– сказал Гильом, но Рэнд задумчиво посмотрел на незнакомца.– Как это случилось? – спросил он, – Когда-то у меня был уютный дом, большая семья, и сыновья помогали мне содержать ферму. У нас даже деньги водились, но мы все потеряли из-за маркиза д'Анжу и его дочери Элен, они обобрали нас до нитки, чтобы оплатить ее счета. Он забрал наше зерно, заставляя печь для него хлеб, он обложил нас налогами, мы платили за все, разве что не за воздух. Моя жена умерла от голода. Вот какое наследство завещано вам, месье, и вы не имеете права судить меня за горсть ничтожных плодов, которые я взял.Розали слушала затаив дыхание, но, увидев, что лицо Рэнда побледнело, едва не закричала. Рэнд и без того ощущал ответственность за грехи, совершенные его родителями, а слова незнакомца только отягчали бремя вины, которое он нес на своих плечах. Розали хотелось крикнуть: "Ты не виноват!", но, боясь уязвить его гордость, она молчала.– Он не должен обвинять себя, – прошептала Мирель.– Не должен, но делает это, – ответила Розали. Сердце ее разрывалось от сострадания.Холодно посмотрев на браконьера, Рэнд сказал Гильому:– Отпусти его.И как только тот разжал железные тиски, крестьянин, посмотрев на Рэнда, бросился наутек, словно за ним гнался сам дьявол.Повернувшись, Рэнд увидел Розали, стоящую у полуоткрытой стеклянной двери.– Рэнд, я хотела бы поговорить с тобой, – промолвила она, стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно.– Позднее, – как-то безразлично ответил он. – Сейчас я еду верхом.– Алмаз уже оседлан, месье, – с неожиданной заботой в голосе подсказал Гильом.Мирель попыталась мягко увлечь девушку к чайному столу.– Мне нужно поговорить с ним, – сказала Розали, чувствуя сильное душевное волнение.– Я не думаю, что он будет сейчас слушать вас, – ответила горничная.– Черт! – Розали окинула чайный стол отсутствующим взглядом. – Я все равно не знаю, что сказать ему. Ах, да, надо было спросить, когда он вернется…– Может, выпьете вина, мадемуазель? – осторожно произнесла Мирель.– Да, пожалуй, только не разбавляй его, – ответила Розали и нахмурилась.Наступил вечер, пришло время ужина, а Рэнда вес не было.Тишина в замке сделалась столь напряженной, что Гильом, не выдержав, оседлал гнедую кобылу и поехал в деревню. Он вернулся часам к одиннадцати, пропахший табаком и пивом и чрезвычайно довольный. Ясно было, что он провел время в весьма приятной компании.– Какой чудесный вечер, – сказал он, развязной походкой входя в гостиную. – Тепло и…– Гильом! Как ты можешь пить и веселиться, зная, что мадемуазель беспокоится о месье…– С ним все в порядке. Советую вам обеим отдохнуть, – улыбаясь, ответил он.– Ты нашел его? – спросила Розали.– Да, я видел его в деревенском кабачке…– За игорным столом?– И со стаканом доброго вина.Розали побледнела.– А что еще может делать человек в теплую летнюю ночь в местной таверне? – резонно заметил Гильом. – Я и сам не прочь пропустить стаканчик. У них там такое отличное…Розали нахмурилась. Разве мог Гильом знать, что Рэнд избегал употреблять вино, не желая терять контроль над собой? Случай с браконьером произвел на Рэнда явно неприятное впечатление, но Розали не думала, что он примет это так близко к сердцу.– Ты говорил с ним? – спокойно спросила она.Гильом покачал головой.– Значит, ты не знаешь, когда он вернется… Я, пожалуй, пойду спать, Мирель.– Да, – тихо ответила девушка, идя вслед за ней.Розали сняла платье и облачилась в простую белую ночную рубашку. Она попыталась читать, но ничто не шло ей на ум.