И уж конечно никак не ее отважный, безрассудный и благородный Ричард!И еще сложнее было представить, что Грейстоун в те времена работал в английской разведке. Это гораздо больше похоже как раз на Ричарда, размышляла Августа даже с какой-то неприязнью. Она и вообразить не могла, что такой человек, как Гарри, был шпионом.Хотя, разумеется, подозрения вызывала и его способность открывать любой замок, и умение появляться рядом именно в тот момент, когда меньше всего этого ожидаешь.И тем не менее неужели Гарри все-таки был профессиональным шпионом!Дело в том, что разведка никогда не считалась по-настоящему достойным занятием для истинного джентльмена. Большая часть великосветской публики разделяла то мнение, что в ремесле шпиона есть нечто непристойное. А Гарри всегда был таким горячим поборником приличий.Августа вдруг подумала о том, насколько неприлично он способен вести себя в спальне, и румянец вспыхнул у нее на щеках.Гарри чрезвычайно сложный человек. Это она поняла с самого начала, стоило ей заглянуть в его холодные серые глаза. Теперь же она понимала и то, что многое в его душе навсегда останется для нее тайной.Однако предположим — только предположим! — что Гарри все-таки был агентом. От этой мысли Августе сразу стало не по себе. Какой смертельной опасности он подвергал свою жизнь! Она решила больше не думать об этом и принялась составлять список гостей, которых собиралась пригласить на первый бал в поместье Грейстоун…Но уже через несколько минут Августа бросилась искать мужа и обнаружила его в. библиотеке. Гарри склонился над картой военных кампаний Цезаря.— Да, дорогая? — спросил он, не поднимая глаз.— Знаешь, я хотела бы дать здесь, в Грейстоуне, бал. Ты ведь разрешишь мне, Гарри? Я решила сначала посоветоваться с тобой.Он неохотно оторвался от карты:— Бал? Это значит полный дом людей? Здесь, в Грейстоуне?— Мы пригласим только самых близких друзей, Гарри. Например, моего дядю и Клодию. И конечно, мистера Шелдрейка. И всех, кого ты захочешь сам. Ужасно жаль, что Салли не сможет приехать! Мне бы так этого хотелось!— Ну, не знаю, Августа… Я не особенный любитель подобных развлечений, да и устраивать их не умею.Августа улыбнулась:— Тебе не придется ничего устраивать. Я сама обо всем позабочусь. Моя мать дала мне массу полезных уроков на этот счет. Кроме того, и нашим здешним соседям полезно повеселиться. Нам давно пора устроить какой-нибудь прием.Гарри помрачнел:— Ты уверена, что это необходимо?— Ах, милорд, в этих делах я разбираюсь прекрасно, так что поверьте мне! У каждого свои таланты, как известно. Вы согласны? — Она выразительно кивнула в сторону старинной карты, разложенной на столе.— Ну хорошо. На один бал я согласен. Но не больше! Мне ни к чему утомительная череда приемов и вечеринок. Я это не люблю, Августа, и считаю лишь бессмысленной тратой времени.— Да, милорд. Вы абсолютно правы.
Несмотря на то что Августа интуитивно предполагала в Гарри натуру загадочную и противоречивую, она никак не ожидала, что ради беседы с ней он вдруг решит отвлечься от своих научных исследований и позовет ее в библиотеку. Это случилось через неделю после разговора о предстоящем бале.Августа не сразу пришла в себя от изумления, когда горничная сообщила ей, что Гарри желает немедленно видеть ее у себя в библиотеке.— Он так и сказал: немедленно? — Августа удивленно смотрела на горничную.— Да, мадам! — Девушка была явно поражена. — Его сиятельство велели передать, что это очень срочно.— Господи боже! Надеюсь, с Мередит ничего не случилось? — Августа отложила перо и письмо, которое писала Салли.— О нет, мадам! Ничего такого не случилось. Мисс Мередит всего несколько минут назад забегала к его сиятельству и теперь уже снова занимается в классной. Это я знаю совершенно точно: я только что носила туда чай.— Ну что ж, хорошо. Нэнси, передайте, пожалуйста, его сиятельству, что я тотчас же спущусь к нему.— Да, мадам. — Нэнси поклонилась и поспешила вниз.Сгорая от любопытства и страстно желая узнать причину, побудившую Гарри столь срочно призвать ее в библиотеку, Августа задержалась лишь на минутку, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Она была одета в кремовое платье из муслина с нежным зеленоватым рисунком. Низкий вырез был обшит зеленой лентой, как и пышная оборка на юбке.Поняв по встревоженному лицу горничной, что Грейстоун отнюдь не в лучшем настроении, Августа вытащила из ящика комода кружевную зеленую косынку и прикрыла ею обнаженные плечи. Гарри достаточно ясно и не один раз давал ей понять, что находит ее вкусы в одежде несколько нескромными. Не стоило сегодня еще больше раздражать его чересчур глубоким декольте.