И десять тюбиков авансом. На этот раз завтра.»
«Мне сейчас тюбик нужен, Жира.»
«Прогуляйся Ц получишь.»
Моряк выплыл на Толковище. Уличный разносчик пихнул ему в портрет вайер,
прикрыв им свою руку на моряцкой авторучке. Моряк шел дальше. Он вытащил р
учку и разломал ее, как орех, своими толстыми, жилистыми, розовыми пальцам
и. Он извлек свинцовый тюбик. Один конец обрезал маленьким кривым ножом. И
знутри выползло черное облачко тумана и повисло в воздухе кипящим мехом
. Лицо Моряка растворилось. Его рот пошел волнами вперед, смыкаясь на длин
ном тюбике, всасывая черный пух, вибрируя в сверхзвуковой перистальтике
, и исчез неслышным розовым взрывом. Лицо вновь сошлось в фокусе, неперено
симо резком и ясном, пылая желтой маркой мусора, опаляющей серые ляжки ми
ллиона вопящих торчков.
«Так будет длиться месяц,» решил он, сверившись с незримым зеркалом.
Все улицы Города скатывались вниз между каньонами, становившимися все г
лубже и глубже, к громадной площади в форме почки, заполненной тьмой. Стен
ы улицы и площади истыканы жилыми клетушками и кафе, некоторые из них Ц в
сего несколько футов глубиной, а некоторые простираются, пока хватает гл
аз, лабиринтами комнат и коридоров.
На всех уровнях пересечения мостов, подмосток, фуникулеров. Юноши-катат
оники, переодетые женщинами, в платьях из джута и гнилых тряпках, с лицами
, грубо и густо размалеванными яркими красками поверх слоя побоев, арабе
сок треснувших, сочащихся шрамов до самой жемчужной кости, толкают прохо
жего в молчаливой льнущей настойчивости.
Контрабандисты, торгующие Черным Мясом, плотью гигантской водной черно
й многоножки Ц иногда достигающей длины шести футов Ц обитающей в прох
оде между черных скал и переливающихся бурых лагун, выставляют парализо
ванных ракообразных в закамуфлированных кармашках Толковища, видимых
одним только Мясоедам.
Последователи устаревших немыслимых занятий, машинально рисующие этру
сские закорючки, пристрастившиеся к еще не синтезированным наркотикам,
чернорыночники Третьей Мировой войны, акцизные телепатической чувстви
тельности, остеопаты духа, расследователи нарушений, изобличаемых ломо
выми параноидными шахматистами, прислужники фрагментарных ордеров, за
писанных гебефренической скорописью и обвиняющих в несказанных надруг
ательствах над духом, чиновники неконституционных полицейских государ
ств, ломщики изысканных грез и ностальгий, испытанных на клетках мусорно
й болезни с повышенной чувствительностью и выменянных на сырье воли, пья
ницы Тяжелой Жидкости, запечатанной в полупрозрачный янтарь снов.
Кафе Встреч занимает одну сторону Толковища, лабиринт кухонь, ресторано
в, ночлежных каморок, опасных железных балконов и подвалов, выходящих к п
одземным баням.
На табуретах, обитых белым атласом, сидят нагие Воротилы, посасывая полу
прозрачные разноцветные сиропы сквозь алебастровые соломинки. У Ворот
ил нет печени, и они вскармливают себя исключительно на сладостях. Тонки
е, лилово-синие губы прикрывают острый, как бритва, клюв из черной кости, к
оторым они зачастую рвут друг друга в клочья, если не поделят клиента. Эти
существа выделяют из своих возбужденных пенисов вызывающую привыкание
жидкость, которая продляет жизнь, замедляя метаболизм. (Фактически, все а
генты долголетия, как доказано, вызывают привыкание в прямой пропорции к
их эффективности в продлении жизни) Зависшие на жидкости Воротил извест
ны под названием Рептилии. Несколько таких Рептилий перетекают через ст
улья своими гибкими костями и черно-розовой плотью. Веер из зеленого хря
ща, покрытый полыми, возбужденными волосками, сквозь который Рептилии вп
итывают жидкость, взбухает за каждым ухом. Вееры, время от времени колыха
емые невидимыми токами воздуха, также служат некоей формой общения, ведо
мой только Рептилиям.
