— Да!— Возможно. Но позднее.— Нет, сейчас! — возмутилась она. — Вы извинитесь сейчас.— Не уверен, что у меня хватит сил извиняться после того, как я отнесу вас на руках в вашу спальню, мадам. — Он широко расставил руки, оттолкнулся от стены и направился к ней мягкими крадущимися шагами.— Отнесете меня на руках в мою… Гарри, что это вы делаете? Сейчас же поставьте меня на пол!Она сначала сопротивлялась, когда он подхватил ее на руки. Но к тому времени, как он пронес ее через холл и благополучно поставил на пол возле кровати, она уже смирилась.— Ах, Гарри! — прошептала она страстно и обвила его шею руками. Он присел с ней рядом на краешек постели. — Ты хочешь снова любить меня?— Конечно же, дорогая моя. И поверь, я постараюсь доставить тебе значительно большее удовольствие, чем в первый раз. — В голосе его звучала нежность. — Я намерен превратить тебя из прекрасной воительницы Афины в Афродиту, богиню любви! Глава 10 — Гарри! Боже мой, Гарри, пожалуйста! Я не могу больше! Это невозможно!Гарри поднял голову, желая видеть, как Августа, дрожа в его объятиях, достигнет вершины любовного наслаждения. Она выгнулась всем телом, словно тетива лука. Темные волосы облаком разметались по подушке. Глаза были зажмурены, пальцы стиснули край белой простыни.Гарри лежал меж раздвинутых ног Августы. Жаркий аромат ее тела кружил ему голову, губы еще чувствовали сладостный вкус ее губ.— Да, милая, да, теперь ты чувствуешь, как сильно я хочу тебя! — Он снова принялся ласкать ее, заставляя содрогаться от страсти и желания.— О Гарри!— Как ты прекрасна! — задохнулся он. — Ты очаровательна, ты исполнена страсти, дай же себе волю, милая, предайся своему чувству целиком. — Он на мгновение прервал ласки и почувствовал, как внутри у нее все сжалось от отчаяния. — Ну же, милая, не бойся, ты уже почти на вершине, не бойся же, милая. — Он склонился над ней, прильнув к ее устам.— Боже мой! Гарри? О Гарри!Пальцы Августы вцепились в его волосы, она чуть приподнялась, словно пытаясь уйти от его нескромных ласк, от дразнящих прикосновений его губ и языка. По бедрам ее пробежала дрожь, и она в изнеможении вытянулась на постели.Гарри снова взглянул на нее. В слабом свете свечи перед ним пылали приоткрытые губы Августы и розовели, точно расцветая под его лаской, ее прелестные груди.Вздрогнув, она вдруг громко вскрикнула, и пронзительный крик этот, без сомнения, был слышен даже в холле. Августа забилась в объятиях Гарри, а сладкие волны любовного восторга одна за другой проходили по ее телу.Гарри всем своим существом откликался на эти сладострастные вздохи и стоны, на каждый оттенок ее пробудившейся чувственности. Видя, как укрощенная Августа предается первому в своей жизни любовному экстазу, он понимал, что никогда в жизни не встречал столь великолепной женственности, столь чистой и откровенной страстности.Ее ответная страсть еще больше разожгла тот огонь, что давно уже пожирал его изнутри. Гарри знал, что более не выдержит и секунды. Он прильнул к ее разгоряченному ласками и все еще содрогающемуся от наслаждения телу и проник в него.— Не думаю, чтобы мне когда-нибудь надоели наши с тобой полуночные свидания, моя милая, — хрипло шепнул он ей на ухо и тут же сам чуть не захлебнулся в волнах восторга, с оглушительным гулом обрушившегося на него. Он вздрогнул и провалился в ничто. Его хриплый победоносный стон все еще звучал в спальне, когда он без сил рухнул на влажное обессиленное тело Августы.