– Рэнд, – шептала она, глядя на пламя свечи. – Ты так горд и независим, что я теряюсь. Ты сказал, что заботишься и считаешься со мной, а сам уехал, даже не попросив моей помощи. Ты сказал, что тебе нужна моя любовь, моя зависимость от тебя. Я могу дать тебе и это, и многое другое. И пока ты не поймешь, что именно я могу успокоить и утешить тебя, я буду только игрушкой в твоих руках.Розали до боли сжала пальцы. Казалось, время остановилось, как вдруг наконец послышались шаги. Она вскочила с постели и босиком подошла к двери. В конце коридора, в комнате, где была портретная галерея, горел свет. Розали вышла из спальни и неслышно двинулась по коридору. Открыв дверь, она увидела Рэнда в кресле, напротив портрета Элен, с бутылкой бренди в руках. Волосы его тускло блестели в свете лампы.Он обернулся на звук шагов и равнодушно, как на манекен, посмотрел на Розали. Таким он был, наверное, когда много и сильно пил, – мрачным, замкнутым, с потухшим взором.– Убирайся, – сказал он низким хриплым голосом.Как больно могут ранить слова! Розали почувствовала, что они обожгли ее, словно удар хлыста. Она стояла беспомощная, растерянная, предлагая помощь, о которой никто ее не просил.Несколько месяцев назад Розали Беллью выбежала бы из комнаты быстрее испуганного зайца, но сейчас сердитый взгляд его темных глаз, конечно, испугал ее, но она поборола страх.– Если ты и дальше будешь сидеть вот так, то ничего не изменится, – сказала она. – Сидеть и пить…Рэнд качнул бутылкой и произнес тоном взрослого, обращающегося к ребенку:– Мне это помогает, я чувствую себя лучше, так что уходи…– Я вижу, как это помогает тебе, – горько прервала его Розали.– Ты ничего не понимаешь и не можешь судить об этом.– Нет, я кое-что понимаю. Например, то, что ты долгое время пытаешься уйти от вины, – возразила она. – Предпочитая оставаться один на один со своей бедой.Голос Розали был тих и нежен.– Почему ты держишь это в себе?– Грехи отцов, – мрачно начал Рэнд и отпил, из бутылки, – в крови нашей.– Кроме не правильно понятой вины, в твоей крови только одно – твоя подавленность.Розали подошла ближе.– И здесь нет твоей вины, Рэнд, – дета не должны отвечать за грехи их родителей…– Знаю. Но я должен отвечать за свои грехи. – Он помолчал. – А знаешь ли ты, что я делаю то же самое?Он взглянул на портрет матери.– Можешь ли ты понять, что я чувствую, зная, что во мне течет ее кровь! Она была вероломной, неспособной говорить правду, так же как ты не способна солгать. Она была настолько бессердечна, что ты и представить себе не можешь. Боже мой, ты не поймешь всего этого! А рядом с ней был отец-пропойца…– Замолчи! – прервала его Розали, разрываясь между гневом и состраданием. – Не говори так больше! И не думай об этом. Я не нахожу в тебе ни ее черт, ни черт твоего отца…Она села на ручку кресла и, повернув к себе лицо Рэнда, внимательно посмотрела на него.– Я верила, что ты будешь заботиться обо мне, и ты заботился. Но есть и другие люди, которые зависят от тебя, верят тебе. Не надо опускаться до жалости к самому себе, это на тебя не похоже.Поставив бутылку на стол, Рэнд взял ее за запястья и с силой отвел ее руки от своего лица, но Розали не сдавалась и нечаянно соскользнула к нему на колени. Почувствовав тепло ее тела, Рэнд прекратил борьбу.– Она давно превратилась в воспоминание. Как может она теперь влиять на тебя? Это такой чудесный дом и великолепное место. Когда солнечный свет переполняет его, не смотри в темные углы в поисках теней, которых здесь и нет вовсе, освободись от этого, позволь ей уйти.