Особенно в ночное время.Августа чувствовала, что ее щеки стали малиновыми… Она бросила в сторону своего мучителя предостерегающий взгляд:— По моим наблюдениям, некоторые графы Грейстоуны тоже могут проявлять удивительное безрассудство… Можно даже сказать, чрезмерное.— Да, в нашей семье такое случалось. — Гарри ухмыльнулся и снова принялся поглощать пирожки.Мередит ничего не поняла в этой словесной перестрелке и продолжала болтать:— А брат Августы был ужасно смелый. И замечательный наездник. Он один раз даже в скачках участвовал, разве тебе Августа не говорила?— Нет.— Ну так вот, участвовал! И победил! Он всегда побеждал в скачках.— Просто поразительно!Августа слегка откашлялась:— Не хотите ли фруктов, Мередит?Этим ей удалось отвлечь на время внимание девочки. Потом она предложила ей поиграть в кораблики, что значило просто пустить две щепки по течению ручья и посмотреть, чей кораблик доплывет до назначенного пункта первым.Мередит колебалась, но, когда Гарри встал и сам показал, как нужно играть в эту игру, она необыкновенно воодушевилась и принялась носиться по берегу. Гарри постоял у воды, внимательно наблюдая, как дочь забавляется с импровизированным флотом, потом вернулся к расстеленному покрывалу и опустился на траву рядом с Августой.— Она от души веселится. — Он прилег, лениво и с чисто мужским изяществом облокотившись на траву и согнув одну ногу в колене. — Похоже, ей не хватает подобных игр на воздухе.— Я очень рада, что вы пришли к такому выводу, милорд, На мой взгляд, вольные игры столь же необходимы любому ребенку, как и история с географией. И кроме того, с вашего разрешения, я хотела бы ввести несколько дополнительных предметов в расписание ее занятий.Гарри нахмурился:— Например?— Ну, для начала рисование акварелью и чтение художественной литературы.— Господи, ни в коем случае! Это я запрещаю, я не желаю занимать мысли Мередит подобной чепухой.— Но вы сами сказали, милорд, что Мередит нужно побольше бывать на воздухе.— Я сказал, что ей, наверное, нужно побольше играть на воздухе.— Прекрасно! Она может рисовать на природе, да и читать тоже, — весело заключила Августа. — По крайней мере, летом.— Черт побери, Августа…— Тише, милорд. Вы же не хотите, чтобы Мередит услышала, как мы ссоримся? У нее и так хватает переживаний из-за вашего нового брака.Гарри сердито посмотрел на Августу:— А вы, мадам, уже успели, по-моему, заморочить ей голову историями о вашем храбром братце, искателе приключений?Августа нахмурилась:— Ричард действительно был храбрым человеком и очень любил всякие приключения.— М-м-м, — нетерпеливо промычал Гарри.— Гарри…— Да? — Он не сводил глаз с Мередит.— А те слухи, что ходили в обществе после смерти Ричарда, когда-нибудь доходили до вас?— Да, я что-то припоминаю, однако никогда не считал их достойными внимания.— Ну разумеется нет! Все это ложь! Но существует неопровержимый факт: в ночь убийства при нем нашли кое-какие документы. Должна признаться, я часто задумывалась о дальнейшей судьбе этих документов.— Августа, иногда следует согласиться с утверждением; не на все вопросы можно получить ответ.— Я прекрасно понимаю это, сэр. Но у меня уже давно сложилась своя версия относительно гибели брата, которую мне очень хотелось бы доказать.Гарри помолчал, потом спросил:— И что же за версия?Августа глубоко вздохнула:— Мне кажется, у Ричарда эти бумаги оказались потому, что он, возможно, был тайным агентом Британской Короны.Поскольку ответа на это заявление не последовало, Августа повернулась к Гарри и внимательно на него посмотрела, однако ничего не смогла прочесть по его глазам, оттененным длинными ресницами. Он по-прежнему смотрел на дочь.— Гарри?— Так ты просила Лавджоя проверить именно эту версию?— Да. Как ты считаешь, такое возможно?— Я считаю, что это почти невероятно, — тихо проговорил Гарри.Августа была оскорблена: его ответ показался ей слишком поспешным, ведь она так хорошо все продумала!— Ну, неважно. Мне вообще не следовало говорить с тобой об этом. В конце концов, откуда тебе знать о подобных делах?Гарри тяжело вздохнул:— Как раз об этом я обязательно бы знал, Августа.— Вот уж не похоже!— Да, я бы обязательно знал об этом, потому что если бы Ричард действительно был агентом британской разведки, то почти наверняка работал бы на меня. Глава 11 — Что вы хотите этим сказать? Почему мой брат в таком случае работал бы на вас? — напряженным голосом проговорила Августа; в голове у нее все смешалось. — И чем занимались вы сами, если подобные сведения попадали в первую очередь к вам?