Её члены провозгласили равенство и вслух мечтали об Утопии, в которой не будет никакого правительства. Фактически же они стремились к власти. Лидеры этой партии никогда не трудились в поле, они вообще никогда не работали, лишь отдавали приказы и пытались осуществлять всевозможные безумные планы и проводить неизведанные эксперименты. И они страстно любили власть! И дети детей их детей, заседающие сейчас в ваших президиумах, так же страстно любят её, чувствуя себя богами на планетах, полных счастливых, довольных, покорных рабов, которые будут делать всё, что им прикажут. Но когда меньше чем через час после заражения у них появляется боль, они соглашаются на все, лишь бы остаться в живых. На все!
– Но ведь дело это весьма рискованное, – заметил Ортега. – Что, если какой-нибудь маньяк, несмотря ни на что, прикончит вас?
Хаин пожал плечами.
– Конечно, риск есть, – сказал он. – Большинство моих коллег гибнут оттого, что пытаются залезть слишком высоко. Но все мы – неудачники, люди, потерпевшие поражение, или те, кто поднялся с самого дна в худшем из миров. Мы не были рождены для власти – мы боремся за неё, рискуем ради неё, стараемся её заслужить. И выжившим достаются трофеи.
Ортега мрачно кивнул.
– И сколько же – спокойно, Нат! Или я тебе ещё раз врежу! – сколько миров вы сейчас контролируете?
Хаин снова пожал плечами:
– Кто знает? Я не состою в Совете. Может, тридцать миров, может, тридцать пять – их число постоянно растёт. Прибавьте сюда две новые колонии, предназначенные для тех, кого мы сломили. Когда-нибудь это будет настоящая империя. – В глазах у него появился маниакальный блеск. – Огромная межзвёздная империя. Я уверен – в конечном счёте у нас в руках окажется вся галактика.
– Империя, управляемая подонками, – с ненавистью процедил Бразил.
– Сильнейшими! – парировал Хаин. – Самыми умными! Теми, кто это заслужил!
– Не знаю, стоит ли впускать сюда такое зло, – с сомнением в голосе сказал Ортега. – Впрочем, у нас бывали и похуже. Мир Колодца подвергнет вас суровому испытанию, Хаин. Думаю, что в конце концов он вас убьёт, но это уже ваше дело. Здесь вы начнёте все с нуля. А у вас не будет ни губки, ни других наркотиков. Конечно, вы сможете поэкспериментировать, но придётся испробовать тысячу пятьсот шестьдесят различных видов, многие из которых так чужеродны, что вы даже не сможете понять, что они собой представляют, почему воздействуют определённым образом и воздействуют ли вообще. Кое-какие из них будут очень похожи на те, что вам давно известны. Но этот мир – сумасшедший дом, Хаин, и он убьёт вас. Мы ещё увидим это.
На мгновение воцарилась тишина. Речь Ортеги встревожила Бразила и Вардию не меньше, чем Хаина. Молчание нарушил Бразил:
– Серж, ты сказал, что она не погибнет. Почему?
– Это связано с тем, что здесь происходит с людьми, – ответил человек-змея. – Позже я тебе расскажу все подробно. Мир Колодца не только изменяет, но и возвращает то, чего ты лишился. Нат, ты вернёшь себе прежнее здоровье и память. Ты вспомнишь даже то, о чём не хочешь вспоминать. И ты будешь подготовлен – запрограммирован, если хочешь, – ко всему, что бы и где бы с тобой ни случилось. Не так, как это принято в комм-мире, – нет, ты будешь подготовлен именно к тому, что необходимо Натану Бразилу. Тебе дадут возможность начать всё сначала, но речь не об омоложении. Это всего-навсего новый старт, дружище. Но здесь ты рано или поздно умрёшь, и продолжительность твоей жизни будет зависеть от того, что ты собой представляешь.

* * *

Они спали в той же самой комнате с пластиковыми стенами и плюшевыми стульями. Все смертельно устали, а у Бразила, помимо того, ещё ныла челюсть и болела голова. Однако по настоянию Ортеги, слишком хорошо знающего своего старого друга. Хаина положили отдельно и заперли во избежание рецидивов бешенства у вспыльчивого капитана.
Человек-змея разбудил их утром. Они были убеждены, что это – утро, хотя и не видели, что делается снаружи. Их ждал старомодный завтрак, состоявший из яиц, омлета, колбасы, тостов и кофе; его доставила та же маленькая тележка, которая прошлым вечером привозила им ужин. Бразил заметил, что следы вчерашнего побоища были тщательно вычищены.
By Чжули выглядела не хуже, чем накануне; по её виду нельзя было сказать, что она сильно страдает от боли. Девушка даже немного поела, сдавшись на настойчивые уговоры капитана.
