"Так тому и быть", - решил Забродов и отправился принимать душ. После душа, чувствуя себя посвежевшим и помолодевшим лет на десять, он решил напоследок вкусить блага цивилизации.
Выбрал книгу и завалился на диван, включив торшер и разместив в пределах досягаемости пепельницу, пачку сигарет и зажигалку. Потом пришел Мещеряков с ружьем в чехле и, с двумя коробками патронов в портфеле. Полковник улыбался, но за его улыбкой скрывалась озабоченность. Илларион не стал приставать к нему с расспросами, чтобы не ставить в неудобное положение. В конце концов, он давно вышел из сферы служебных интересов своего старинного приятеля, и интересы эти теперь были для него такой же тайной, как и для всех остальных сограждан.
Вместо расспросов Илларион предложил полковнику дожать полбутылки хорошего коньяку, который давненько уже томился в баре, дожидаясь своего часа. Полковник согласился, и они допили коньяк. Через час Мещеряков ушел, пожелав Забродову хорошо провести время.
Наутро Илларион сквозь узкую арку вывел "лендровер" со двора на улицу и взял курс на северо-запад по Волоколамскому шоссе.
***
Вишневый "Москвич" остановился на окраине Истры, чтобы забрать пассажирку. Яркая шатенка, издалека выглядевшая лет на все тридцать, брезгливо морща безупречный носик, устроилась на переднем сиденье и небрежно забросила назад сумочку. На самом деле ей было тридцать шесть, и она не выносила прокуренных помещений. В салоне же "Москвича" табачным дымом было пропитано все - от чехлов сидений до мягкой обивки потолка.
- Душегубка, - вместо приветствия сказала она, до упора опуская стекло.
- Продует, - лаконично предупредил ее водитель, крупный мужчина лет сорока-сорока пяти, одетый в джинсы и черную майку. Сложен он был весьма неплохо, хотя и начал уже понемногу терять форму.
- Что же мне теперь, задыхаться? - раздраженно поинтересовалась шатенка, делая попытку опустить стекло еще ниже.
- Как знаешь, - пожал плечами водитель и тронул машину с места.
Некоторое время они ехали молча, думая каждый о своем. Водитель взял лежавшую между сиденьями пластиковую бутылку "Фанты" и наклонил горлышко в сторону своей спутницы. Та отрицательно покачала головой. Встречный ветер трепал ее волосы, заставляя щуриться. Водитель зажал бутылку коленями, одной рукой свинтил пластмассовый колпачок и сделал несколько больших глотков.
- Во рту сохнет, - сообщил он. - Все время кажется, что эта дрянь меня облучает.
- Не будь идиотом, - не поворачивая головы, сказала шатенка. - Это же не уран и не плутоний.
А во рту у тебя сохнет потому, что ты слишком много куришь.
- Тоже мне, доктор, - проворчал мужчина, возвращая бутылку на место. Вот облысеешь через пару лет, тогда и будешь рассказывать о вреде курения.
- Не будь идиотом, - повторила его спутница. - И потом, тебя ведь никто не заставляет вредить своему здоровью. Ты в любой момент можешь отказаться.
- Ну да, - невесело хохотнул водитель, - а на следующий день меня выловят из канализационного коллектора.
- Тогда хотя бы не ной, - попросила шатенка.
В голосе ее сквозило раздражение, и водитель решил сменить тему.
- Визы готовы? - спросил он.
- Как обычно, - ответила его спутница. - И, как обычно, их лучше никому не показывать.
- Так ведь мы же, и не собираемся. Это же так... на всякий случай.
- Послушай, - она повернулась к нему и уставилась на него в упор взглядом дикой кошки, - мы непременно должны по сто раз обсуждать очевидные вещи?
- Да какая муха тебя укусила? - тоже стал выходить из себя водитель. Этот тяжелый взгляд жег ему щеку, нервируя и мешая внимательно следить за дорогой. - Что ты все время гавкаешь, как московская сторожевая?
Женщина некоторое время продолжала разглядывать его, потом с заметным усилием отвела взгляд и стала смотреть вперед. Утреннее солнце посылало свои лучи параллельно земле, изредка мелькая в зеркальце заднего вида слепящим пятном.
- Надоело, - сказала женщина, когда ее спутник уже решил, что она так и будет молчать. - Надоело мотаться туда-сюда за гроши, когда этот удав гребет миллионы, просто сидя в Москве и ничего не делая.
- Ха! - оживился мужчина и даже покрутил головой от полноты чувств. И после этого она будет говорить, что я ною!
- Тебе этого не понять. Квадрат, - сказала она и взяла сигарету из лежавшей под ветровым стеклом пачки. - Я ведь баба, а годы уходят...
- Да какие твои годы! - бодряческим тоном воскликнул тот, кого назвали Квадратом. - Ты у нас еще ого-го!
- Иго-го, - передразнила она. - В кровати я еще, конечно, троим молодым фору дам, но вот замуж мне уже не светит.
- Куда-куда? - не веря своим ушам, переспросил водитель. - Мне послышалось, или ты сказала "замуж"?
