнувшись о край укрепления.
Мириам Бернштейн опустилась на колени и закрыла лицо ладонями.
* * *
В салоне «конкорда» Яков Лейбер смотрел американский военный фильм. Он уже видел этот фильм днем и сделал кое-какие заметки. Аппарат сейчас был установлен на ускоренный просмотр. Когда дело дошло до эпизода с оригинальными звуками военных действий, он переключил видео на нормальную скорость и усилил громкость. Колонки, расставленные по периметру, воспроизводили низкий хриплый голос тяжелого пулемета. Слухи об этом оружии расползлись по всему лагерю ашбалов с тех самых пор, как израильтяне освободили Мухаммеда Ассада. До своей казни за предательство Ассад, несомненно, многое успел порассказать о силе израильтян.
Ашбалы колебались. Вспышки выстрелов сверкали вдоль всей израильской линии. Треск легкого оружия перекрывал глухой рокот тяжелого пулемета. Казалось, будто на израильской стороне больше оружия, чем людей. Мусульманские боевики ощущали в воздухе вкус и запах поражения, разгрома. С сомнением и тревогой поглядывали они на своих командиров.
* * *
Наоми Хабер со страхом наблюдала, как дергается тело арабского снайпера. Ей едва не стало дурно, когда она поняла, что на самом деле всадила две пули в спину человека. Она крикнула, стараясь, чтобы голос не дрожал и звучал уверенно:
— Мистер Хоснер! С ним покончено! Я вас прикрою!
Она взглянула на Хоснера. Он лежал без движения.
— Мистер Хоснер! Он убит! Я...
И в этот момент рука Хоснера слегка шевельнулась, словно он помахал ей. Девушка повернула винтовку вниз по склону холма и начала палить по движущимся мишеням. Цель впереди на расстоянии примерно восьмидесяти метров. Огонь! Есть! Неподвижная цель, расстояние девяносто метров. Огонь! Промах. Установи уровень. Стреляй по той же цели. Есть! Следующая...
Хоснер вцепился в крутой край нависающей наблюдательной башни, но не смог подняться. Подвинулся вправо, где склон казался более покатым, и начал подниматься вверх. Где-то совсем рядом кто-то отчаянно палил из «М-14». Прямо впереди возвышались израильские брустверы. Предполагалось, что на склоне здесь не может быть никого — «М-14» покрывал огнем всю территорию, — но он ясно видел невероятное число огненных вспышек по всему периметру обороны. Где, черт возьми, они раздобыли все эти винтовки? Или это банки со спреем? Вспышки продолжались прямо перед ним, и Хоснер прекрасно понимал, что это вовсе не аэрозоль. Пули со свистом пролетали мимо. Он попытался перекричать стрельбу:
— Бога ради, прекратите палить! Это Хоснер! Хоснер!
Песок оползал под ногами, и он пробирался, спотыкаясь, прямо перед ведущими огонь израильтянами, хватая легкими воздух и крича изо всех сил. А потом внезапно оказался на дне окопа. Двое — молодые мужчина и женщина с «АК-47» — с любопытством смотрели на него сверху вниз. Хоснер поднялся:
— Вы самые негодные стрелки на свете, черт вас подери!
— К счастью для вас, — ответила девушка.
* * *
Те из обороняющихся, кому не досталось оружия, начали сталкивать со склона плотно скатанные комья глины. Тяжелые глиняные бомбочки катились по склону, разбивая землю и набирая все больше массы и энергии. Эти земляные обвалы достигали рядов ашбалов, с силой ударяли по ногам, ломали людям ребра.
Внезапно израильская линия осветилась похожими на факелы огнями — это зажглись фитили в дюжинах «коктейлей Молотова». Самодельные гранаты взвились высоко в воздух и посыпались на наступающих. Для полной уверенности, что они разорвутся при ударе, израильтяне использовали половинки кирпичей, привязывая их ремнями. Банки и бутылки взрывались при ударе, и керосин, или еще более опасный и безжалостный напалм, загорался, выплевывая огонь по всему склону холма.
Чтобы увеличить расстояние броска, кто-то использовал в качестве пращи бюстгальтер. Склон осветился, и израильский огонь стал более точным, а арабы оказались видны как на ладони.
Ашбалы явно растерялись и начали суетиться. Некоторые старались убежать в темноту, прячась от горящего керосина. Время от времени огненная жидкость попадала на человека, и тогда его крики перекрывали все прочие отвратительные звуки боя.
Последние из остававшихся свободными ловушек скоро тоже оказались занятыми. С полдюжины молодых мужчин и женщин, надрываясь в крике и извиваясь, пытались бороться за свою жизнь, в то время как острые металлические шипы все глубже вонзались в их тела, протыкая бедра, животы, шеи, груди и навсегда приковывая их.