Гарри ничуть не изменил своей ленивой позы, однако наконец оторвал взгляд от Мередит и посмотрел Августе прямо в глаза:— Чем тогда занимался я, теперь уже совершенно неважно. Война закончена, и я весьма счастлив забыть о сыгранной мною в этой войне роли. Достаточно сказать, что я был связан со сбором сведений в пользу Англии.— Ты был шпионом? — вырвалось у Августы. Губы Гарри изогнулись в легкой усмешке.— Очевидно, дорогая, ты никак не можешь представить меня в роли человека действия?— Нет, дело совсем не в этом! — Она нахмурилась, не в силах сосредоточиться. — Должна признаться, мне не давала покоя мысль о том, где это ты научился так здорово отпирать любой замок и почему всегда оказываешься рядом со мной именно тогда, когда я меньше всего этого ожидаю. Теперь понятно: типично шпионские замашки. И все-таки, на мой взгляд, подобная карьера совершенно не для тебя, Гарри.— Совершенно с тобою согласен. Более того, я никогда не рассматривал свою деятельность во время войны как способ сделать карьеру или хотя бы как профессию. Я всегда считал это занятие не более чем временным неудобством, ибо оно крайне мешало мне посвятить себя любимому делу — античной филологии, а также отвлекало меня от управления моими владениями.Августа прикусила губу:— Но все это, наверное, было очень опасно?— Иногда, — пожал плечами Гарри. — Большую часть времени я проводил за письменным столом, руководя действиями своих агентов и разгадывая послания, написанные симпатическими чернилами или зашифрованные.— Симпатическими чернилами? — Августа, похоже, была безумно заинтригована. — То есть невидимыми на бумаге?— М-м-м…— Но это же просто чудесно! Как бы мне хотелось иметь немножко таких невидимых чернил!— Я с удовольствием приготовлю их для тебя. — Гарри вдруг развеселился. — Но должен предупредить, они не слишком пригодны для обычной переписки. У получателя такого письма должно быть под рукой специальное вещество, которое сделает написанное видимым.— Такими чернилами можно писать, например, дневник… — мечтательно проговорила Августа. — Но возможно, шифр был бы еще лучше. Да, идея о шифре мне очень нравится.— Я бы предпочел думать, что моей жене не нужно записывать в свой дневник ничего сверхсекретного, для чего потребовались бы бесцветные чернила или тайный шифр.Августа не обратила внимания на скрытый намек.— Значит, ты поэтому провел так много времени на Континенте во время войны?— К несчастью, да.— А ведь все считают, что ты и тогда продолжал заниматься классической филологией!— Так и было, особенно когда я попадал в Италию и Грецию. Но все же большую часть времени я действительно отдавал деятельности во славу Британской Короны. — Гарри выбрал один из выращенных в оранжерее персиков и вынул его из корзинки. — Теперь, поскольку война закончена, я могу подумать о поездке на Континент с совершенно иными и куда более интересными целями. А ты бы хотела поехать со мной, Августа? Мы, конечно, взяли бы с собой и Мередит. Путешествия очень познавательны.Августа приподняла бровь:— Так кого ты хотел бы просветить в первую очередь: меня или свою дочь?— Мередит, без сомнения, получила бы от такого путешествия больше всех. А тебе, чтобы углубить кое-какие знания, совсем необязательно даже выходить из спальни. И должен сказать, ты все схватываешь буквально на лету.Августа не выдержала и смутилась:— Гарри, честное слово, порой ты говоришь совершенно непристойные вещи! Тебе должно быть стыдно.— Прошу прощения, дорогая. Никогда не думал, что ты станешь такой поборницей приличий. Склоняю голову перед твоими глубочайшими познаниями в этой области.— Ох, Гарри, пожалуйста, замолчи, иначе я вывалю остатки нашего пикника тебе на голову!— Как вам будет угодно, мадам.— Ну хватит, лучше расскажи, почему ты так уверен, что мой брат не был вовлечен в тайную деятельность английской разведки.— Дело в том, что если бы он был штатным агентом, то работал бы именно на меня — либо непосредственно, либо через кого-то другого. Я уже объяснял, что моя работа главным образом заключалась в том, чтобы руководить другими людьми. Эти люди, в свою очередь, собирали огромное количество сведений, благодаря своим собственным агентам, и предоставляли эти сведения мне. Я должен был разбираться во всей этой чертовой каше и отделять зерна от плевел.Августа лишь изумленно покачала головой, не в силах представить себе Гарри за подобной работой.— Но ведь в таких делах, должно быть, участвовало невероятное количество людей как здесь, так и за границей?— Порой даже чересчур много, — сухо подтвердил Гарри. — Во время войны шпионы кишат, как муравьи на скатерти для пикника. Это доставляет массу неприятных хлопот, но без тайных агентов невозможно выполнить ни одну задачу.