Во время Паник, случающихся раз в два года, когда освежеванная, обрушенна
я Полиция Грез штурмует Город, Воротилы ищут спасения в глубочайших расс
елинах стены, запечатывая себя в глиняные клетушки, и остаются там в биос
тазе на много недель. В такие дни серого ужаса Рептилии мечутся все быстр
ее и быстрее, с визгом проносятся друг мимо друга на сверхзвуковых скоро
стях, их гибкие черепа трепыхаются на черных ветрах насекомой агонии.
Полиция Грез рассыпается на комочки гнилой эктоплазмы, сметаемой прочь
старым наркошей, кашляющим и отхаркивающимся в утреннем кумаре. Чувак Во
ротил приходит с алебастровыми банками жидкости, и Рептилии разглажива
ются.
Воздух снова неподвижен и чист, как глицерин.
Моряк засек свою Рептилию. Он подплыл к ней и заказал зеленый сироп. У Репт
илии был маленький, круглый диск рта с бурой щетиной, невыразительные зе
леные глаза, почти полностью прикрытые тонкой пленкой век. Моряк ждал ча
с, пока тварь не осознает его присутствия.
«Есть яйца для Жиры?» спросил он, и его слова зашевелились в волосках веер
а Рептилии.
Рептилии потребовалось два часа, чтобы поднять три розовых прозрачных п
альца, покрытых черным пушком.
Несколько Мясоедов валялись в блевотине, слишком ослабев, чтобы пошевел
ьнуться. (Черное Мясо Ц вроде разложившегося сыра, ошеломляюще вкусное
и тошнотворное, поэтому едоки едят его и блюют, и едят снова, пока не падаю
т в измождении)
Размалеванный юноша проскользнул внутрь и схватил один из огромных чер
ных когтей, пустив клубы сладкого, тошнотворного дыма по всему кафе.

БОЛЬНИЦА

Заметки О Дезинтоксикации. Паранойя ранней стадии соскока… Все выгляди
т голубым… Плоть мертва, одутловата, тускла.
Кошмары Соскока. Кафе, обрамленное зеркалами. Пустое… В ожидании чего-то
… В боковом проеме дверей возникает человек… Худощавый маленький араб в
бурой джеллабе с седой бородой и серым лицом… У меня в руке кувшин с кипящ
ей кислотой… В конвульсии необходимости я плескаю ее ему в лицо…
Все похожи на наркоманов…
Предпринимаю небольшую прогулку по больничному дворику… Пока меня не б
ыло, кто-то брал мои ножницы, они измазаны какой липкой, красно-бурой жиже
й… Без сомнения, эта сучка-криада подравнивает ими свою ветошь.