Саперы, изображавшие убитых прямо под израильскими укреплениями, понимали, что они действительно обречены. Огонь соотечественников уже оказался губительным для некоторых из их товарищей, а шансы на успешное наступление все уменьшались. Они оказались почти в пасти врага. Однако обученный солдат готов к любой случайности. Медленно, по нескольку человек, они скатывались с холма, останавливаясь через каждые несколько метров и снова притворяясь мертвыми. Саперы знали, что внимание защитников отвлечено от них. Метр за метром они приближались к основной массе наступавших. Движение казалось медленным и мучительным, и едва ли не каждый из них оказывался на волосок от смерти, но все же половина элитной команды численностью в двадцать человек вернулась к своим. Впрочем, и здесь они отнюдь не чувствовали себя в безопасности.
* * *
Бой на западном склоне закончился меньше чем через шестьдесят секунд после того, как первые израильские «АК-47» открыли огонь. Бутылки с зажигательной смесью подожгли весь ряд кустов, и силуэты взбирающихся по холму арабов отчетливо виднелись на свету. Глиняные бомбы и «АК-47» начисто освободили ровный, крутой склон. Передний скат бруствера оказался столь же неприступным, как и два с половиной тысячелетия назад, когда его впервые увидел Дарий или же когда несколько лет спустя об эти укрепления едва не споткнулся Александр Македонский. Почти все, кто оказался среди кустов, или сгорели заживо, или были убиты. А те немногие, которые упали в Евфрат, как и большинство арабов, просто не умели плавать, и мутные бурные воды реки поглотили их.
Саид Талиб уже и думать забыл о своей давней мечте содрать шкуру с Исаака Берга. С криком бежал он среди горящих кустов. Жгучая боль от двух пуль почти лишала его сознания. Он споткнулся и полз, пока не увидел перед собой Евфрат. Саид бросился в воду. Умение плавать оказалось самым важным из всех его европейских приобретений, и Саид позволил бурному потоку нести себя к югу. Несколько соотечественников кричали и плескались рядом, но он не мог им помочь, и в конце концов они утонули. Саиду казалось, что он единственный, кому удалось выжить в этом аду.
* * *
Хоснер подошел к Бергу, стоявшему на командном посту:
— Или ты лучший военачальник со времен Александра Македонского, или же у тебя хватает здравого смысла стоять здесь спокойно и ничего не делать.
Берг с удивлением увидел живого Хоснера, но воздержался от комментариев.
— Думаю, что всего понемногу. — Он, конечно, не мог не заметить, что Хоснер вернулся без рубашки и босиком, с залитым кровью лицом. — Где, черт возьми, тебя носило?
— Ниже по склону.
Хоснер встал на вершину и вгляделся в периметр обороны:
— Брин погиб. Снайперская пуля.
— Понятно.
Берг раскурил трубку, которая уже немалое время попусту торчала у него изо рта.
— Большие потери. Боюсь, с аванпостами покончено.
— Мне тоже так кажется, — ответил Хоснер.
В этот момент к командному пункту с западной стороны склона приблизились две девушки. Каждая держала на плечах несколько автоматов. Одной из них оказалась Эсфирь Аронсон. Она и заговорила первой:
— Там для них все кончено. А у нас без потерь. Впрочем один человек пропал.
— Ты прекрасно справилась с заданием, — похвалил девушку Берг.
— Мне кажется, эти автоматы могли бы принести больше пользы на восточном склоне, — продолжала она.
— Наверное, — согласился Берг. — Так кто пропал?
— Мириам Бернштейн. Ее ищут.
Хоснер внешне никак не прореагировал на известие.
Девушки поспешили обратно в темноту.
Хоснер протянул руку:
— Дай-ка мне разок затянуться твоим чертовым зельем.
Берг передал ему трубку:
— Это было чудо?
— Не дотягивает, — ответил Хоснер. Руки его дрожали.
— Почему же?
— Потому что я не слышал гласа Господня.
— Ты должен слышать его? Только ты один достоин этого?
— Именно так.
Берг рассмеялся. Хоснер отдал трубку:
— Как Добкин?
Берг пожал плечами:
— Если он жив, это точно будет чудом.
— Да уж. Послушай, я собираюсь туда, на западный склон.
— Незачем. Там все уже закончилось.
— Не указывай мне, как командовать боем, Берг.
Хоснер спрыгнул с возвышения и быстрым шагом отправился на запад.
Берг проводил его долгим взглядом.
* * *
Ибрагим Ариф продолжал говорить в микрофон. Он постарался так изменить голос, чтобы тот перекрыл низкие, тяжелые звуки боя и в то же время звучал насмешливо:
— Отправляйтесь домой, детишки. Вас уже достаточно отшлепали. Бегите домой и спрячьте свои рожицы! Салем Хаммади! Ты меня слышишь? Иди домой и ложись в постельку со своим дружком! Кто он на этой неделе? Али? Абдель? Салман? Или же это Абдулла? Мухаммед Ассад говорил вроде, что на этой неделе ты занимаешься любовью с Абдуллой!