- Тебе не послышалось, - сухо сказала она.
- И тебе это надо?
- Да нет, в общем. Просто устала от коротких интрижек. И потом, я хочу ребенка.
- А это еще зачем?
- Просто затем, что я женщина. А женщины существуют не для того, чтобы возить через границу всякое дерьмо, а для того, чтобы рожать.
- Слушай, лапуля, кончай эту тему, а то я от жалости разрыдаюсь!
- Я тебе не лапуля, - она холодно взглянула на него, - и тебе по этому поводу волноваться не стоит. Ты и твоя жалость мне никогда не понадобятся!
- А зря, - нимало не смущенный этой отповедью сказал водитель, и она поняла, что ей не стоило демонстрировать свою слабость перед этим ничтожеством. - Ты многое теряешь, поверь.
- Верю, - безразлично сказала она.
- Доверяй, но проверяй. Может, остановимся?
- Если тебе нужно подрочить, валяй, останавливайся. Я, так и быть, подожду. Вряд ли это будет долго.
Она с удовлетворением пронаблюдала за сменой выражений на его лице. Удар, как всегда, был нанесен расчетливо и точно, и на некоторое время он замолчал. На секунду она даже пожалела об этом.
Возможно, потрахаться было бы неплохо, но тогда они опоздали бы к назначенному сроку, а это было просто недопустимо. Опоздание свело бы на нет недели усилий, сопряженных со смертельным риском, уничтожило бы надежду изменить это постылое существование...
За весь день они остановились только один раз.
Съели по порции подозрительных шашлыков в придорожном кафе, посетили вонючую будку, стыдливо схоронившуюся от людских глаз, и без промедления отправились дальше. После остановки за руль села она и всю дорогу гнала так, что ее спутник избегал смотреть на спидометр. Время от времени укрепленный на лобовом стекле антирадар начинал квакать и мигать лампочкой. Тогда ей приходилось снижать скорость. Но как только затаившаяся в кустах милицейская машина оставалась позади, она снова давила педаль газа, моля небо лишь об одном: чтобы этот чертов шедевр отечественного автомобилестроения не развалился посреди дороги и благополучно довез их до места.
Солнце, весь день неторопливо перемещавшееся по небу в полном соответствии с законами природы, теперь зависло впереди, изо всех сил стараясь выжечь глаза сидевшим в машине. Оба надели солнцезащитные очки: она - с зелеными стеклами, он - с совершенно фанфаронскими зеркальными, чем вызвал у нее новую вспышку раздражения. Ближе к вечеру, уже в Псковской области, она загнала машину в придорожную рощу и немного прогулялась по свежему воздуху, пока ее спутник менял номера.
В приграничной полосе машина с московскими номерами привлекает к себе слишком много нежелательного внимания. Старательно припорошив фальшивые номерные пластины пылью, они вымыли руки и тронулись дальше. За рулем снова был Квадрат.
Уже стемнело, когда они добрались до места, где их дожидался проводник. Места кругом были совершенно дикие - дремучие леса, озера, мелкие речушки и раскинувшиеся на многие гектары непроходимые болота, густо населенные прожорливым комарьем.
Они находились неподалеку от стыка трех границ - российской, белорусской и латвийской. Все три границы были одинаково дырявыми, но на дорогах последнее время, как поганые грибы, вырастали блокпосты. При известном мастерстве и некоторой доле везения их можно было обойти, что и делалось уже неоднократно при помощи того самого человека, который сейчас шагнул в отбрасываемый фарами конус белого света и поднял в приветственном жесте левую руку. В правой у него была зажата тульская двустволка с обшарпанным прикладом и без ремня - ремней на оружии он не признавал, предпочитая носить его под мышкой. Он вообще был человеком традиционным во всем, в том числе и в одежде. Брезентовый плащ, засаленная форменная фуражка и сроду не чищенные кирзачи, казалось, приросли к его коже.
Борисыч вразвалку приблизился к машине и, отлепив от нижней губы беломорину, наклонился к открытому окошку.
- Привет, залетные, - хрипло сказал он, распространяя густой самогонный дух - опять же, традиционный. - Вы, однако, минута в минуту. Уважаю.
- Садись, Борисыч, - сказал Квадрат, распахивая заднюю дверцу. Кончай трепаться, поехали.
Женщина, перегнувшись через спинку, убрала с заднего сиденья свою сумочку, и проводник с кряхтеньем и добродушными матюками, цепляясь за все прикладом ружья, втиснулся в машину. Он сильно хлопнул дверцей, защемив при этом полу плаща, матюкнулся, открыл дверцу, подобрал плащ и снова хлопнул дверцей, да так, что машину качнуло.
- Ручку оторвешь, - предупредил его Квадрат.
- А ты не боись, - успокоил его проводник, - ежели что, так и новую купишь, не обеднеешь. Денежки-то мои у вас?
- На месте получишь, - не оборачиваясь, сказала женщина.
