Она пахла мылом, дождем и гарденией, ее намокшая ночная сорочка прилипла к телу, соблазнительно подчеркивая все его изгибы и не оставляя ничего для домысливания.
Закрыв глаза, Гарет положил руку на ее округлое бедро, убеждая себя, что это именно то, чего ей хочется. При его прикосновении Антония издала глухой горловой звук и прижалась бедрами к его бедрам. Да, она хотела этого. Но это безумие, безумие, которое неожиданно охватило и его.
Гарет забыл о дожде, который продолжал поливать их, забыл о том, что кто-нибудь из окон второго этажа может увидеть, что он делает, забыл, что их обоих в любой момент может убить молния. Он уже тяжело дышал, его мысли были заняты только тем, как привлечь ее еще ближе, прижать к себе, каким-то образом вобрать в себя.
Да, это было безумие, и Гарет смутно понимал, что оно пройдет, но когда Антония, подняв колено, погладила им внешнюю сторону его бедра, он это сделал – опустив руку под ее соблазнительно круглые ягодицы, он приподнял Антонию и осторожно слегка раздвинул ей ноги, чтобы его указательный палец мог пробраться глубже, несмотря на мокрый муслин ночной сорочки.
Ее рот был все еще приоткрыт навстречу его поцелую, но она затаила дыхание, а затем подняла ногу еще выше и в исступлении обхватила ею Гарета. Господи, о чем она просит?
– Антония, – прохрипел Гарет, чуть отстранившись от ее губ, – чего ты хочешь?
– Забыть обо всем, – прошептала она, подняв к нему лицо. – Вот так. Я хочу почувствовать… что-то еще.
– Пойдем со мной в дом.
– Нет! – В ее глазах вспыхнула тревога. – Нет, сейчас.
– Антония, – его губы заскользили вниз по ее щеке, горячо касаясь кожи, – я не думаю…
– Нет! – выкрикнула она. – Мы… мы не должны думать. Я хочу только чувствовать.
Она снова поцеловала Гарета – страстно и с лихорадочным возбуждением. Это была колдунья, загадочная, зовущая к себе сирена. О да, Антония была великолепно знакома с искусством обольщения, но в этот момент Гарет заставил себя не задумываться о том, где она приобрела эти познания.
В лихорадке страсти и безумия он поднял и прижал Антонию к стене башни. Теперь ее нога уже полностью обвивала его талию, а теплые руки и медовые уста вели себя излишне раскованно. Гарет не думал ни о грозе, ни о молнии, ни о невероятности того, что он собирался сделать. Антония была воплощением желания, и кровь застучала у него в висках и начала пульсировать в его мужском естестве, с готовностью поднявшемся под скудным ночным бельем.
Проскользнув к нему в рот, нежный теплый язык Антонии, нападая и отступая, затеял с его языком танец безумного желания. Побуждаемый непреодолимой потребностью, Гарет одной рукой скомкал мокрую ночную сорочку Антонии и задрал ее вверх. Антония не сопротивлялась, а, наоборот, изо всех сил вцепилась в его ночной халат. Гарет понимал, чего она хочет. Он распахнул халат и почувствовал, как их теплые тела соприкоснулись сквозь путаницу муслина и льна. Больше ждать он не мог.
– Твоя вторая нога, – прохрипел он. – Обхвати ею… обхвати… да, мою талию. – Он поднял Антонию на руки и, прижав спиной к башне, широко раздвинул ей ноги. – Ты действительно хочешь этого? – потребовал он ответа.
– Да. – Ее голос звенел от возбуждения. – Я хочу тебя. Безумно хочу. Не останавливайся.
Гарет еще раз поцеловал Антонию, и его пенис скользнул в гостеприимные складки теплой нежной женской плоти. Прижимая ее тело к себе, Гарет поднял Антонию еще выше и вошел в нее.
– А-ах!
В темноте Гарет почувствовал, насколько она потрясена.
– Антония. – Гарет зажмурился, молясь, чтобы не потерять контроль над собой. – О Господи, я не могу… я не…
– Нет, – поспешно перебила она, – не думай ни о чем. Только не останавливайся.
Гарет снова погрузился в нее, прижав к себе ее бедра, и это было все, что он мог сделать, чтобы контролировать свои движения и не овладеть ею как грубое животное, а Антония долго протяжно выдохнула, как бы подтверждая свое желание. Вокруг них стучал дождь, а в отдалении звучали раскаты грома. Гарет снова поднял ее и погрузился глубже, а затем, собрав остатки разума, каким-то образом высвободил одну руку и осторожно просунул ее между их телами. Антония вскрикнула от неожиданности, и ее возглас сказал Гарету больше, чем бесстыдное поведение. Найдя ее клитор, восхитительно твердый под его пальцами, Гарет нежно стал гладить его, и Антония, откинув голову назад на каменную стену, опять затаила дыхание.