Ариф продолжал в том же духе, отпуская шпильки в той протяжной, завывающей манере, которая так характерна для арабской речи. Он говорил и говорил, а его сердце тяжело стучало в груди, и рот, уже и так пересохший от недостатка воды, превратился в пыльную пустыню, полную песка. От жестокого, беспощадного ножа Риша его отделяла всего лишь горсточка евреев, у которых кончались боеприпасы. И даже если неведомой и непостижимой милостью Аллаха Ариф сможет выбраться из этого ада живым и невредимым, всю его жизнь над ним будет висеть угроза страшной, кровавой мести со стороны людей, которых он когда-то называл братьями и сестрами. Но это будет только завтра. А сегодняшняя задача — удержаться в стороне от ножа Риша и выполнить приказания Якова Хоснера.
— Или сегодня ты проведешь ночь с верблюдом или ослом, Салем? А может, это будет твой хозяин и господин, Ахмед Риш?
Молодые арабы, оскорбленные и растерянные, что-то кричали в ответ. Двое поднялись, пытаясь добраться до вершины, и тут же простились с жизнью. А некоторые жали на спусковые крючки автоматов подобно тому, как человек в минуту бессильной ярости сжимает кулаки. Стволы «Калашниковых» перегревались и раскалялись...
Ахмед Риш притаился в лощине рядом со своим радистом. Салем Хаммади сидел неподалеку, всего в нескольких метрах от него. В темноте казалось, что он плачет или молится, а может, просто что-то бормочет про себя. Риш окликнул его:
— Вставай! Нужно сделать последнее усилие! У них скорее всего мало патронов. Луна еще не взошла. Последнее усилие! Пойдем! Мы должны быть впереди!
Хаммади поднялся и пошел вперед рядом с Ришем. Большинство остальных ашбалов покорно последовали за ними.
Бутылки с зажигательной смесью дождем сыпались на неуверенно атакующих людей, а град пуль рвал их ряды. Земляные оползни выбивали почву из-под ног идущих и засыпали грязью ползущих.
В конце концов из-за их спин громко и ясно прозвучал призыв к отступлению:
— Назад! Назад! Все кончено! Уходите обратно!
Абдель Джабари сидел возле домика пастуха и командным голосом вещал в микрофон:
— Возвращайтесь обратно! Все уже закончилось! Идите домой!
Его приказ усиливал чудесным образом уцелевший громкоговоритель, установленный на втором посту.
— Назад! Назад!
Именно этот звук и привел в чувство Дебору Гидеон. Она стряхнула с лица комья глины и посмотрела на небо. Невероятно прекрасный сонм ослепительных бело-голубых звезд сиял прямо над ее головой. Рядом раздались шаги — кто-то спускался вниз с холма. Силуэт заслонил от нее звезды, и девушка закрыла глаза.
— Возвращайтесь! — кричал Джабари.
И хотя теперь арабы уже понимали, что это всего лишь еще один обман, они не спешили демонстрировать сообразительность и охотно разворачивались в противоположном направлении, как того требовал командный голос. Но другой голос, столь же сильный и властный, голос Ахмеда Риша (или же это еще один обман?) приказывал наступать. Этот голос надрывался в темноте, едва не выводя из строя полевые громкоговорители:
— Вперед! Атакуем! За мной!
И тут же в противовес ему:
— Возвращайтесь обратно!
Без сомнения, спускаться с холма гораздо легче, чем подниматься вверх, и совсем не так опасно. Казалось, что израильский огонь стих, словно враг выжидал, как пойдет дело. Значение этого молчаливого послания хорошо понимали все, кто тянулся вверх по склону. Израильтяне как бы говорили. Вы больше не заперты на холме. Выход свободен. Уходите!
* * *
Почти в центре восточной оборонительной линии и в двадцати метрах за ней Питер Кан и Давид Беккер стояли возле большой бутыли с азотом. К ее горлышку они прикрепили раздвижную стойку от носового шасси. На стойке балансировало сиденье из салона «конкорда». На сиденье водрузили шину. По сигналу Кана Беккер поднес зажженную спичку к пропитанным керосином сиденью и шине. Огонь охватил их, и Кан открыл предохранительный клапан. Азот выстрелил в полую стойку и вытолкнул складную секцию в воздух. Сиденье вместе с колесом взмыло вверх и повисло над укреплениями, словно огненный знак из книги пророка Иезекииля. Конструкция упала на склон и вновь отскочила в воздух, разбрасывая горящие обломки. Вращающееся огненное колесо устремилось вниз, не щадя рядов арабских боевиков.
Кан и Беккер вновь приладили стойку и прикрепили к ней еще одно сиденье и вторую, последнюю, шину. Запустили снаряд в воздух, а потом прикрепили к стойке третье сиденье, направили устройство дальше на юг и снова выстрелили.
Арабы повернули вспять — сначала лишь некоторые, а потом все остальные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61