- Как всегда, значит, - не то удовлетворенно, не то разочарованно констатировал Борисыч. - А много ли дадите? Надо бы таксу поднять инфляция, понимаешь, мать ее через семь гробов в мертвый глаз...
- И какая сволочь придумала средства массовой информации? - ни к кому не обращаясь, с легкой горечью в голосе вопрошал Квадрат. - Поднимем, поднимем, - пообещал он проводнику, - ты, главное, проведи как надо.
- Проведем в лучшем виде, - с готовностью откликнулся тот. - Впервой нам, что ли? Давай, ехай, чего стал?
Машина осторожно двинулась по грунтовой дороге между двумя стенами леса, который в свете фар казался совершенно непроходимым. Несмотря на жару, дорога то и дело ныряла в глубокие лужи, объехать которые не было никакой возможности - лес подступал к грунтовке вплотную. По лобовому стеклу то и дело хлестали ветки, корявые пальцы сучьев царапали борта, а в воздухе мелодично звенели неисчислимые полчища кровожадных комаров. Один раз дорогу перебежал кто-то неразличимо-стремительный и довольно крупный, и женщина вздрогнула, с трудом подавив испуганный вскрик.
В редких просветах между ветвями над головой сверкали звезды, крупные, как шляпки шиферных гвоздей.
- Р-р-романтика, - мечтательно сказал Квадрат, посмотрев на звезды. Машину немедленно тряхнуло на ухабе, Борисыч ударился носом о ствол ружья и снова добродушно выматерился.
- На дорогу смотри, - скомандовала женщина, - романтик!
- Да чего на нее смотреть, - огрызнулся Квадрат, - все равно ухаб на ухабе. Хочешь, чтобы не трясло, летай самолетами Аэрофлота... Правда, там таможню по лесу не обойдешь, - подумав, добавил он.
Женщина промолчала. Ей было не до пререканий.
Чем ближе подъезжали они к условной линии, разделявшей два государства, тем сильнее становилось нервное напряжение и тем меньшее значение имело то, что говорил и делал ее спутник. Совсем скоро этот зануда вообще перестанет иметь какое-либо значение, если все пойдет как надо и если проводник не выберет какой-нибудь новый маршрут.
Борисыч, впрочем, и тут остался верен традиции, не считая нужным искать новый маршрут. Некоторое время в машине царило молчание, нарушаемое только репликами проводника, указывавшего, в какую сторону свернуть на очередной развилке.
Напряжение росло, и наконец даже толстокожий Квадрат почувствовал его.
- Что-то мне не по себе, - сказал он, внимательно глядя перед собой в рассеченную бледным светом фар темноту.
- Надо же, - насмешливо сказала женщина, - неужто испугался?
- Да нет, - досадливо дернул головой водитель, - не то. Просто такое чувство, будто что-то не так.
Женщина покосилась в его сторону с невольным уважением. Все-таки не стоило сбрасывать со счетов его бывшую специальность. Совсем недавно этот человек был майором госбезопасности, а это что-нибудь да значило. Он, похоже, обладал феноменальным чутьем на опасность. Впрочем, не таким уж и феноменальным, раз согласился на эту поездку и добрался почти до самого конца.
- Нервы, - стараясь, чтобы голос звучал спокойно, проговорила она, нервишки. Нервишечки.
- Да, ребяты, - подал голос с заднего сиденья Борисыч, - работенка у нас с вами нервная.
"Тоже мне, коллега выискался, - подумала она. - С нервами".
- Направо ворочай, - сказал Борисыч через некоторое время. Квадрат послушно повернул и сразу же надавил на тормоз.
- Вот, блин, - в сердцах сказал он, - плакали наши денежки. Придется отстегивать. Эй, дед, - обернулся он к Борисычу, - это что, уже граница?
- Ни хрена не понимаю, - растерялся тот. - До границы еще километров пять будет. Откуда ж они тут взялись? Навстречу машине шел, прикрываясь ладонью от света фар, человек в плащ-накидке, из-под которой виднелась форма латышского пограничника. Из-под правой руки у него выглядывало куцее рыло короткоствольного автомата.
- Латышские стрелки, мать их, - копаясь в бумажнике, пробормотал Квадрат. - Бабки на дорогах отстреливают. Пограничник подошел, нагнулся, и отступив на шаг от дверцы, с твердым прибалтийским акцентом скомандовал:
- Всем выйти из машины! Таможенный и паспортный контроль.
- Слушай, командир, - начал Квадрат, - какой таможенный контроль, тут же Россия. Ты, браток, того.., заплутал малость. - Всем выйти из машины, не меняя тона, сказал пограничник. - Вы находитесь на территории Латвийской республики.
Прошу предъявить документы и вещи для досмотра.
- Старый козел, - сказал проводнику Квадрат, неохотно открывая дверцу. - Хрен тебе, а не бабки. Таксу ему повысить...
- Ни хрена не понимаю, - как заведенный, повторял Борисыч, - не понимаю ни хрена.
Между тем из темноты на дорогу шагнули еще двое пограничников, недвусмысленно наводя автоматы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42