Ужасные на вид европейцы заполонили собой лестницу, перехватывают медс
естру, как раз когда мне нужно лекарство, впустую ссут в тазик, когда я мою
сь, занимают туалет по многу часов кряду Ц вероятно, пытаются выудить ре
зиновый палец с бриллиантами, который закурковали у себя в заднице…
На самом деле, весь клан европейцев переехал ко мне поближе… Старой мама
ше делают операцию, а ее доченька влезает в самое нутро проследить, чтоб э
ту рухлядь обслужили как полагается. Странные посетители, предположите
льно родственники… На одном вместо очков такие прибамбасы, которые ювел
иры ввинчивают себе в глаза, чтоб изучать камни… Вероятно, опустившийся
гранильщик алмазов… Человек, испохабивший Трокмортонский Бриллиант и
вышибленный из отрасли… Все эти ювелиры, столпившиеся вокруг Бриллиант
а в своих рясах, прислуживающие Чуваку. Ошибка в одну тысячную дюйма полн
остью гробит камень, и им приходится специально импортировать этого тип
а из Амстердама, чтоб сделал работу… И вот он вваливается вусмерть бухой
с громадным отбойным молотком и раздалбывает алмаз в прах…
Я не подрубаюсь по этим гражданам… Сбытчики дури из Алеппо?… Контрабанди
сты выкидышей из Буэнос-Айреса?… Нелегальные покупатели алмазов из Йоха
ннесбурга?… Работорговцы из Сомалиландии? Подельники, по меньшей мере…

Непрерывные сны о мусоре: Я ищу маковое поле… Самогонщики в черных стетс
онах отправляют меня в Ближневосточное кафе… Один из официантов Ц связ
ник по югославскому опию…
Покупаю пакет героина у Малайской Лесбиянки в кителе с белым ремнем… Тыр
ю бумажку в тибетском отделе музея. Она пытается отлямзить ее обратно… И
щу место вмазаться…
Критическая точка соскока Ц не ранняя фаза обостренной болезни, а финал
ьный шаг на свободу от мусорной среды… Начинается кошмарная интерлюдия
клеточной паники, жизнь зависает между двумя способамибытия… В этот мом
ент тяга к мусору концентрируется в последнем, всевыплескивающемся уси
лии и, кажется, приобретает сновидческую силу: обстоятельства подкладыв
ают мусор тебе на пути… Ты встречаешь Шмекера былых времен, вороватого б
ольничного служителя, старпера-писателя…
Охранник в форме из человеческой кожи, в черной куртке с пуговицами из съ
еденных кариесом желтых зубов, эластичной водолазке цвета полированно
й индейской меди, подростково-нордических смуглых штанах, сандалиях из
ороговевших от мозолей подметок молодого малайского фермера, в пепельн
о-буром шарфике, повязанном и заткнутом под рубашку. (Пепельно-бурый Ц э
то цвет вроде серого под коричневой кожей. Иногда его можно найти у помес
ей негров и белых, смесь эта не сошла, и цвета разделились, словно масло на
воде…)
Охранник Ц франт, поскольку ему больше нечем заняться, и всю свою зарпла
ту он откладывает на хорошую одежду, и переодевается по три раза на дню пе
ред громадным увеличивающим зеркалом. У него латинское смазливо-гладко
е лицо с тоненькими усиками, словно прочерченными карандашиком, маленьк
ие черные глазки, пустые и жадные, не видящие снов насекомые глаза.
Когда я добираюсь до границы, Охранник выскакивает из своей каситы, на ше
е у него болтается зеркало в деревянной рамке. Он пытается сдернуть его с
шеи… Такого никогда раньше не было, чтобы кто-то добрался до границы. Охра
нник повредил себе гортань, пытаясь снять зеркальную рамку… Он потерял г
олос… Он открывает рот, видно, как внутри у него скачет язык. Гладкое тупое
юношеское лицо и раскрытый рот с прыгающим внутри языком невероятно отв
ратительны. Охранник тянет руку. Все тело его сотрясается в конвульсиях
неприятия. Я подхожу и отмыкаю цепь, перегораживающую дорогу. Она падает
с лязгом металла о камень. Я прохожу. Охранник остается стоять в тумане, гл
ядя мне вслед. Затем снова запирает цепь, возвращается в каситу и принима
ется выщипывать себе усики.
Только что принесли так называемый завтрак… Яйцо вкрутую с очищенной ск
орлупой являет собой предмет, подобного которому я ни разу в жизни не вид
ел… Очень маленькое яичко желтовато-бурого цвета… Возможно, снесено утк
оносом. Апельсин содержал только громадного червяка и довольно мало все
го остального… Вот уж в самом деле, кто смел, тот и съел… В Египте есть черв
як, проникающий вам в почки и вырастающий там до невообразимых размеров.