Ее последние слова, казалось, что-то затронули в нем, и Рэнд взглянул на Розали так, словно впервые увидел ее.Он хотел было что-то сказать, но раздумал и только тряхнул головой.– Почему ты чувствуешь себя виноватым, если тебе не в чем винить себя?– – Рози, – хрипло произнес он. – Я не хочу сейчас говорить ни о чем, и о прошлом в том числе. Иди в свою комнату, пожалуйста.Розали посмотрела ему в глаза.– Может быть, я не права, но мне кажется, ты не хочешь потерять меня, боишься, что я уйду, если узнаю о. тебе что-то плохое. Пойми, ты действительно можешь потерять меня из-за своего молчания. Скажи мне, что ты сделал? О, Рэнд, не может же это быть столь ужасным!Выпитое вино и усталость подействовали на Рэнда как яд, приведя его в состояние полного расстройства, какого он давно уже не испытывал. Он чувствовал себя настолько виноватым, испорченным и погрязшим в грехе, что даже сидеть с ней в одной комнате представлялось ему преступлением, а уж тем более держать ее в своих объятиях. Хотя, наверное, никакая сила не смогла бы оторвать его сейчас от Розали.– Пожалуйста, Рэнд, – прошептала она, прикоснувшись к его резко очерченным скулам.Тогда он с силой сжал ее за талию так, что она едва могла дышать. Она чувствовала запах бренди и аромат его кожи, когда он, наклонившись ближе, зарылся лицом в ее длинные шелковые волосы.Розали слышала, как он заговорил, скоро и неразборчиво бормоча слова, смысла которых она совсем не понимала.Вцепившись в складки ее платья, он все говорил и говорил и не мог остановиться. Слишком долго Рэнд носил в себе эту тяжесть, это бесчестье своего прошлого, этот позор бесстыдных "подвигов", совершенных им в Лондоне, и он безжалостно обнажил перед ней свою душу.Розали не верила тому, в чем он себя обвинял. Если бы это сказал кто-нибудь другой, она приняла бы это за ложь.Он рассказывал ей то, чего не знала еще ни одна живая душа, – тайные признания, обрывки жутких историй о том, как он убил кого-то на дуэли, расстроил чью-то свадьбу, о своих друзьях, являвшихся, по сути, отъявленными негодяями. Вся его речь напоминала бессвязный бред…Он называл имена людей, о которых она читала в лондонских газетах, вспоминал своего брата, родителей…Казалось, покаянию его не будет конца, Розали гладила его по голове, бормоча слова утешения, щеки ее горели от смущения. Никому, никогда не расскажет она тайну его непристойной исповеди, которая унижала и оскорбляла слух, как и слова, которыми он описывал все это.Большинство женщин убежали бы из этой комнаты, ни одна леди не допустила бы такой сцены, но Розали продолжала терпеливо слушать, лишь нежное ее пожатие становилось сильнее, словно она хотела вобрать в себя все его отчаяние.Когда-то она слышала, что молодые щеголи в Лондоне ведут низкую и грязную жизнь, ищут приключений, совершают недостойные поступки. Она не думала, что Рэнд был хуже своих приятелей, но сердце ее болело из-за его раскаяния и презрения к самому себе.– Все хорошо, я понимаю тебя, – снова и снова бормотала она, но Рэнд устало качал головой, и глаза его сияли золотым светом.– О Боже, как ты можешь понять это? Ты слишком невинна для этого. Я не должен был прикасаться к тебе, Рози.Когда поток его слов постепенно превратился в горький тихий шепот, ночь уже остывала, перетекая в глубокий лавандовый свет, предвещавший утро.Розали все так же неподвижно лежала в объятиях Рэнда, прижавшись к его сильной мускулистой груди.