Прошло некоторое время, прежде чем Гарри очнулся среди смятых простыней и снова потянулся к Августе. Когда же его рука нащупала рядом лишь пустую постель, он неохотно открыл глаза:— Августа? Господи, ну а теперь-то куда ты подевалась?— Я здесь.Он повернулся и увидел, что она стоит у открытого окна. Она накинула пеньюар. Прозрачная легкая ткань не скрывала прелестных округлых форм, ленты чуть шевелились на ночном ветерке. Она снова показалась Гарри неземной, нереальной. Почти неприкосновенной. У него вдруг возникло ужасное предчувствие, что вдруг она, подобно призраку, вылетит в открытое окно и исчезнет навсегда.Он приподнялся и сел, потом отбросил в сторону простыни, точно снедаемый каким-то неотвязным, необъяснимым желанием. Он должен немедленно поймать ее, удержать, сберечь! Он уже потянулся было к Августе, когда вдруг осознал, что ведет себя по меньшей мере нелепо.Ничего призрачного в ней нет! Он ведь только что касался ее жаркой плоти. Гарри заставил себя лечь и спокойно откинуться на подушки. Да, Августа в высшей степени реальна и принадлежит ему. Она отдала ему всю себя без остатка.Да, она принадлежит ему.Это связано отнюдь не с одним лишь физическим обладанием — в тот миг, когда она дрожала от наслаждения в его объятиях, она принесла ему в дар всю себя до конца, отдала ему часть своего «я», словно умоляя, чтобы он сберег эту драгоценную частицу ее души.«И я непременно буду беречь тебя, — мысленно поклялся Гарри, — буду защищать тебя, хота иногда ты сама станешь бунтовать против этого. И я буду так часто любить тебя, как только возможно, укрепляя тем самым союз наших душ и тел».Он прекрасно понимал, что для Августы их близость стала клятвой верности ему, одной из древнейших клятв, которые умеют давать только женщины.— Иди сюда, Августа.— Сейчас. Вы знаете, я постоянно думаю о нашем браке, милорд… — Она смотрела куда-то во тьму, обхватив себя под грудью руками, словно желая согреться.— А что о нем думать? — Во взгляде Гарри сквозила усталость. — Мне, например, все ясно.— Да, не сомневаюсь, что вам-то, милорд, в нем ясно все. Вы мужчина!— Господи, неужели ты снова начинаешь этот нескончаемый спор? — Он поморщился.— Я рада, что вы сразу поняли, о чем речь, милорд. Надеюсь, разговор со мной вам еще не наскучил? — прошептала она.— Нет, но, по-моему, мы просто теряем время. Я уже участвовал в твоих попытках решить эту проблему, если помнишь. Однако должен сказать, что ваш разум довольно легко смутить, мадам, не правда ли? — Он коварно улыбнулся.Августа обернулась и гневно сверкнула глазами:— Честное слово, Гарри, временами ты становишься просто невыносимым! И в тоже время можешь быть ужасно чопорным и напыщенным! Тебе это известно?Он усмехнулся:— Надеюсь, ты скажешь, когда я стану совершенно невыносимым для тебя?— Ты и сейчас совершенно невыносим! — Она метнулась в сторону и вдруг оказалась с ним лицом к лицу. Белые ленты ее пеньюара взвились в воздух. — Я хочу сказать тебе что-то очень важное, и я была бы очень благодарна, если бы ты выслушал меня внимательно.— Отлично, мадам. Можете начинать ваше выступление.Он заложил руки за голову и изобразил на лице глубочайшее внимание. Что было совсем нелегко. Черт побери, Августа выглядела слишком соблазнительно в этих прозрачных одеждах! И стояла так близко! Он снова почувствовал возбуждение.Лунный свет, падавший в окно, четко обрисовывал ее стройные бедра, окутанные тонким муслином. Гарри понимал, что еще минута и он унесет ее обратно в постель, чтобы вновь предаться сладостным забавам. И он не сомневался, что уже через две-три минуты она опять захлебнется в порыве страсти. Она так удивительно умеет откликаться на его желание!— Гарри, ты меня слушаешь?— В высшей степени внимательно, милая.— Вот и прекрасно. Я как раз намерена изложить тебе свои соображения относительно наших с тобой отношений. Мы с тобой из абсолютно разных миров. Ты весьма старомодный человек, серьезный ученый, не привыкший к легкомыслию и всяким вольностям. Я же, напротив, — и я не раз говорила тебе об этом! — весьма склонна к современным идеям и развлечениям и обладаю совершенно иным складом характера. Мы не должны закрывать глаза на то, что мне порой доставляют удовольствие забавы весьма сомнительного свойства…— Не вижу в этих забавах особого вреда, если ты станешь им предаваться не слишком часто.Да, двух минут достаточно, чтобы ее возбудить, размышлял Гарри, стараясь объективно оценивать и свои, и ее возможности. Пройдет самое большее пять минут, и чудесные чуть слышные стоны восторга, вновь сорвутся с ее губ…— Ты прав, но во многом мы с вами расходимся…— Конечно, как и всякие мужчина и женщина. Это вполне естественно.Минут через семь, решил Гарри, когда она забьется в его руках и выгнется дугой, он предложит ей кое-какие новые вариации на заданную тему…— Однако теперь мы связаны с вами на всю жизнь, милорд. Мы дали друг другу клятву перед лицом закона и морали.