Мещеряков, вопреки обыкновению, слушал не перебивая, а когда Илларион закончил, сказал только:
- Да, большая была корова.
- Какая еще корова? - спросил Илларион, глядя на часы.
- Та, которая наложила кучу, в которую ты вляпался, - пояснил полковник.
- После коров, чтоб ты знал, остаются не кучи, а блины, - отпарировал Илларион. - Эх ты, зоолог.
Ты все сделаешь?
- А еще позже ты позвонить не мог? - недовольным тоном спросил Мещеряков. - Где я теперь кого найду?
- Не стреляйте в пианиста, - сказал Илларион, - он играет, как умеет.
- Ладно, пианист, - вздохнул полковник. - Смотри там, под пулю не подвернись.
- Как это? - спросил Забродов. - Это, что же, на землю надо лечь? Вы что, она же грязная!
- Освободи провод, шут. Мне звонить надо... Ох, и наслушаюсь я сейчас!
- Сочувствую. Боюсь, что я тоже.
Не дожидаясь ответной реплики, Илларион отключился, справедливо полагая, что долгие проводы - лишние слезы. После разговора на душе стало легче - теперь он был не один.
- Вот теперь, отцы, - вслух сказал Илларион ночному лесу, - мы с вами поиграем в кошки-мышки.
Он включил зажигание и, ломая кусты, без дороги повел "лендровер" в сторону Выселок. Теперь оставалось только принять необходимые меры предосторожности и ждать вечера, когда в условленном месте они с Ирмой должны будут принять груз.
Ирма ждала его на поляне в километре от поселка, зябко кутаясь в коротенькую кожаную куртку.
Когда "лендровер", тускло поблескивая фарами, с приглушенным треском выкатился из леса, она пошла ему навстречу. Илларион заглушил двигатель и открыл дверцу.
- Что это значит? - спросила она, забираясь в кабину. - Какие-то идиотские записки... Что я тебе, девочка - по свиданкам бегать?
- Тише, тише, не шуми, - сказал Илларион. - Принесла?
Ирма молча вынула из-за пазухи и сунула ему в руки бутылку водки. Илларион зубами сорвал с бутылки колпачок и протянул ее обратно.
- Отхлебни.
- Совсем ошалел? Доярку себе найди, придурок.
- Да нужна ты мне... Отхлебни, прошу как человека. Мне алиби нужно.
- Ты, вообще-то, соображаешь, что несешь? Тебе алиби, а мне что?
- Денег могу дать.
- Я же говорю, найди доярку.
- Уф-ф-ф... Ну, давай начнем сначала. Давай так: я не собираюсь тебя спаивать и пользоваться твоим беспомощным пьяным состоянием, мне просто нужно, чтобы.., ну, чтобы все думали, что так оно и было.
- А ты что, импотент?
- А ты тяжелый человек.
- На том стоим. Ладно, давай сюда.
Она отняла у него бутылку и одним махом отпила примерно четверть. Пока она кашляла и отплевывалась, Илларион заботливо колотил ее по спине, на всякий случай держа бутылку на отлете.
- Ну, как ты? - спросил он, когда она немного успокоилась.
- Бывало хуже. Что ты натворил-то, красавец?
Глаза у нее уже немного расфокусировались, это было видно даже в полумраке кабины, и Илларион пошел по линии наименьшего сопротивления, то есть сказал правду - точнее, почти правду.
- Украл наложницу Старика, - признался он и, не дожидаясь реакции собеседницы, запрокинув голову, влил в себя все, что оставалось в бутылке.
После этого он поспешно запустил двигатель и тронул машину с места.
- Извращенец, - заплетающимся языком сказала Ирина.
- Ничего подобного, - возразил Илларион.
Щеки уже начинали понемногу деревенеть, и появилось желание выпячивать челюсть, что было тревожным признаком. Он прибавил газу. - Просто жаль девчонку.
- Вон как... Не пойму, куда ты так торопишься? Останови, давай покурим...
- Давай покурим дома. У меня вдруг появилось предчувствие, что если я сейчас остановлюсь, то мы здесь и заночуем.
- Чем плохо?
- Не выспимся, а завтра трудный день. И потом, должен же я хоть раз за двое суток полежать в постели?
- Один? Всегда один? Нет, ты извращенец.
- Слушай, ты что, правда такая пьяная?
- Не правда. Просто вхожу в роль. А она как - ничего?
- Кто?
- Да эта.., ну, которую ты умыкнул.
- Красивая. Но.., как бы тебе сказать.., слишком маленькая, что ли.
- Лилипутка? Карлица? Откуда она здесь?
- Ирма, не валяй дурака. Она маленькая внутри. Снаружи женщина, а внутри ребенок.
- А я? Я - большая?
- Ты? - Илларион помедлил с ответом. - Ты тоже маленькая.
- Слушай, ты, - сказала Ирина, - рыцарь печального образа. - Она была уже основательно пьяна, но это выражалось только в том, что она немного растягивала слова. - Я ведь тебя насквозь вижу.., герой. Ты кто такой? Чего ты хочешь? Я же вижу. Я не маленькая для тебя. Я для тебя грязная. Грязная, да? Ну, чего молчишь?
