А вдруг она все-таки автоматически подумала о том, что обычно не выбиралась за пределы своего круга без сопровождения кого-то от «Д. энд С. «, обычно Грейди. И только однажды, в тот раз, с ним… Куинн чуть обогнал Шелби, открыл перед ней дверь ресторана и впустил ее.
— Сейчас только половина двенадцатого, твоя смена начнется через полчаса. Ты хотела пообедать пораньше?
— Да, — ответила она, глядя на написанные от руки названия специальных блюд и хмурясь. — Картофельный суп? Через «о»? Видимо, Табби баллотируется в президенты, — попыталась пошутить Шелби. — Я уговорила Тони включить в меню ленча два низкокалорийных салата и хотела бы попробовать один, так как сегодня его подают впервые. Присоединишься?
— К ленчу, но не к салату, — ответил Куинн. — Кажется, я до конца своих дней подсел на жир, масло, углеводы, холестерин и этот слегка подгоревший лук, который Тони добавляет в свои сандвичи с бифштексом. Что-то из этого входит в основу питания?
— Только если тобой движет подсознательное желание умереть, — ответила Шелби. Она по-прежнему выглядела радостной, держала себя под контролем и улыбалась. Но глаза ее были такими же печальными и пустыми.
Пока Шелби искала губку, чтобы исправить ошибку на доске с названиями специальных блюд, Куинн прошел на свое обычное место за столиком в углу, по пути помахав рукой четырем завсегдатаям.
— Эй, Делении, — позвал его Джордж. — Подойди на минутку, а?
Поднявшись, Куинн присоединился к Джорджу и остальным в их угловой кабинке и опустился на стул, который всегда стоял у стола, на случай если Тони захочется присесть и поболтать.
— Что случилось, парни? — спросил он, указывая на бумаги, разбросанные между четырьмя кружками и двумя белыми термокофейниками. Завсегдатаи пили кофе галлонами, поэтому Тони решил, что быстрее и проще снабдить их кофейниками, чем доливать в кружки.
— Ты слышал про ужин в эту пятницу? — спросил Джордж, и Куинн кивнул. — Видел вывески у входа? Такие развешаны по всему городу. — Куинн снова кивнул. — Видел знамя, которое Гарри повесил на свой мотоцикл?
— Ну, я бы так далеко не зашел, — признался Куинн, — но звучит здорово. Так что, есть какая-то проблема?
— Есть, черт побери. — Джордж, покачав головой, уронил ее на грудь. — Она хочет, чтобы я произнес речь, — пробормотал он так тихо, что Куинну пришлось напрячь слух.
— Она — это Шелли? Речь?
— Да, да, да, речь. Я что, не сказал?
— Тихо, Джордж, — сказал Гарри, похлопывая друга по руке, украшенной татуировкой в виде якоря, обвитого змеей, и посмотрел через стол на Куинна. — Я не видел его в таком плохом состоянии со дня его свадьбы. Вырубился прямо у алтаря. Не моргнув накрыл снайперское гнездо, а когда следовало сказать «да», рухнул, как бревно. Кто бы мог подумать?
— Заткнись, Гарри, — бросил Джордж и посмотрел на Куинна в упор. — Она говорит, что на таких мероприятиях кто-то должен сказать что-то подобное. И не один раз, а под все три перемены, группы гостей… как там она их к черту называет. Поэтому мы тут подумали, ты писатель и все такое…
Приплыли. Как это называется? Угодил в свою же ловушку? Возможно. Но Куинн решил, что облажался по высшему разряду. Написать речь он не мог. Куинн сдал сочинение по английскому в колледже только потому, что ухаживал за дочкой преподавателя. Он был человеком цифр, фактов, отчетов, а не речей, призванных опустошать чьи-то карманы.
— Конечно, — весело ответил Куинн под взглядом прищуренных глаз Джорджа. — Буду счастлив. А это ваши заметки? — Он собрал многочисленные листки и сложил их в стопку.