— Но если так, то Ричарда вполне могли завербовать, и ты никогда бы не узнал об этом? — спросила Августа. Гарри молча ел персик.— Я учитываю эту возможность. А потому провел кое-какие расследования.— Расследования? Какие еще расследования?— Попросил кое-кого из старых друзей выяснить, не был ли Ричард Баллинджер каким-то образом приобщен к работе официальной британской разведки. Ответ был отрицательным, Августа.Августа подтянула колени к подбородку и обхватала их руками, явно недовольная категоричностью последних слов Гарри.— И все-таки я думаю, что мои предположения заслуживают внимания.Гарри не ответил.— Ты все же должен допустить, что существует — пусть очень небольшая — возможность того, что Ричард оказался замешанным в дела разведки. Может быть, он сам обнаружил что-нибудь важное и собирался передать сведения кому следует.Гарри по-прежнему не отвечал и молча доедал персик.— Ну? — теребила его Августа, пытаясь скрыть волнение. — Разве ты со мной не согласен?— Ты хочешь, чтобы я солгал тебе, Августа?— Нет, конечно же нет! — Она сжала кулаки. — Я просто хочу, чтобы ты согласился, что мог и не знать всего о деятельности разведки во время войны.Гарри коротко кивнул:— С этим я, пожалуй, соглашусь. Никто не мог бы знать абсолютно все. Во время войны всегда слишком много тумана. Большая часть военных действий — как на поле брани, так и вне его — совершается как бы в серых сумерках. А при ярком свете остается лишь подсчитывать потери и оставшихся а живых. Никто не может с уверенностью сказать, что осведомлен обо всем, пока туман не рассеется. Возможно, так оно и лучше. Я убежден, что многого о войне лучше вообще не знать.— Например, того, чем занимался мой брат? — горько бросила Августа.— Помни своего брата таким, каким ты его знала, Августа. Сохрани в памяти образ последнего из безудержно смелых, дерзких, безрассудных нортамберлендских Баллинджеров и не терзай себя мыслями о том, что могло быть, и могло и не быть во время войны, это уже в прошлом.Августа вздернула подбородок:— Но в одном вы все-таки не правы, милорд!— В чем же?— Мой брат не был последним из нортамберлендских Баллинджеров. Последняя в нашем роду — я!Гарри сел, глядя на нее с холодным предостережением:— У тебя теперь новая семья, Августа. Ты сама сказала об этом вчера ночью в картинной галерее.— А теперь я передумала! — Августа лучезарно улыбнулась ему. — Теперь мне уже кажется, что твои предки совсем не так хороши, как мои собственные.— В этом отношении ты, без сомнения, права. Никто и никогда не мог бы назвать моих предков хорошими. Однако теперь ты стала графиней Грейстоун, и я постараюсь, чтобы ты никогда об этом не забывала.
Прошла неделя. Августа сидела в кресле на залитой солнцем галерее второго этажа прямо под портретом своей прекрасной предшественницы. Она в задумчивости обратила свой взгляд на обманчиво безмятежный лик предыдущей графини Грейстоун.— Я намерена восполнить тот ущерб, который вы нанесли этому дому, Кэтрин, — произнесла она вслух. — Я далеко не идеал, но любить я умею, а вот вы, как мне кажется, даже не представляли себе, что означает это слово. В конце концов, вы ведь не были образцом добродетельной женщины, не правда ли? Ах, как много вы потеряли, погнавшись за обманчивыми иллюзиями! Ну а я, к счастью, не так глупа, — твердо заключила она и состроила портрету рожицу. Потом вскрыла конверт с письмом от Клодии.Дорогая Августа!Надеюсь, у тебя и твоего уважаемого супруга все складывается хорошо. Должна признаться, мне очень не хватает тебя здесь, в Лондоне. Сезон кончается, и все как-то замерло. Как мы и договорились, я несколько раз заезжала в «Помпею»и вела в высшей степени интересные беседы с твоей подругой, леди Арбутнотт.Должна сказать, что она совершенно очаровательна. Я думала, меня несколько оттолкнут ее эксцентричные манеры, ведь она ими славится, однако этого почему-то не произошло. Я нахожу общество леди Арбутнотт чрезвычайно приятным и страшно огорчена ее тяжким недугом.С другой стороны, ее дворецкий вызывает во мне несомненное раздражение. Если бы это зависело от меня, я ни секунды не стала бы держать его в доме. С каждым моим приходом он становится все нахальнее, и боюсь, в один прекрасный день я буду вынуждена сказать ему, что он переходит всякие границы. И я по-прежнему не могу избавиться от ощущения, что я его где-то встречала.К моему удивлению, не могу не признать, что в «Помпее» мне очень нравится. Естественно, я не могу одобрить таких введений, как существующая в клубе книга для записей пари. А ты знаешь, кое-кто ставил на то, что ваша помолвка долго не продлится? Не одобряю я и слишком большого увлечения азартными играми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46