– Кто ты? – спрашивает он смоляного человека.
Но смоляной человек молчок.
– Это мое место, – говорит ему Ананси. – Это мое гороховое поле. Тебе лучше уйти подобру-поздорову.
Смоляной человек не отвечает ни слова и не шевелится.
– Я самый сильный, самый могучий, самый великий, лучше меня нет, не было и не будет, – говорит ему Ананси. – Я отважнее Льва, быстрее Гепарда, сильнее Слона, ужаснее Тигра.
Он раздувается от гордости и мощи и забывает, что он всего лишь маленький паучок.
– Трепещи, – говорит он. – Трепещи и беги.
Смоляной человек не трепещет и не бежит. Правду сказать, он просто стоит на месте.
Поэтому Ананси ударяет его кулаком. И кулак Ананси прилипает намертво.
– Отпусти мою руку, – говорит Ананси смоляному человеку. – Отпусти мою руку, не то я дам тебе затрещину.
Но тот не говорит ни слова, не шевелит и пальцем, и Ананси дает ему пощечину.
– Ладно, – говорит Ананси, – шутки в сторону. Если хочешь, можешь держать обе мои руки, но у меня есть еще четыре и две ноги, и всех тебе не удержать. Поэтому лучше отпусти меня, и я тебя пощажу.
А смоляной человек не отпускает руки Ананси и не говорит ни слова, поэтому Ананси ударяет его всеми своими руками, а после пинает ногами.
– Ладно, – говорит Ананси, – отпусти меня, не то я тебя укушу.
Смоляной человек залепляет его рот, затыкает нос, замазывает все лицо.
Так жена Ананси с сыновьями и нашли его на следующее утро, когда пришли на гороховое поле к старому хлебному дереву: он намертво прилип к смоляному человеку, мертвее не бывает.
Увидев его таким, они нисколечки не удивились.
В те дни обычным делом было застать Ананси таким.

Глава шестая,
в которой Толстому Чарли не удается попасть домой даже на такси

Дейзи проснулась от звонка будильника и, как котенок, потянулась в кровати. Из-за стены доносился шум душа – значит, соседка уже встала. Надев розовый махровый халатик, она вышла в коридор.
– Хочешь овсянку? – крикнула она через дверь ванны.
– Не особенно. Но если приготовишь, съем.
– Умеешь ты дать ближним почувствовать себя нужными, – сказала Дейзи и поставила в крохотной кухоньке кастрюльку на плиту.
Потом вернулась в свою комнату, надела рабочую одежду и посмотрела на себя в зеркало. Скорчила рожицу. Затянула волосы в тугой узел на затылке.
Ее соседка, худышка из Престона по имени Кэрол, высунула голову из ванной.
– Ванная твоя. Какие новости от овсянки?
– Вероятно, надо помешать.
– Ну, где была прошлой ночью? Сказала, пойдешь отмечать день рождения Сильвии и, насколько я знаю, не вернулась.
– Любопытство сгубило кошку.
Дейзи пошла на кухню и помешала овсянку, потом, добавив щепотку соли, помешала еще. Положив по паре половников в миски, она поставила их на столик.
– Кэрол? Овсянка стынет!
Явилась полуодетая Кэрол: села и уставилась на овсянку.
– Разве это настоящий завтрак, а? Если хочешь знать, настоящий завтрак – это яичница, сардельки, кровяная колбаса и помидоры с гриля.
– Вот и приготовь, – отозвалась Дейзи. – А я поем.
Кэрол высыпала в кашу чайную ложку сахара. Посмотрела задумчиво и бухнула еще одну.
– Не выйдет. Ты только говоришь, что съешь. А сама заведешь старую песню про холестерин и про то, как жареное вредно для почек.
Она попробовала овсянку с таким видом, будто каша вот-вот ее укусит. Дейзи поставила перед ней чашку чая.
– Вечно ты со своими почками. А это идея! Ты почки ешь, Дейзи?
– Как-то пробовала. С тем же успехом можно пожарить полфунта печенки, а потом на нее помочиться.