Гарри что-то нетерпеливо промычал в ответ, обдумывая куда более привлекательные возможности, открывающиеся перед ним. Он перевернет Августу на живот, а потом поставит на колени… И проникнет в нее сзади, медленно лаская ее дивное тело… Потребуется не менее двадцати-тридцати минут, прежде чем можно будет попробовать такой способ, решил он. Пугать ее он не хотел. Она все-таки совсем новичок в любовных играх…— Я прекрасно понимаю, сэр: вы спешили с заключением нашего брака, ибо считали себя обязанным жениться на мне после того, что произошло в карете леди Арбутнотт. Но я хотела бы, чтобы вы знали…А потом он снова может лечь на спину, мечтал Гарри, и сделать так, чтобы она наездницей оседлала его бедра. В этой позиции особенно хорошо будет видно ее страстное лицо, когда она достигнет высшего наслаждения….Августа глубоко вздохнула и продолжила:— Я бы хотела, чтобы вы знали; несмотря на репутацию людей безрассудных и склонных к риску, мы, нортамберлендские Баддинджеры, тоже обладаем развитым чувством долга — не меньшим, чем у прочих благородных семейств нашей страны. И не меньшим, осмелюсь заметить, чем ваше собственное чувство долга, сэр. И потому я хочу заверить вас: даже если вы чувствуете, что не можете любить меня и вам совершенно безразлично, люблю ли вас я…Гарри нахмурился: ее последние слова прервали его чудесные мечтания.— Прости, Августа, что ты сказала?— Я всего лишь хотела сказать, милорд, что понимаю свой супружеский долг, высоко уважаю его и чту, также как чтите его вы. Я из нортамберлендских Баллинджеров и никогда не пренебрегаю своими обязанностями. Может быть, наш брак заключен и не по любви, однако вы можете вполне на меня положиться: я намерена неукоснительно исполнять свои обязанности в качестве вашей супруги. Мои представления о чести и долге столь же определенны, как и ваши, милорд, и я бы хотела, чтобы вы знали это!— Неужели ты хочешь сказать, что намерена хранить мне верность только потому, что тебе так велит супружеский долг? — спросил он, чувствуя, как в нем закипает гнев.— Да, именно это я имела в виду, милорд. — Она улыбнулась. — И еще, милорд. Можете быть спокойны: любой из нортамберлендских Баллинджеров выказывает необычайное терпение и волю, если дал слово чести.— Господи боже! Ну какого же черта ты среди ночи затеяла лекцию о долге и ответственности, Августа? Вернись в постель, милая, и мы с тобой все обсудим.— Ты так считаешь, Гарри? — Она не двинулась с места и мрачно посмотрела на него. Глаза ее поблескивали в темноте.— Безусловно, родная. — Гарри прочь откинул простыни, спрыгнул на ковер и подхватил ее на руки.Августа открыла было рот, намереваясь что-то возразить, но он решительно закрыл его поцелуем и снова уложил ее в теплую постель. Вскоре она притихла под его умелыми ласками.Он ошибся, рассчитывая время, необходимое для того, чтобы зажечь в ней пламя страсти: не прошло и четверти часа, как он перевернул несколько изумленную Августу на живот, потом поставил на колени…После этого Гарри, правда, утратил счет времени, но, когда Августа спела свою нежную песнь любви, уткнувшись лицом в подушку, он был совершенно уверен, что в сердце у нее есть место не только для чувства долга и ответственности.
Утром Августа, надев для прогулки платье канареечного цвета и того же оттенка французскую шляпу с огромными изящно изогнутыми полями, отправилась на поиски своей падчерицы.Она отыскала Мередит в классной комнате на втором этаже огромного особняка. Девочка, одетая в очередное сшитое первоклассным портным, но исключительно скромное белое платьице, сидела за старым, покрытым чернильными пятнами деревянным столиком. Перед ней лежала открытая книга. Она удивленно вскинула глаза на вошедшую Августу.Кларисса Флеминг гордо восседала за вторым, значительно большим письменным столом. Она тоже вопросительно посмотрела на нарушившую обычный распорядок дня Августу и нахмурилась.— Доброе утро, — приветливо поздоровалась Августа и осмотрелась. Она тут же отметила и привычный набор глобусов, и карты на стенах, и гусиные перья, и книги.Все классные комнаты выглядят примерно одинаково, подумала она, вне зависимости от того, богата или бедна семья.— Доброе утро, мадам. — Кларисса кивнула своей воспитаннице. — Поздоровайся со своей новой матерью как следует, Мередит.Мередит послушно встала и сделала Августе реверанс. В ее помрачневших глазах мелькнула тоска, хотя там не было и намека на смущение.— Доброе утро, мадам.— Мередит, — резко сказала Кларисса, — его сиятельство особо обратил твое внимание на то, что ее сиятельство следует называть мамой!— Да, тетя Кларисса. Но я не могу! Она не моя мама.Августа нахмурилась и знаком попросила Клариссу помолчать:— Я думала, мы с вами уже договорились, Мередит. Вы можете называть меня, как вам будет угодно. Можно просто Августа, если хотите. Вам совсем необязательно называть меня мамой.— Но папа сказал, что я должна…— Ну что ж, порой ваш папа ведет себя как настоящий деспот.Глаза Клариссы негодующе сверкнули.— Но, мадам!— А что значит «деспот»? — спросила явно заинтересованная Мередит.— Это значит, что ваш папа ужасно любит командовать, — пояснила Августа.В глазах Клариссы сверкала уже откровенная ярость.— Мадам, я не могу позволить вам критиковать его сиятельство в присутствии дочери!— Что вы, я и помыслить об этом не могла. Я просто сделала замечание относительно одной из очевидных черт характера его сиятельства. Сомневаюсь, чтобы он стал это отрицать, если бы оказался здесь. — Августа повернулась, взмахнув украшенной лентами шляпкой, и рассеянно прошлась по комнате, осматривая ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46