- Ты выпила совсем немного, - сказал Илларион. - Через полчаса, самое большее через час хмель пройдет, и ты будешь жалеть о том, что сейчас наговорила. Так стоит ли?..
- Да знаю я, - резко сказала Ирина и отвернулась к своему окошку. - О чем же тут жалеть, если все - правда? Трезвые правды не говорят, трезвые мы все умничаем, хитрим, выгадываем.., не так, что ли, напарник?
Илларион снял правую ладонь с рычага переключения передач и, положив ее на плечо соседки, сжал и легонько потряс - он не знал, что сказать. Ирма вдруг начала всхлипывать, ухватившись за его запястье обеими руками и прижавшись к нему мокрой щекой.
Забродов скрипнул зубами и плавно затормозил.
"Лендровер" замер у обочины лесной дороги, уткнувшись своим обрубленным носом в густую поросль молодых сосенок. Мигнув, погасли круглые фары, и стало видно, что на востоке уже прорезалась узкая светлая полоса начинающегося утра.
"Лендровер" покинул стоянку только тогда, когда уже основательно рассвело и над вершинами сосен показался ослепительно-яркий краешек солнца.
Вернувшись в отведенную ему комнату, Илларион кое-как разделся, расшвыривая одежду по всем углам, и упал в постель, чувствуя себя выжатым как лимон.
Проснувшись, он совсем не удивился, обнаружив рядом Ирму.
Глава 11
Мебельный фургон неторопливо выполз из высоких ворот гаража. Собственно, это был не фургон даже, а обыкновенный трейлер - огромный, четырехосный, - словом, один из тех, что в народе коротко и всеобъемлюще именуются "фурами". От прочих сородичей его отличала только сделанная по трафарету надпись "Мебель", тянувшаяся вдоль бесконечного борта, которая и превращала обыкновенную многоцелевую фуру в мебельный фургон.
Водитель, невысокого роста развеселый толстяк с большими усами, душераздирающе зевал и очумело мотал головой - было четыре часа утра, и солнце только начинало подкрадываться к Москве с востока. Монотонные вспышки желтых мигалок на перекрестках только усиливали одолевавшую его дремоту. Наплевав на железное правило (установленное, как и большинство правил, его молодой женой) - не курить раньше восьми утра, - водитель вытянул из пачки сигарету и чиркнул зажигалкой. Первая затяжка, словно миниатюрный взрыв, вышибла сон из всего тела, но песок в глазах остался, что было, в общем-то, неудивительно - у первенца водителя резались молочные зубки, и ночка выдалась еще та.
Если не брать этого в расчет, водитель любил дальние рейсы - как, наверное, девяносто процентов его коллег. Особенно ему нравилось покидать огромный мегаполис ранним утром, когда еще не началась толчея на дорогах, когда вечно страдающие от безденежья гаишники мирно спят, передоверив пустые улицы желтым мигалкам, и по этим улицам неторопливо и деловито катят оранжевые автоцистерны коммунальных служб, распустив в обе стороны шипящие водяные усы.
Выехав на Волоколамское шоссе, он энергично встряхнулся и протер глаза. Трасса есть трасса, и ей безразлично, спал ты ночью или успокаивал вопящего младенца. Пройдет какой-то час, и здесь будет не протолкнуться от рычащих, выдыхающих облака ядовитого смога, идущих бампер к бамперу, автомобилей, стремящихся на запад так, словно началась невиданная по своим масштабам эвакуация. Солнце будет медленно, но уверенно раскалять жестянку, в которой ты сидишь, и останется только потеть и глотать минералку, без конца гоняя взад-вперед заигранные, заученные наизусть кассеты...
Он посмотрел в зеркало слева и удивленно приподнял брови: черный "фольксваген-пассат", севший ему на хвост в трех кварталах от проходной, все еще был здесь. Покопавшись в памяти, водитель припомнил, что на выезде из города "пассата" позади, кажется, не было. Он неопределенно фыркнул в усы и почесал переносицу - ощущение "хвоста" за спиной было непривычным. Впрочем, "пассат", словно почувствовав его недоумение, легко вырвался вперед и вскоре исчез где-то вдали, идя с превышением скорости и игнорируя дорожные знаки, категорически запрещающие обгон на этом участке трассы. Водитель фуры проводил его взглядом, пытаясь отогнать странное чувство: ему казалось, что он видит этот "пассат" не в последний раз.
Предчувствие его не обмануло: километров через десять он увидел "пассат" припаркованным у придорожного круглосуточного кафе. Все было ясно:
"братва" делала утренний объезд, собирая с "точек" дань. Водитель тихо выругался и выбросил "фольксваген" из головы. Теперь его мысли заняла его эта странная командировка. Он работал уже не первый год, но таких поездок у него еще не было.