— Точно. Мы там кое-что написали про наших ребят. О тех, которые не вернулись. Напиши так, чтобы ими можно было гордиться, хорошо?
Куинн взглянул на верхний лист, который, как он с радостью заметил, был отпечатан, вероятно, женой Джорджа, также печатавшей ежедневные меню для Тони. Он прочел вслух:
— «Бендер Уильям, девятнадцать лет. Друг Ганнера. Числится без вести пропавшим с 1971 года. Играл во втором составе за „Воинов Восточного Вапанекена“. Служка в церкви Св. Михаила». — Так просто, без затей. И как много говорят эти несколько строк.
Куинн посмотрел на завсегдатаев, на их лица с двойными подбородками, с носами картошкой, на лица людей, которые много времени проводят на улице, а остальное — за пивом. Впервые пристально посмотрел им в глаза и увидел там опыт столетних стариков. И вдруг сразу вспомнил, что все они были девятнадцатилетними мальчишками, играли в бейсбол, может быть, пели в церковном хоре, вероятно, зажимали своих девчонок на заднем сиденье мощного «шевроле» 1957 года выпуска и лицом к лицу столкнулись с ужасами войны, не успев даже дорасти до возраста голосования.
— Я все сделаю, Джордж, — тихо пообещал он, и это было правдой.
— Эй! Вернитесь! Никто не уходит, не заплатив. Куинн развернулся, услышав крик Табби, и увидел, как она показывает на двух мальчишек лет тринадцати или четырнадцати, которые, смеясь, направлялись к двери.
Шелби, все еще занимавшаяся своей доской специальных блюд у входа и, вероятно, исправлявшая весьма затейливую орфографию Табби, встала перед закрытой дверью, растопырив руки и блокируя выход, когда Куинн выскочил из-за перегородки. Она очень походила на увеличенный вариант одного из тех орлов с расправленными крыльями, которых прикрепляют к заднему стеклу автомобиля с помощью присосок.
— С дороги, леди. — Один из мальчишек замахнулся на Шелби.
Серьезная ошибка.
Шелби сделала два шага вперед и оказалась нос к носу с хрупким подростком — подбородок вздернут, сузившиеся глаза сверкают.
— Мальчик, ты выбрал не тот день, чтобы позлить меня, — бросила она.
И затем, пока Куинн ловил второго подростка за шиворот, Шелби выставила одну ногу вперед и, схватив поднятую на нее руку, проделала что-то довольно странное, неуклюжее, отдаленно напоминающее прием дзюдо, — и угрожавший ей подросток уже смотрел на нее с пола.
— Вот это да! Класс! — с восхищением воскликнул мальчик, которого держал Куинн.
Куинн посмотрел мимо Шелби через прозрачную стеклянную дверь в маленький вестибюль и увидел шефа местной полиции, самозабвенно игравшего в видеопокер.
— Позвать Барни Файфа, или ты отпустишь их, если они заплатят за то, что съели?
— И извинятся, — добавила Шелби, весьма довольная собой, хотя и очень удивленная тем, что сделала. Дважды за один день, кто бы мог подумать! — В письменной форме, — отчеканила она, когда парнишка на полу застонал. — Сочинение на тему, почему важно быть честным.
— И безопаснее, — ухмыльнулся Куинн.
Немного поворчав и для виду попытавшись улизнуть — что было трудно в широченных джинсах, к тому же волочащихся по земле, — мальчики заплатили по счету и пообещали написать сочинения к пятнице.
— Мы знаем, кто вы такие, — крикнул им вслед Куинн, напоминая, что он точно уверен: сочинения будут принесены вовремя. Они остановились и обернулись.
— Знаем? — смутилась Шелби.
— О да, Шелли, знаем. Вот послушай. — Куинн поднял голову и, повысив голос, крикнул собравшимся: — Кто-нибудь знает, чьи это дети?