Августа вздохнула и поспешила в библиотеку. Причуды и настроения мужа — вот одна из главных проблем, с которыми сталкивается женщина, выйдя замуж.Однако следует быть справедливой, напомнила себе Августа. Гарри тоже пришлось кое в чем уступить ей после свадьбы. Например, он, вопреки своим взглядам, позволил Мередит заниматься рисованием и литературой.Через несколько минут Августа влетела в библиотеку, сияя радостной улыбкой. Горничная оказалась права: Гарри был крайне мрачен и пребывал в весьма опасном настроении.Августу очень задел его холодный равнодушный взгляд. Ей даже показалось, что в резких чертах лица графа есть, пожалуй, что-то хищное.— Вы хотели поговорить со мной, милорд?— Да.— Если насчет бала, то можете быть совершенно уверены, сэр, что я за всем прослежу. Все приглашения разосланы еще несколько дней назад, и мы уже начали получать ответные письма. Я договорилась с музыкантами, а повара закупают провизию.— Меня не интересует ваш дурацкий бал, мадам, — сердито буркнул Грейстоун. — Дело в том, что я только что имел довольно интересный разговор с Мередит.— Да? И в чем же дело, милорд?— Она сообщила мне, что во время пикника, расписывая достоинства вашего брата, вы упомянули о каком-то стихотворении, которое он вам оставил.У Августы сразу пересохло во рту, хотя она понятия не имела, куда он клонит.— Это правда, милорд.— И это стихотворение, кажется, было посвящено паукам и паутине?— Милорд, это всего лишь обыкновенный маленький стишок. И я вовсе не собиралась показывать его Мередит, если вы боитесь именно этого. Хотя вряд ли он мог бы испугать ее; я не раз убеждалась, что детям даже нравятся страшные стихи. Честное слово, милорд.Гарри не обратил ни малейшего внимания на ее поспешные заверения.— Все это неважно. Стихи у вас?— Да, разумеется.— Сейчас же принесите. Я хочу прочесть.Леденящий холод пронизал сердце Августы.— Я не понимаю, Грейстоун! С какой стати вы пожелали вдруг прочитать стихи Ричарда? Это совсем не такое уж хорошее стихотворение. Скорее довольно бессмысленное. К тому же там ужасно хромает рифма. Я сохранила его только потому, что брат отдал мне этот листок в ту ночь, когда его ранили, и умолял непременно сберечь. — Слезы обожгли ей глаза. — На этом листке кровь моего брата, Гарри! Я не могла его выбросить.— Сходи и принеси мне эти стихи, Августа.Она смущенно помотала головой.— Зачем? — И вдруг неожиданная догадка пронзила ее. — Неужели это имеет какое-то отношение к вашим подозрениям относительно Ричарда, милорд?— Ничего не могу тебе сказать, пока сам не прочту стихи. Сейчас же принеси их мне, Августа. Я должен на них взглянуть.Она неуверенно шагнула к двери.— Мне совсем не хочется показывать их вам, милорд. Па крайней мере, пока вы не скажете, зачем они вам.— Они могут дать ответ на давным-давно возникшие вопросы.— На вопросы, связанные с деятельностью тайных агентов, сэр?— Возможно, — процедил Гарри сквозь зубы. — Точно сказать не могу, но возможно. Особенно если ваш брат работал на французов.— Но он не работал на французов!— Августа, я больше не желаю слушать твои хитроумные заключения относительно гибели Ричарда и тех обстоятельств, что были с нею связаны! До сегодняшнего дня я не имел ничего против тех иллюзий, которые ты питала на сей счет. Напротив, я и сам их поддерживал. Однако стихотворение о пауке и паутине, возможно, изменит все.Августа обхватила себя руками, как в ознобе. Мысли так и метались у нее в голове.— Я ни за что не покажу вам это стихотворение, пока вы не пообещаете, милорд, что не станете пользоваться им для доказательства виновности Ричарда!— Да мне, черт побери, совершенно безразлично, виновен он или нет! У меня есть и более важные вопросы, на которые ответ до сих пор не найден.— Но в поисках ответа на эти ваши важные вопросы вы заодно можете доказать и вину Ричарда. Верно, милорд?Гарри вышел из-за стола и тут же оказался возле нее:— Принеси мне стихотворение, Августа.— Нет. Не принесу, пока вы не дадите мне слово, что своими расследованиями никак не повредите памяти Ричарда.— Я могу лишь дать слово, что буду молчать о его деятельности во время войны, какова бы она ни была. Более я обещать ничего не могу, Августа.— Но этого недостаточно!— Черт побери, дражайшая супруга! Иного обещания я вам не дам!— Тогда и я не покажу вам это стихотворение! По крайней мере до тех пор, пока будет существовать хотя бы малейшая угроза репутации Ричарда. Мой брат был человеком смелым и благородным, и теперь я должна защитить его честь, ибо сам он уже не может сделать этого.— Клянусь всеми чертями ада! Вы немедленно сделаете то, что я вам велел!