Когда с завтраком было покончено и тележка с пустыми подносами укатила, Серж Ортега нажал кнопку на скрытом в столе приборном щитке, и справа от него опустился небольшой экран.
– К сожалению, – сказал он, – наше время ограничено, поскольку на мне лежит масса других обязанностей. Но когда много лет назад я вышел из Зоны совершенно неподготовленным, сразу же возникла куча проблем. Так вот я бы очень хотел, чтобы вам было хоть немного полегче.
– Как давно вы попали сюда, гражданин Ортега? – спросила Вардия.
– Трудно сказать. Не менее семидесяти стандартных лет назад – здесь все ещё ведут отсчёт времени в этих годах. Может такое быть, Нат?
Бразил утвердительно кивнул, и Ортега продолжал:
– Это случилось в период поздней колонизации. Я доставлял контрабандное оружие на один из астероидов, расположенных за Сириусом. Удачно сбросив свой груз на одном из золотых рудников и избежав встречи с полицией, на обратном пути я умудрился в самом центре глубокого космоса попасть в какую-то чёртову трубу, которая засосала меня, прежде чем я успел с кем-нибудь связаться. Мне рассказывали, что в подавляющем большинстве случаев марковианские ворота расположены на планетах. Может быть, эти астероиды некогда представляли собой единое целое. В общем, так или иначе я оказался здесь.
– Сколько времени существует это место? – спросил Бразил.
– Никто не знает. Возможно, пару миллионов лет. Древняя история этой планеты так же окутана тайной и полна мифов, как и наша собственная. И за всем этим стоят марковиане – кто-нибудь из вас знает о них?
– Очень немного, – ответил Бразил. – Что-то вроде сверхрасы, которая управляла с помощью мозга, находящегося под поверхностью каждой заселённой ими планеты, и которая внезапно вымерла.
– Совершенно верно, – сказал Ортега. – Их расцвет, как полагают здешние учёные, пришёлся на тот период, когда предки людей ещё только слезали с деревьев. Марковиане обжили всю галактику, Нат! Может быть, проникли даже дальше. Трудно сказать с полной уверенностью, но, видимо, существует множество исчезающих народов, чьи знания о Вселенной не имеют ничего общего с тем, что известно людям. И вот что самое странное: большинство из них чертовски на нас похожи – М-м… давай-ка уточним, Серж, на кого всё-таки они похожи, – попросил Бразил. – На нас или на тебя?
Ортега расхохотался.
– И на вас, и на меня. Пожалуй, слово «гуманоид» было бы здесь самым уместным. Ну ладно, прежде я покажу вам то, что творится за этими стенами, а остальное добавлю по ходу дела.
Человек-змея уменьшил яркость света, и на экране возникла карта двух планетных полушарий. Она выглядела как обычная карта, но оба круга от полюса до полюса были заполнены гексагонами.
– Все это, – начал Ортега, – построили марковиане, помешанные на числе «шесть». Мы не знаем, почему и как, нам известно – зачем. Каждый их мир имеет по меньшей мере одни ворота – такие же, как те, что перебросили вас сюда. Вы находитесь в Южной Полярной Зоне. Сюда прибывают те, у кого в основе жизни лежит углерод. Все гексы Сокр, от «гексагон».

южного полушария базируются на углероде или могут существовать в условиях базирующейся на углероде окружающей среды. Например, мехи из гекса 3 – 67 не базируются на углероде, но в их гексе вы спокойно можете жить.
– Значит, Северная Полярная Зона полна биологической экзотики? – спросил Хаин. Ортега кивнул:
– Да, там собраны настоящие чужаки, – существа, с которыми мы не имеем буквально ничего общего. Их гексы занимают все северное полушарие.
– А что это за чёрная полоса на экваторе? Условная разделительная линия, или она что-нибудь означает? – спросила Вардия.
– Нет, это не условная линия, – ответил Орте-га, – и у вас острый глаз, если вы её заметили. Это… как бы лучше вам объяснить, это – отвесная непрозрачная стена высотой в несколько километров, которую можно увидеть, только подойдя к ней вплотную. Ни перелезть, ни перелететь через неё нельзя. Она, так сказать, просто существует. У нас, естественно, имеется несколько теорий относительно её происхождения, и по одной из них это выходящая наружу часть марковианского мозга, составляющего ядро этой планеты. Её издавна называют Колодцем Душ – вероятно, это и в самом деле так. Вы, наверное, слышали старинную поговорку: «До полуночи у Колодца Душ». Теперь это – ритуальное присловье, однако в далёком прошлом оно могло иметь некий реальный смысл. Чёрт побери, если это – Колодец Душ, тогда где-нибудь всегда полночь!
– Что представляют собой гексагоны? – спросил Хаин.