Снова войдя в нее, Гарет смотрел, как дождь стекает вниз по ее стройной лебединой шее. Антония с трудом сглотнула и застонала, и Гарет почувствовал, что не нужно ничего говорить и делать, чтобы не нарушить охватившего их возбуждения и почти невероятности того, что происходило с ними. Страсть, вспыхнувшая между ними, была очевидна. Никогда еще Гарет не чувствовал такого необузданного, такого отчаянного желания овладеть женщиной – ее телом и душой. Глубоко погрузившись, его пенис пульсировал от тепла и притока крови. Все его тело кричало, требуя облегчения, и Гарет двигался все интенсивнее, а их тела уже были скользкими от дождя и пота.
Антония часто и отрывисто дышала. Вспыхнувшая на горизонте молния осветила ее лицо – оно было обращено к небесам с выражением исступленного восторга. Ее пальцы впились в плечи Гарета, она громко вскрикнула, встретившись с ним взглядом, и приняла свою погибель.
В изнеможении откинув назад голову, Гарет отстранялся, а потом снова и снова глубоко погружался в ее трепещущее лоно, пока наконец его семя не выплеснулось внутри ее мощной волной греховного наслаждения. Полностью выдохшиеся, они под дождем прижимались друг к другу. Антония руками и ногами обнимала Гарета, и их тела еще продолжали содрогаться. На некоторое время Гарет выбросил из головы все мысли и предался чувствам. Сквозь мокрую одежду он чувствовал тепло ее нежного тела, ощущал, как расслабилось ее лоно вокруг его мужской плоти, чувствовал ее нежное дыхание на своем ухе, а затем внезапно остро испытал безотчетный стыд за то, что только что сделал.
Антония все еще прижималась спиной к стене башни. «К каменной стене, – неожиданно пришло Гарету в голову. – Должно быть, это неприятно».
Они оба, словно по обоюдному согласию, не отпускали друг друга. Антония долго ничего не говорила, а потом медленно начала скользить вниз по нему, пока ее ноги не коснулись мокрого каменного пола. Она опустила голову, и Гарет бережно поправил ее мокрую одежду, ощущая, как его собственный мокрый халат прилипает к ногам.
К этому времени дождь ослабел и гроза ушла.
Гарет заглянув в глаза Антонии и увидел снова вернувшееся к ней выражение отрешенности. Боже правый, что они натворили? Содеянное вызывало у него тревогу, и даже то, что он остался анонимным соблазнителем, больше не казалось ему правильным.
– Антония, – прошептал он, – Антония, я хочу, чтобы ты произнесла мое имя. – Скорее почувствовав в темноте, а не увидев скользнувшую по ее лицу слабую улыбку, Гарет взял ее за плечи, как будто собирался встряхнуть. – Антония, кто я?
Внезапно внутри башни возник неяркий трепещущий свет, снизу послышалось эхо шагов, и Антония повернулась, словно намереваясь уйти, но Гарет схватил ее за локоть.
– Мое имя, – повторил он. – Я просто хочу услышать его из твоих уст.
– Гейбриел, – оглянувшись, шепнула она. – Ты… архангел Гавриил.
Гарет отпустил ее.
Гейбриел. Это не его имя. Уже давно не его.
– Миледи? – послышался с лестницы крик горничной. – Вы там, ваша светлость?
Антония проскользнула в открытый проем башни и скрылась в темноте винтовой лестницы. Теперь она в безопасности.
А чего же он ожидал? Гарет повернулся и быстро пошел к противоположному концу стены. Холодные капли моросящего дождя падали ему на лицо. Его тапочки и одежда промокли, и Гарет почувствовал, что замерз. Но все страдания и физические неудобства не могли избавить его от одного страшного вопроса: что же он наделал?
Глава 6
Дедушка вел Гейбриела за руку по запутанным улочкам Мургейта. Сумерки быстро превращались в ночь, и торговцы начали закрывать свои лавки.
– Зейде, далеко еще наш дом?
– Почти рядом, Гейбриел. Тебе понравилось в банке? Впечатляет, да?
– Да, он большой, – ответил Гейбриел. В это мгновение из распахнувшихся дверей дома, расположенного дальше по улице, высыпала шумная толпа мужчин. Тот, что был впереди, ругался и старался высвободиться, но у него были связаны руки.
– Стой тихо! – шепнул дедушка, быстро подтолкнув Гейбриела в тень.
Прижатый телом деда к холодной кирпичной стене, Гейбриел ничего не мог видеть, но прекрасно слышал крики и топот мужских сапог.
– Отпустите меня, черт бы вас побрал! – кричал мужчина. – Помогите! Помогите, ради Бога!
– Проклятие, Нейт! – прогремел один из мужчин. – Мне казалось, ты сказал, он слишком пьян, чтобы сопротивляться.
– Тогда свяжи ему ноги, олух!
– Нет! Нет! Я делаю паруса! – Гейбриел слышал, как мужчина борется. – У меня есть документ! Я нахожусь под защитой! У вас нет права забирать меня!
– Ну и дела! – прошептал дедушка. – Не повезло бедняге.
Когда через несколько минут шумная толпа скрылась во тьме и суматоха стихла, дедушка, взяв Гейбриела за pyку, быстро повел его прочь.
– Что сделал этот человек, Зейде?