— Война закончена, Грейстоун. Ничего хорошего не будет в том, что я покажу вам эти стихи. Они мои, и я намерена сохранить их. Я никогда и никому не покажу их, и уж тем более тому, кто, подобно вам, верит, что Ричард мог совершить предательство!— Мадам, — убийственно спокойным тоном произнес Гарри, — вы немедленно принесете мне стихи вашего брата. Слышите?— Ни за что! И если вы решите взять их силой, клянусь, я их сожгу. Я лучше уничтожу их, хотя на этом листке пятна его крови, но не позволю вновь оскорбить его память и честь! — Августа резко повернулась и выбежала из библиотеки.За дверью она тут же услышала звон разбитого стекла. Грейстоун явно запустил чем-то тяжелым, но хрупким в стену библиотеки. Глава 12 Потрясенный полной утратой самообладания, Гарри смотрел на осколки хрустального бокала, сверкавшие в красноватых солнечных лучах подобно рубинам, которые с гордостью носила Августа.Он просто поверить не мог, что позволил ей довести себя до такого состояния.Да, эта женщина действительно околдовала его! То он буквально сгорал от страсти, то его захлестывала волна горячей благодарности, когда она медленно, но верно завоевывала сердце его маленькой дочери. И уже в следующее мгновение он мог до слез смеяться или огорчаться по поводу ее совершенно непредсказуемых поступков.А теперь она к тому же довела его до приступа безумной ревности, какой он никогда в жизни не испытывал.И хуже всего, что он прекрасно понимал: это ревность к мертвому — к Ричарду Баллинджеру. К дерзкому, смелому, безрассудному Ричарду, который, весьма возможно, был предателем. К родному брату Августы, который, даже будучи жив, ни в коем случае не мог бы стать ему соперником в любви к ней! К человеку, который похоронен в усыпальнице нортамберлендских Баллинджеров, к последнему мужчине в этом семействе бесстрашных, занимавшему в сердце Августы такое место, куда ему, ее мужу, доступ закрыт навсегда. Гарри отлично понимал это…И в безопасном царстве прошлого и воспоминаний Ричард вечно будет для Августы идеалом истинно нортамберлендского Баллинджера, ее замечательным старшим братом, чью честь и репутацию она будет защищать до последнего дыхания.— Черт бы тебя побрал, нортамберлендский ублюдок! — Гарри устало рухнул в кресло. — Если бы ты остался жив, сукин сын, я вызвал бы тебя на поединок!И тем самым разорвал бы ту непрочную связь, которая возникла между мною и Августой, заставил бы ее навсегда возненавидеть меня, подумал Гарри с горечью. Он вполне представлял себе, что при подобном противостоянии Августа, разумеется, приняла бы сторону брата и стала бы врагом собственному мужу.Как она это сделала всего несколько минут назад.— Ублюдок! — снова выдохнул Гарри, не в силах придумать еще какое-нибудь ругательство, чтобы выразить свое отношение к странному сопернику.Разве можно бороться с призраком?Гарри поудобнее устроился в кресле и заставил себя со всех сторон рассмотреть эту нелепую ситуацию.Следовало признать, что он с самого начала повел себя не правильно. Не нужно было вызывать Августу в библиотеку, да еще так поспешно. И нельзя было заставлять ее немедленно отдать стихотворение брата. Если бы выдержка ему не изменила, он сделал бы все совершенно иначе и гораздо умнее.Но он совсем потерял голову. Когда Мередит случайно обмолвилась о стихотворении Ричарда Баллинджера, где упоминалось о пауке и паутине, Гарри хотелось лишь одного: поскорее самому прочитать эти стихи.Гарри считал, что убедил и себя, и Шелдрейка, что оставил в прошлом войну и ее кошмары. Но теперь он вынужден был признать, что забыть человека по кличке Паук так и не смог. Из-за этого негодяя погибло слишком много людей. Слишком многие прекрасные люди, вроде Питера Шелдрейка, рисковали из-за него жизнью. Слишком много было проиграно сражений из-за его предательства.А предположение, что Паук, по всей вероятности, был англичанином, лишь усиливало ярость и горечь в его душе.Во время войны Гарри славился умением вести дела с хладнокровием и безупречной логикой. Иначе он бы просто не справился со своими порой весьма мрачными заданиями. Если бы он давал волю чувствам, то в итоге не смог бы действовать. Сомнения и разрушительный страх исказили бы любое принятое им решение и поступок.Холодная ясная логика — вот единственный путь к спасению в такое страшное время. Однако под маской ледяного спокойствия в нем кипели страсти, его терзали разочарования, и для Гарри все зло мира тогда сосредоточилось в образе его главного врага по кличке Паук.В первые же месяцы после Ватерлоо здравый смысл и желание устроить свою жизнь заставили отступить в его душе нестерпимую жажду мести. Осознав, что никаких ответов на мучившие его вопросы он скорее всего никогда не получит, Гарри принял это как неизбежность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46