Послышался отчетливый хор голосов: «Да».
Куинн ухмыльнулся, заметив, что мальчики побледнели.
— Увидимся в пятницу, — сказал он и рассмеялся, когда эта парочка повернулась и бросилась бежать. Куинн по-прежнему не знал, где они живут, но это было не важно. В Восточном Вапанекене все знали всех, и матери этих мальчишек, вероятно, еще до ужина услышат о проделке своих чад.
Едва Шелби закрыла кассу, ее плечи поникли, и Куинн услышал прерывистый вздох. Он обнял ее и повернул к себе.
— Эй, ты просто герой. Почему же плачешь?
— Не знаю, — ответила Шелби, — но думаю, ты прав. Я не в состоянии сегодня работать. Эти мальчики… наверное, они стали последней каплей. Я хочу вернуться домой.
Куинн обуздал желание обнять ее, зная, что если сделает это в ресторане, слезы польются настоящим ручьем. Шелби сильная, чертовски сильная, но с нее уже хватило, силы кончились.
— Решено, — вместо этого бодро бросил он и пошел предупредить Табби, что она главная, пока Тони не найдет кого-нибудь на подмену.
— Само собой, — отозвалась Табби, удерживая на левой руке три тарелки. — Он, наверное, вызовет на подмогу кого-нибудь из своих церковных дам, — добавила она, имея в виду пожилых женщин, которые почти всегда ели в ресторане и часто помогали во время вечеринок в задней комнате. — Лучше уведи Шелли домой, — добавила Табби, мотнув головой в сторону девушки. — У нее такой вид, будто она сейчас расстанется со своим завтраком.
Шелби позволила Куинну обнимать ее за талию на всем пути до своей квартиры. Ее голова покоилась на его плече, пока они шли. Почерпнуть от него так необходимые ей силу и покой — вот что хотелось Шелби. Кроме того, она не думала сейчас ни о чем другом, что помогло бы ей чувствовать себя в такой безопасности, такой защищенной.
Даже если Куинн внушал Шелби отвращение из-за своего мерзкого вранья…
Глава 27
Шелби сидела на диване, сбросив туфли, и наблюдала, как Куинн готовит ей чай.
Он выглядел таким привлекательным, домашним. Привлекательным мерзавцем. Домашним лжецом. Заботливым, любящим и невероятно сладким. И лживым, гадким су…
— Два кусочка сахара, правильно? — спросил Куинн, ставя на кофейный столик черный пластмассовый поднос, на котором пронзительно-розовыми буквами было написано «Любить в Мэриленде приятнее». Похоже, Бренда и Гарри пытались любить друг друга во многих местах. — И еще я заправил тостер. Думаю, тебе следует поесть что-нибудь легкое?
Удивительно, но Шелби поймала себя на том, что извиняется. Она уже и так провела всю свою жизнь, извиняясь за то, что несовершенна. Да, закоренелые привычки ломать трудно.
— Спасибо, как это мило. Извини, что доставляю тебе столько хлопот.
Куинн подал ей дымящуюся кружку, сам взял вторую и сел по-турецки перед диваном.
— За что же ты извиняешься? За то, что на тебя чуть не напали? За то, что остановила этих двух недоделанных панков, когда они хотели надуть Тони? За слезы, столь свойственные человеку? Думаю, ты чертовски восхитительна, если хочешь знать.
У Шелби по спине побежали мурашки.
— Ты прав. Я, наверное, не должна извиняться. Ладно, я заберу свои извинения и заменю их, просто сказав «большое спасибо за то, что сегодня спас меня. Дважды».
Улыбка заиграла на губах Куинна, и на нее откликнулось сердце Шелби.
— Да, я тоже чудесный, правда? Мы с тобой пара героев и заслуживаем награды.