– Ну, всего их на планете тысяча пятьсот шестьдесят, – отвечал Ортега. – Почему именно столько и почему все здесь упирается в число «шесть» никто не знает. По размерам все гексы одинаковы: каждая его сторона представляет собой тёмную полосу длиной чуть менее трёхсот пятидесяти пяти километров; такая же тёмная полоса длиной почти шестьсот пятнадцать километров проходит поперёк гекса. Понятно, что, создавая все это, марковиане пользовались своей измерительной системой, а что она из себя представляет, мы опять-таки не знаем.
– А что находится внутри гексов? – допытывался Бразил.
– Их можно назвать и государствами, – сказал Ортега, – но это было бы слишком условно. Каждый из них представляет собой замкнутую биосферу, предназначенную для определённой формы жизни и для ассоциированных с нею более низких форм. Марковианский мозг обеспечивает существование всех гексов, а те в свою очередь поддерживают определённый технологический уровень. Социальное устройство оставлено на усмотрение обитателей, так что здесь есть все – от монархий и диктатур до анархических режимов.
– Что ты имеешь в виду под определённым технологическим уровнем? – спросил его Бразил. – Что в одних гексах машины есть, а в других нет?
– Именно так, – подтвердил Ортега. – И причём повышать технологический уровень можно сколько угодно за счёт только тех ресурсов, которые находятся внутри гекса. Всё, что получено за его пределами, не будет в нём работать, как это вчера произошло с пистолетом Хаина.
– У меня такое впечатление, что ты не прочь провести здесь остаток жизни, – прокомментировал его слова Бразил. – Кстати, я полагаю, все создания здесь со скуки интенсивно размножаются, как же марковианскому мозгу удаётся содержать всё возрастающее количество народу?
– За количество народа не беспокойся, – ответил Ортега. – Обитатели этой планеты смертны. В некоторых гексах жизнь очень тяжела, некоторые виды вообще живут сравнительно недолго. Уровень репродуктивности сбалансирован. Если же численность населения начинает чрезмерно возрастать и естественные факторы – например, катастрофы, которые здесь случаются, или войны, которые, к счастью, большей частью локальны и не так ужасны, как всеобщие, – не приводят к её сокращению, тогда большинство представителей следующих возрастных групп рождаются стерильными, хотя и абсолютно нормальными в сексуальном отношении. Как только всё приходит в норму, способность к деторождению восстанавливается. Фактически же численность населения в каждом гексе стабильна – примерно от двухсот тысяч до миллиона особей.
Что же касается таких, как ты, Пришельцев, то, как я уже объяснял, марковиане широко расселились в галактике, но на многих планетах мозг погиб и часть ворот по той или иной причине закрылась навсегда. Остальные так хорошо замаскированы, что необходима грубая ошибка, такая, как моя, одна на триллион, чтобы обнаружить вход. Все говорят, что ежегодно к нам попадает не более сотни Пришельцев. Когда Колодец начинает действовать, раздаётся сигнал тревоги, и некоторые из нас, сменяясь по очереди каждый день, встречают Пришельцев. Ваше счастье, что на вас натолкнулся именно я. Кое-кто здесь Пришельцев не любит и дурно с ними обращается. Я иногда заменяю их, так что они – мои должники.
– В Зоне находятся представители всех рас, населяющих южное полушарие? – спросила Вардия. Человек-змея кивнул.
– Большинство, – сказал он. – По сути, Зона – это посольский центр. Здесь могут встречаться и вести переговоры представители любых наших рас. Когда им пора возвращаться. Ворота – мы их скоро увидим – в одно мгновение переносят их домой. Кстати, эти Ворота, чёрт бы их побрал, работают только в одну сторону – отсюда в родной гекс. До Зоны все добираются за свой счёт. И ещё здесь имеются специальные апартаменты для северян, и такие же созданы для нас в Северной Зоне, на тот случай, если нам необходимо поговорить. Однако мы с ними настолько непохожи, что такое случается чрезвычайно редко.
На лице Бразила появилось странное выражение.
– Серж, ты довольно подробно рассказал нам об этом мире, но упустил из виду одну очень важную деталь: каким образом такой недомерок-латинянин, как ты, превратился в шестирукого моржового змия.
Ортега был само смирение.
– Я считал, это очевидно. Когда Пришелец впервые проходит через Ворота, марковианский мозг решает, в какой гекс его отправить, от этого зависит, кем он становится.
– И что потом? – нервно спросил Хаин.
– Потом, разумеется, наступает период адаптации. Впервые пройдя через Ворота, я оказался в стране уликов, которые выглядят так, как я сейчас. Потребовалось совсем немного времени, чтобы научиться пользоваться тем, что меня окружало, и значительно больше времени, чтобы все это уложилось у меня в голове. Но, к счастью, я обнаружил, что знаю их язык, и постепенно начал чувствовать себя всё более и более комфортно. В результате я превратился в улика, оставшись прежним собой лишь в очень малой степени. Сейчас я и не вспоминаю, на что это похоже – быть человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49