Ему предписывалось перегнать груженный мебелью фургон в Великие Луки, где в условленном месте, а именно у закусочной на выезде из города, его будет ждать человек, которому он должен передать машину с грузом. Груз, конечно, дело наживное, но вот о том, чтобы передать кому-то свою машину вместе с путевыми документами, думать было как-то непривычно. Все было как-то несолидно, словно в детективном романе. Впрочем, и груз, и накладная были в порядке, это он проверил сам.
Конечно, в ящики с фурнитурой он не заглядывал, но ведь фурнитура она фурнитура и есть. Вряд ли кому-то придет в голову пользоваться для транспортировки героина услугами одного из грузовых автопарков.
А что, подумал он, это было бы, по крайней мере, интересно. В течение следующих двадцати минут он прокрутил в мозгу не менее десятка детективных сюжетов, круто замешанных на крови и наркотиках, главным героем которых был он сам. Время от времени в эти сюжеты проникала Тамарка из диспетчерской она лезла во все щели, как ни пытался он, храня верность супруге, изгнать прочь из сознания соблазнительный образ голоногого диспетчера.
Вскоре его снова обогнал черный "пассат" - даже стекла у него были черными. Он напоминал какой-нибудь пистолет или бластер из фантастического боевика. Водитель представил, каково сидеть за баранкой такого автомобиля, и легонько причмокнул - это было покруче трех Тамарок, вместе взятых.
Он миновал поворот на Волоколамск, опять объехав стоящий возле очередной забегаловки "пассат".
Теперь ему стало интересно, как далеко распространяется сфера влияния тех ребят, что невольно стали его попутчиками в это утро. Не будут же они вот так обирать придорожные закусочные до самой границы с Латвией? Да нет, конечно, решил он.
Плечистых ребят в России много, а количество забегаловок на Волоколамском шоссе все-таки ограничено.
До Ржева оставалось еще верст двадцать, когда впереди замаячил пост ГАИ. Дурдом на трассе был уже в самом разгаре, потные и злые водилы терзали сцепление, но дело от этого быстрее не двигалось - запруженная людьми в форме река транспорта двигалась еле-еле, в час по чайной ложке.
Гаишники явно кого-то искали или проводили очередной высосанный из пальца рейд. Водитель фуры постарался расслабиться и поберечь нервы, но в образовавшейся пробке это было делом безнадежным, и уже через две минуты он, высунувшись по пояс в узкое окошко, на чем свет стоит крыл водителя белых "жигулей" в бога, мать и в бессмертную душу.
Но все на свете когда-нибудь кончается, и минут через двадцать мебельный фургон добрался-таки до того места, где стоял длинный и приплюснутый милицейский "форд" американской сборки и деловито прохаживались фигуры в белых портупеях, помахивая полосатыми жезлами. Водитель просунул в окошко документы: свои права, путевой лист и накладную на груз. Гаишник, пожилой капитан с усталым лицом, принял бумаги, бегло просмотрел их, взглянул на переднюю номерную пластину, снова сверился с бумагами и сделал повелительный жест жезлом - к обочине.
- В чем дело? - попробовал вступить в прения водитель, но капитан нетерпеливо и властно повторил свой жест и отошел в сторону, по-прежнему держа документы в руке.
Водитель отогнал фуру на пыльную обочину, заметив между делом, что после этого поток автомобилей устремился вперед, не встречая на своем пути никаких преград - что бы ни искали гаишники, они это, по всей видимости, уже нашли. Его неприятно кольнула мысль, что искали они, похоже, его или его машину. Правда, на обочине уже стояла парочка автомобилей - потрепанный хлебный фургон и блестящая черная "Волга". Водитель хлебовозки в испачканных машинным маслом джинсах и линялой футболке навыпуск и пилот лакированного "членовоза", выряженный в белоснежную рубашку и черный, в тон машине, галстук, позабыв о кастовых различиях перед лицом общей беды, мирно покуривали, прислонившись задами к багажнику "Волги", и что-то обсуждали между собой - тоже вполне мирно, без накала страстей.
Усатый водитель фуры распахнул дверцу, спрыгнул с высокой подножки на пыльную каменистую землю обочины и, на ходу прикуривая сигарету, направился к товарищам по несчастью, чтобы обсудить с ними создавшееся положение и разузнать, в чем дело, - они прибыли сюда раньше него, и, соответственно, должны были больше знать. Мимо него неторопливо проехал давешний "пассат". Миновав группу припаркованных автомобилей, он резко набрал скорость и вскоре исчез из вида, затерявшись среди других машин. Вид удаляющегося "фольксвагена" вызвал у водителя фуры прилив справедливого гнева: бандиты беспрепятственно раскатывали куда вздумается, в то время как его, человека, зарабатывающего на жизнь честным трудом, ни за что ни про что тормознули, в то время как он должен попасть на место в строго оговоренное время.
Эту мысль он развил в страстной речи перед водителями фургона и черной "Волги". Те сочувственно покивали, глядя куда угодно, только не на него, а когда он, наконец, выдохся и замолчал, водитель фургона неопределенно сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42