Шелби смотрела на Куинна, пораженная тем, до чего же ей хочется поцеловать его, оказаться в его объятиях, заняться с ним безумной, страстной любовью… и все это, несмотря на то, что она знает — он обманул ее, страшно обманул.
— Награды?
Куинн взял у Шелби кружку и помог ей встать на ноги.
— Да, Шелли, награды, поскольку я уже уверен: сейчас ты скажешь мне, что чувствуешь себя обязанной выйти на работу завтра, в свой выходной, поскольку должна отработать за сегодня…
— Конечно, — ответила Шелби, эта женщина, которая никогда не давала обещаний, не заключала никаких сделок, если не была убеждена, что обязательно выполнит все. Но откуда Куинн знал это про нее? Откуда она знала, что он поступает точно так же? Именно так Куинн приехал в Восточный Вапанекен. Взялся за работу телохранителя одной из Тейтов, а теперь заканчивал эту работу. И для него это до сих пор работа? Способен ли человек сделать любовь «работой»?
Многие смогли бы. Куинн, вероятно, нет. Определенно, нет, если бы Шелби подумала как следует, не поддаваясь горевшей в ней злости.
Это значит, что она ему нравится. Она не просто работа, а гораздо больше, чем работа. Шелби улыбнулась, не сознавая, что Куинн наблюдает за ней, и внезапно почувствовала себя гораздо лучше.
Но все равно, он солгал ей. И продолжал лгать. Так же как Шелби продолжала лгать ему. Да как же им обоим выбраться из этой жуткой ситуации?
— Шелли? Ты где-то далеко отсюда. — Куинн сжимал ее ладонь. Он поцеловал бы Шелби, но шестое чувство подсказывало ему: с тех пор как они занимались любовью, что-то в их отношениях изменилось. Они, естественно, стали ближе, но вместе с тем и дальше.
Он не мог этого объяснить, но в Шелби появилась какая-то настороженность, хотя она явно чувствовала себя уютно в его обществе. Как человек склонный к определенности, Куинн был не на шутку озадачен, ибо пытался разгадать женщину, которую так внезапно полюбил.
— М-м? — отозвалась Шелби, все еще мысленно прокручивая свои затруднения и решая, так ли уж плохо заниматься любовью с мужчиной, когда они оба знают, что каждый из них играет свою роль. Если это, конечно, игра. Что, если их отношения зашли дальше всех игр, правил и дурацких ограничений? И что, если в это уравнение каким-то образом проникла любовь?..
Однако сейчас они были в равном положении, каждый знал многое о другом, даже если Куинну это еще невдомек. И пока это казалось вполне справедливым.
— Я сказал, что раз завтра ты пойдешь на работу, может, устроим пикник в парке сегодня? Вдвоем.
— Что ж. — Шелби сделала шаг вперед, поскольку размышления побудили ее сдаться любви, по крайней мере в данный момент, и обняла его за шею. — Или можно просто остаться здесь, — предложила она, целуя Куинна в шею.
Куинн закрыл глаза, застигнутый врасплох острым желанием. Он вдруг заподозрил, что Шелби, влюбляется в того, за кого она его принимает, а не в того, кто он на самом деле. От этой мысли ему стало плохо, от правды будет еще больнее, а он должен выложить Шелби правду сейчас, а потом ждать или пощечины, или прощения.
Куинн ощутил губы Шелби на своей коже, кончик ее языка рисовал узоры на его шее. Мог ли он оттолкнуть Шелби, усадить на диван, признаться в том, что ее брат нанял его следить за ней? Сказать, что он не писатель, а самый настоящий мерзавец, но что любит ее и просит прощения? Сделать ее и без того плохой день поистине отвратительным?
Или ему следует пойти на поводу у ситуации в надежде, — что Шелби действительно влюбляется в него, а не в мечту, приключение? Второй раз заняться с ней любовью — это будет или двойным преступлением, или Куинн поможет ей понять, какого рода чувство она испытывает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35