Кэрол шмыгнула носом:
– Ну, не к столу же!
– Ешь свою овсянку.
Очистив тарелки, они запили кашу чаем, сложили все в посудомоечную машину, но, поскольку в ней еще было место, включать не стали. Потом поехали на работу. Кэрол – теперь уже в форме – села за руль.
На работе Дейзи отправилась к своему столу – в большой комнате, заставленной пустыми столами.
Стоило ей сесть, зазвонил телефон.
– Дейзи? Вы опоздали.
Она поглядела на часы.
– Нет, не опоздала, сэр. Итак, могу я быть вам полезна сегодня утром?
– Более чем, более чем. Можете позвонить человеку по фамилии Хорикс. Он приятель суперинтенданта. Тоже болеет за «Хрустальный дворец». Уже дважды присылал мне сегодня письма по электронной почте. Хотелось бы знать, кто научил суперинтенданта пользоваться электронной почтой?
Записав номер, Дейзи набрала его, а после самым деловым тоном сказала:
– Детектив Дей. Чем могу помочь?
– Ага, – отозвался мужской голос, – как я говорил вчера вечером суперинтенданту, кстати сказать, славный малый, старый друг… Хороший человек. Он посоветовал обратиться в ваш отдел. Мне хотелось бы заявить… Ну, я не уверен, что действительно было совершено преступление. Наверное, найдется вполне разумное объяснение. Есть кое-какие неувязки и, ну, если быть совершенно откровенным, я отправил бухгалтера на пару недель в отпуск, пока пытаюсь свыкнуться с мыслью, что он, возможно, замешан в кое-каких… м-м-м… в общем, у нас тут финансовые неувязки.
– Может быть, прейдем к конкретным фактам? – предложила Дейзи. – Ваше полное имя? И имя бухгалтера?
– Меня зовут Грэхем Хорикс, – сказали на другом конце трубки. – Из «Агентства Грэхема Хорикса». Мой бухгалтер некто по фамилии Нанси. Чарльз Нанси.
Дейзи записала оба имени. Никакой звоночек не зазвенел.

Толстый Чарли планировал выяснить отношения с Пауком, как только брат явится домой. Мысленно он раз за разом прокручивал разговор по душам, перерастающий в перепалку или даже ссору, и всякий раз побеждал – честно и безоговорочно.
Однако тем вечером Паук домой не вернулся, и Толстый Чарли наконец заснул перед телевизором, вполглаза глядя игровое шоу со смехом за кадром для сексуально озабоченных и страдающих бессонницей – кажется, оно называлось «Покажи-ка попку!».
Проснулся он на диване от того, что Паук раздвинул занавески.
– Отличный денек, – сказал брат.
– Ты! – выдохнул Толстый Чарли. – Ты целовался с Рози! Не пытайся этого отрицать!
– Пришлось, – пожал плечами Паук.
– Что значит пришлось? Какая в том была необходимость?
– Она приняла меня за тебя.
– Ты-то знал, что ты это не я. Тебе не следовало ее целовать.
– Но если бы я отказался, она бы решила, что это ты не хочешь ее целовать.
– Но это был не я.
– А ей-то откуда знать? Я просто пытался оказать услугу.
– Хороша услуга! – сказал с дивана Толстый Чарли. – Услугу ты окажешь, если не будешь целовать мою невесту. Мог бы сказать, у тебя зуб болит.
– Пришлось бы солгать, – благородно возразил Паук.
– Но ты и так уже лгал! Выдавал себя за меня!
– Выходит, я преумножил бы ложь, – объяснил Паук. – Да и вообще я поступил так только потому, что ты был не в состоянии пойти на работу. Нет, – продолжал он, – дальше я лгать не мог. Я бы ужасно себя чувствовал.
– Нет, это я ужасно себя чувствовал. Я же смотрел, как ты с ней целуешься!
– Но она-то думала, что целует тебя.
– Перестань это повторять!
– На твоем месте, я был бы польщен. Хочешь ленч?