– Только ты один помнишь это, – шептала она. – Большинство людей не думают о прошлом, их не заботит то, что когда-то было, но чего уже давно нет. Мне все равно, чем было наполнено твое прошлое.., ты понимаешь?Видишь, я все еще здесь, я не ушла, я знаю, что ты в силах пережить все это. Теперь ничто не имеет значения. Если я могу так легко тебя простить, то разве ты сам не вправе простить себя?Несколько долгих минут Рэнд оставался неподвижен, и она чувствовала, что он смотрит на портрет Элен. Потом он взял Розали на руки и вышел из комнаты. Пройдя по коридору, он поднялся по лестнице в спальню Розали и бережно опустил ее на постель. Посмотрев на нее долгим внимательным взглядом, словно запоминая каждую черту ее лица, чуть утомленного бессонной ночью, он поднял Хрупкую руку Розали и поднес к своим губам. Потом повернулся и вышел, тихо закрыв за собой дверь. * * * Был уже полдень, когда Розали проснулась, разбуженная громкими резкими звуками деревенского колокола. Она зарылась головой в подушку, но потом со вздохом поднялась, сощурившись от яркого солнечного света.Судя по всему, в деревне что-то случилось.Зевнув, Розали подошла к окну. Солнце слепило так, что даже свежая изумрудная трава казалась в его свете выцветшей и белесой.Вдалеке, там, где виднелись очертания домов, синее горячее небо было подернуто тусклой дымкой. Что это?Редеющие облака? А может, дым? Нахмурившись, Розали быстро вышла из комнаты.– Мирель, – позвала она, спускаясь по лестнице, но никто не ответил.Внизу царила непонятная суматоха. Люди торопливо вбегали через главный вход, дверной молоток каждый раз громко стучал, когда дверь распахивалась настежь, отовсюду слышались тревожные голоса.На повороте лестницы Розали увидела Мирель.– Что случилось? – нетерпеливо спросила она. – Я слышала, в деревне звонил колокол…– Мадемуазель, там пожар, уже сгорело несколько домов, огонь приближается к церкви… Они просят помощи.Розали вдруг похолодела от внезапного страшного предчувствия.– Что можно сделать с огнем в такую жару? – растерянно спросила она, ища глазами Рэнда. – Я слышала, уровень воды в Луаре упал, ее не хватает даже для питья, не говоря уже…– Рози, что ты здесь делаешь? – послышался взволнованный голос Рэнда, и он, обойдя Мирель, приблизился к Розали.Она с тревогой посмотрела на него.– Что ты собираешься предпринять? Ведь ты не пойдешь в деревню, правда? – спросила Розали, чувствуя, что сердце ее бьется резкими сильными толчками.Рэнд, не отвечая, молча смотрел на нее, потом, словно очнувшись от задумчивости, произнес:– Рози, почему ты стоишь здесь? Боже мой, на тебе же ничего нет! Эта тонкая ночная рубашка…Он взял ее за руку и увлек за собой.– Здесь столько людей, все смотрят на тебя…– Прости, я не подумала об этом.Они быстро шли через анфиладу комнат, и Розали с беспокойством смотрела на Рэнда. Волнение ее возрастало.Наконец они вошли в ее спальню, и Рэнд закрыл дверь.– Пожалуйста, не ходи туда, – сказала она, готовая умолять его, если он будет упорствовать. – Есть сотни других, они обойдутся без тебя.– Не бойся, ничего со мной не случится, – уверенно ответил Рэнд. – Пойми, я не вправе сидеть сложа руки, зная, что может понадобиться моя помощь. А кроме того, разве я похож на труса?– Ах, Рэнд, ведь это даже не твоя деревня, – проговорила она, чувствуя, как слезы начинают застилать ей глаза. – Пожалуйста, останься.– Милая… – Рэнд обнял ее. – Пойми…Розали обиженно отвернулась, уже зная, что он на этот раз не уступит ей и сделает по-своему.– А что, если бы колокол звонил здесь, в замке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36