– Слишком много выпил с людьми, которых плохо знал, – ответил дед. – Англии нужны матросы. И чтобы собрать команду, годится любой способ.
– Но… они не могут так поступать, – возразил Гейбриел. – Нельзя же вот так просто забирать кого угодно?
– О, мой мальчик, именно поэтому я и говорю тебе: «Стой в стороне». Всегда придерживайся своей семьи, милый. Но разве ты когда-нибудь слушаешься, а?
Гарет ждал ее за завтраком: ждал до тех пор пока огонь под жаровней не погас окончательно и кофе не остыл; ждал, пока лакеи не стали нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, словно долг звал их куда-то в другое место. Но Антония так и не пришла.
«Да, – подтвердил один из лакеев, – ее светлость обычно завтракает в утренней столовой». «Да, это так, – поддержал его другой, – ее светлость встает рано и всегда пунктуальна». Итак, Гарет продолжал ожидать ее, ковыряя свою еду и попивая кофе. На самом деле он ждал ее до тех пор, пока одна из проходивших мимо служанок, просунув голову в дверь утренней столовой, не бросила недовольный взгляд на все еще уставленный едой буфет.
– Ваша светлость, вернулся мистер Уотсон, – чопорно поклонившись, доложил появившийся сразу вслед за служанкой Коггинз. – Он отправил молотилку в амбар и готов прийти в любое удобное для вас время.
Нечего тянуть и откладывать важные дела, решил Гарет. Антония, очевидно, не придет. И чего он беспокоится? Они все равно не смогли бы серьезно поговорить – ведь эти проклятые лакеи кружат все время как назойливые шмели. Гарет старался убедить себя в том, что хочет видеть Антонию только для того, чтобы понять, все ли с ней в порядке. Но это глупо. У нее есть горничная и целая армия заботливых слуг.
Шумно отодвинув стул, Гарет бросил на стол салфетку и широким шагом прошелся по дому и дальше по длинной, оплетенной розами галерее, соединяющей главный дом с конторами и мастерскими. Он еще долго продолжал кипеть от гнева. Его избегают, он это чувствовал. А может быть, пришла ему в голову мысль, когда он бегом спускался по последнему пролету лестницы, Антония просто смущена? Это Гарет мог понять, ему и самому было очень неловко. От одной мысли о том, как исступленно они касались друг друга, предаваясь порыву ненасытной, необузданной, неистовой страсти, у него и сейчас начинали дрожать руки. То, что они вместе совершили этой грозовой ночью, уже нельзя изменить. Им обоим всю оставшуюся жизнь придется жить с этим воспоминанием.
Гарет на ходу решил не давать Антонии разрешения обновить Ноулвуд-Мэнор. Ведь тогда она наверняка покинет Селсдон и поселится в Лондоне. Вероятно, им не следует больше встречаться. А что, если она не уедет? Гарет сказал ей, что она, сколько пожелает, может оставаться в Селсдоне. Но даже если Антония переедет в город, они тоже могут случайно встретиться. Теперь и ему, и Ксантии придется вращаться в обществе, которого они при других обстоятельствах могли бы избежать. С другой стороны, заставить Антонию перебраться в Лондон – значит отдать ее на растерзание высшему свету. А это, вполне вероятно, ее может просто погубить.
Проклятие! Ощутив, что у него дергается щека, Гарет резко остановился. Он сам заварил всю эту кашу, а теперь не знал, как ее расхлебывать. Им – ему и Антонии – необходимо все обсудить и прийти к какому-то соглашению. Он встретится с ней, как только покончит с делами, касающимися имения, решил Гарет и рывком распахнул дверь в контору.
Поздним утром Нелли обнаружила Антонию в семейной часовне. Часовня, находившаяся в холодной стороне старого замка, частично освещалась дневным светом, попадавшим сюда сквозь высокие узкие окна, расположенные по обеим ее сторонам, и тремя свечами, зажженными у алтаря. В часовне пахло расплавленным воском, отсыревшим бархатом и мокрым камнем.
– Ваша светлость? – Нелли заглянула в полумрак.
– Да, Нелли. – Антония медленно поднялась с колен, подобрав тяжелые полы накидки с холодного каменного пола.
– Господи, а я ломала голову, куда вы исчезли! – Нелли подошла к Антонии. – И сколько времени вы вот так простояли на коленях, мадам?
– Точно не знаю, – уклонилась от прямого ответа Антония.
– О, до чего же мрачное и холодное место! – Оглядываясь по сторонам, Нелли потерла предплечья. – Вы заработаете ревматизм, если останетесь здесь, мадам. И потом, вы пропустили завтрак.
– У меня нет аппетита, – слабо улыбнувшись, пробормотала Антония. – Мне хотелось немного побыть в одиночестве. Да, я должна была предупредить тебя.
– Сегодня вы зажгли три свечи, мадам? – спросила Нелли, глядя на мерцающие свечи.
– Да, одна за Эрика, – тихо призналась Антония. – Сегодня утром я чувствовала себя… доброй. – «Или виноватой», – добавила она про себя.
– Я хочу кое-что сказать, мадам. – Нелли смущенно переминалась с ноги на ногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43