– Конечно, я не хочу ленч! Который час?
– Время ленча, – сказал Паук. – И ты опять опоздал на работу. Хорошо, что не пришлось снова тебя подменять, если я такое слышу вместо «спасибо».
– Все в порядке, – сказал Толстый Чарли. – Мне дали две недели отпуска. И премию.
Паук поднял брови.
– Послушай, – сказал Толстый Чарли, решив, что пора перейти ко второму раунду ссоры, – я вовсе не пытаюсь от тебя избавиться и все такое, но все-таки спрошу. Когда ты собираешься уезжать?
– Ну, – протянул Паук, – когда я только приехал, то планировал задержаться на день. Может, на два. Достаточно, чтобы познакомиться с младшим братишкой, а после двинуть дальше. Я занятой человек.
– Значит, ты сегодня уезжаешь.
– Это вчерашний план, – возразил Паук. – Но ведь теперь я с тобой познакомился. Просто поверить не могу, что мы почти всю жизнь провели друг без друга, братишка.
– А я могу.
– Кровь – не водица, – назидательно продолжал Паук. – Она покрепче будет.
– Вода не крепкая, – возразил Толстый Чарли.
– Значит, крепче водки. Или кислоты. Или… или… аммиака. Послушай, я о том, что знакомство с тобой… ну, большая честь. Мы никогда не были частью жизни друг друга, но то – вчера. Давай начнем сегодня с чистого листа. Повернемся к прошлому спиной и выкуем новые узы… узы братства!
– Ты просто за Рози ухлестнуть хочешь, – буркнул Толстый Чарли.
– В точку, – согласился Паук. – И что ты намереваешься делать?
– С чем? Она же моя невеста!
– Не бери в голову. Она принимает меня за тебя.
– Сколько можно твердить одно и то же?!
Жестом святого Паук развел руками, а потом испортил все впечатление, облизнувшись.
– И что ты собираешься делать теперь? – поинтересовался Толстый Чарли. – Жениться на ней, выдав себя за меня?
– Жениться? – Паук на секунду задумался. – Какая. Кошмарная. Мысль.
– А вот я жду этого дня.
– Пауки не женятся. Я не из тех, кто женится.
– То есть моя Рози недостаточно для тебя хороша, ты это хочешь сказать?
Паук не ответил – просто вышел из комнаты.
Толстый Чарли решил, что набрал хотя бы несколько очков во втором раунде. Встав с дивана, он собрал пластиковые контейнеры, в которых вчера вечером ароматно пахли китайская лапша с курицей и свиные тефтели с хрустящей корочкой, и бросил в мусорное ведро. В спальне он собирался снять одежду, в которой спал, и надеть чистую, но обнаружил, что забыл про стирку и чистых вещей у него нет, поэтому, основательно отряхнувшись (и сбросив несколько заблудших лапшин), остался во вчерашнем.
Потом отправился на кухню.
Сидя за кухонным столом, Паук уплетал прожаренный стейк таких размеров, что его с легкостью хватило бы на двоих.
– Где ты его взял? – спросил Толстый Чарли, хотя в общем и целом знал ответ.
– Я же спрашивал, хочешь ли ты ленч, – мягко отозвался Паук.
– Где ты взял стейк?
– В холодильнике.
– Этот стейк! – объявил Толстый Чарли, грозя пальцем, как прокурор во время заключительного слова обвинения. – Этот стейк я купил для сегодняшнего обеда. Для нашего с Рози обеда! Для обеда, который я собирался ей приготовить! А ты сидишь тут, как… как человек со стейком… и его ешь… и…
– Нет проблем, – ответил Паук.
– Что значит нет проблем?
– Я уже позвонил утром Рози и сегодня поведу ее обедать в ресторан. Поэтому стейк тебе не понадобится.
Толстый Чарли открыл рот. Потом снова его закрыл.
– Я хочу, чтобы ты убрался, – сказал он.