В конечном итоге, почка становится лишь тонкой скорлупкой вокруг червя.
Небрезгливые гурманы ценят плоть Червя превыше всех прочих деликатесо
в. Говорят, она невыразимо вкусна… Коронер Интерзоны, известный по кличк
е Ахмед-Вскрытие, сколотил себе состояние, подпольно торгуя Червем.
Напротив моего окна Ц французская школа, и я врубаюсь в мальчишек через
свой восьмикратный полевой бинокль… Так близко, что я мог бы протянуть р
уку и дотронуться до них… На них шортики… Я вижу гусиную кожу у них на нога
х холодным Весенним утром… Я проецирую себя сквозь бинокль, через дорогу
, призрак в утреннем солнечном свете, раздираемый бестелесной похотью.
Я вообще когда-нибудь вам рассказывал про тот раз, когда мы с Марвом запла
тили двум арабским пацанятам шестьдесят центов, чтобы посмотреть, как он
и отдрючат друг друга? Тогда я говорю Марву, «Как ты думаешь, они это сдела
ют?»
А тот отвечает, «Думаю, да. Они проголодались.»
А я говорю, «Вот такими они мне и нравятся.»
Я как бы начинаю от этого себя чувствовать грязным стариком, но, «Son cosas de la vida,» к
ак сказал Трезвяга де ла Флор, когда легавые прикопались к нему за то, что
он ухайдокал эту пизду, а труп завез в Бар-О-Мотель и выеб его…
«Она сама сильно допросилась,» говорит он… «Терпеть не могу этих воплей.
» (Трезвяга де ла Флор был мексиканским уголовным зэком с несколькими до
вольно бессмысленными убийствами на счету)
Уборная была заперта три часа кряду… Думаю, ею пользуются вместо операци
онной…
СЕСТРА: «Не могу найти у нее пульс, доктор.»
Д-Р БЕНВЭЙ: «Может, она его себе в резиновом пальце в щелку запихала.»
СЕСТРА: «Адреналин, доктор.»
Д-Р БЕНВЭЙ: «Ночной портье весь его себе вмастырил оттяга ради.» Он озирае
тся и берет такую резиновую присоску на палке, которой прочищают унитазы
… Он надвигается на пациентку… «Проводите надрез, доктор Лимпф,» говорит
он своему довольно потрясенному ассистенту… «Я сегодня буду массирова
ть сердце.»
Д-р Лимпф пожимает плечами и начинает разрез. Д-р Бенвэй споласкивает ван
туз, болтая его по унитазу…
СЕСТРА: «Разве его стерилизовать не нужно, доктор?»
Д-Р БЕНВЭЙ: «Весьма вероятно, но времени нет.» Он присаживается на вантуз,
будто на трость с сиденьем, наблюдая, как ассистент делает надрез… «Вы, шп
ана зеленая, даже прыщика вскрыть не можете без скальпеля с электровибра
тором, автоматическим отсосом крови и наложением швов… Скоро мы будем оп
ерировать с дистанционным управлением больных, которых так и не увидим…
Только на кнопочки нажимать и придется… Из хирургии все мастерство уход
ит… Все знания, все умения… Я вам когда-либо рассказывал про тот случай, к
огда я вырезал аппендицит ржавой жестянкой из-под сардин? А однажды вляп
ался в историю без инструмента номер один, и пришлось удалять маточную о
пухоль зубами. То было в Верхнем Эффенди, а кроме этого…»
Д-Р ЛИМПФ: «Разрез готов, доктор.»
Д-р Бенвэй впихивает вантуз в разрез и начинает давить на него Ц вверх-в
низ. Кровь хлещет на врачей, сестру и стену… Вантуз ужасающе хлюпает.
СЕСТРА: «Мне кажется, она скончалась, доктор.»
Д-Р БЕНВЭЙ: «Ну что ж, чего в жизни не бывает.» он подходит к шкафчику с преп
аратами на другой стороне комнаты…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16