– Как там сказал Браунинг? Человек должен тянуться за чем-то… ах да, за тем, чего не может достать, иначе зачем небеса? – весело сказал Паук, пережевывая хорошо прожаренный стейк Толстого Чарли.
– Что это значит, черт побери?
– Это значит, что я никуда не денусь. Мне тут нравится. – Отпилив еще кусок, он сунул его в рот.
– Вон! – приказал Толстый Чарли.
Но тут зазвонил телефон. Со вздохом Толстый Чарли вышел в коридор взять трубку.
– Что?!
– А, Чарльз. Рад вас слышать. Знаю, вы наслаждаетесь заслуженным отдыхом, но, как по-вашему, смогли бы вы заглянуть завтра утром на полчасика? Скажем, около десяти?
– Да. Конечно, – сказал Толстый Чарли. – Без проблем.
– Рад, нет, просто счастлив это слышать. Мне нужна ваша подпись на кое-каких документах. До встречи.
– Кто это был? – спросил Паук. Он опустошил тарелку и теперь промокал губы бумажным полотенцем.
– Грэхем Хорикс. Хочет, чтобы я завтра заскочил.
– Сволочь твой Грэхем Хорикс, – сказал Паук.
– Ну и? Ты тоже сволочь.
– Но по-другому. Он паскудная сволочь. Поискал бы ты другую работу.
– Я люблю мою работу!
И произнося эти слова, Толстый Чарли верил им всем сердцем. Ему удалось напрочь забыть, насколько ему не нравится и работа, и «Агентство», и постоянное подслушивание под дверьми, благодаря которому Грэхем Хорикс вечно выскакивал как чертик из табакерки.
Паук встал.
– Вкусный был стейк, – сказал он. – Вещи я отнес в твою свободную комнату.
– Ты что сделал?
Толстый Чарли поспешил в конец коридора, где располагалось помещение, благодаря которому его квартира формально считалась трехкомнатной. В ней обитали несколько ящиков книг, коробка с древней железной дорогой «Скейлектрис», ведро с игрушечными машинками (у большинства потерялись шины) и прочие обноски Чарлинового детства. Она вполне сошла бы как спальня для глиняного садового гнома или для очень маленького карлика, но для всех прочих представлялась скорее шкафом с окном.
Или раньше представлялась, но не сейчас. То время прошло.
Потянув на себя дверь, Толстый Чарли, моргая, застыл на пороге.
Комната действительно тут была, спору нет, но – громадная. Величественная. И в дальней ее стене было окно – гигантское, во всю стену окно, выходящее на водопад. За водопадом низко над горизонтом висело, заливая все золотым светом, тропическое солнце. Еще тут был камин, такой большой, что в нем поместилась бы пара бычьих туш, но сейчас здесь потрескивали и плевались искрами три горящих полена. В одном углу висел гамак, а рядом стояли белоснежный диван и двуспальная кровать. Возле камина красовался предмет, который Чарли видел только в журналах, а потому предположил, что это, наверное, и есть джакузи. На полу лежал ковер из шкур зебры, а на стене висела медвежья шкура, а еще тут было какое-то крутое аудиооборудование, состоявшее из черного куба полированного пластика, которому полагается махнуть, чтобы он включился. На стене за ним красовался плоский телеэкран размером с комнату, которой полагалось тут быть. А еще…
– Что ты сделал? – спросил Толстый Чарли. Внутрь он не вошел.
– Так, изменил кое-что по мелочам, – ответил у него из-за спины Паук. – Учитывая, что я останусь тут на пару дней, я решал перетащить пожитки.
– Перетащить пожитки? «Перетащить пожитки» – это пара сумок с постельным бельем, пара игр для приставки и горшок с фикусом. А это… а это… – Он не смог подобрать слов.
Протиснувшись мимо, Паук похлопал Чарли по плечу.
– Если я тебе понадоблюсь, – сказал он, – я у себя в комнате. – И закрыл за собой дверь.
Толстый Чарли подергал ручку. Дверь оказалась заперта. По пути в гостиную он прихватил с собой телефон из коридора и набрал номер миссис Хигглер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42