«Где-то в полдень меня выбросили из грузовика с сеном» — так начинается «Почтальон всегда звонит дважды». По-моему, весьма оригинально, и в данном случае Кейн не обращается непосредственно к читателям. Его ожидающий смертной казни герой пишет своего рода исповедь.
Может, притвориться, что никогда не читал Джеймса, и сосредоточиться на Браунинге с Кейном? Решение принято: буду писать от первого лица. Так естественнее, эмоциональнее, ярче. Можно обратиться к читателю напрямую, как к близкому другу, избегая персонажей-посредников. «Всегда я слышу за спиной» с первого слова до последнего написан под влиянием Браунинга. Однако в тот момент, когда главный герой, он же — жертва, объявляет, что его рассказ — послание тем, кто найдет его бездыханное тело, звучит голос Джеймса Кейна, благослови его бог! Браунинг и Кейн, если бы не вы, не выбраться бы мне из творческого кризиса!
Теперь о тематике. По причинам слишком сложным, чтобы объяснять в короткой статье, больше всего меня волнует спокойствие и стабильность членов моей семьи. Потерять одного из них — что может быть ужаснее? Похоже, все человеческие страхи материальны: 27 июня 1987 года от лейкемии умер мой пятнадцатилетний сын Мэтью. Агония несчастного мальчика, которому не суждено было стать мужчиной, описана в книге «Стрекозы». Но «Капель» и другие рассказы, написанные до смерти Мэтью, уже пронизаны безотчетным страхом и отчаянием: я будто заранее знал, что случится непоправимое. Главный герой «Всегда я слышу за спиной», от имени которого ведется повествование, теряет все, что ему дорого, не по собственной вине, а потому что так случилось. Потому что человеку не всегда под силу контролировать ход событий, а жизнь, видит бог, трудна и несправедлива.
Я ведь на самом деле был преподавателем литературы, и одна из студенток действительно обвинила меня в сексуальном домогательстве. Она писала письма, звонила, угрожала не только мне, но и членам моей семьи. Так что «Всегда я слышу за спиной» основан на реальных событиях, за исключением того, что эта девушка жива и где-то до сих пор плетет свои грязные сети.
Рожденный в Канаде, образование я получил в Пенсильвании и университете Айовы, отчего с юношеской поры крепко полюбил бескрайнее небо и невозмутимую красоту моей новой родины. Полюбил настолько, что решил сделать ее местом действия своих рассказов. Леденящий ужас гнездится не только на мрачном побережье Новой Англии или в жутких гетто бездушных мегаполисов, страх махровым цветом расцветает и в тихой провинциальной глуши под ослепительно яркими лучами солнца. На безмятежных просторах Среднего Запада, вдали от суеты, шума и забот разворачивается действие рассказов «Гроза» и «За этот и все мои грехи».
Итак, в качестве визитной карточки выбираю «Всегда я слышу за спиной». Главный герой, он же — рассказчик, он же — мое «альтер эго», жертвует жизнью, сердцем и душой ради семьи. Прекрасно его понимаю. Будь такой шанс у меня, не раздумывая, отдал бы и сердце, и душу, и жизнь, только бы вернуть сына".
Всегда я слышу за спиной
«But at My Back I Always Hear» 1983
Вчера в три часа ночи она опять позвонила. Я до смерти перепуган: куда бежать, где спрятаться? В отеле пришлось зарегистрироваться под выдуманным именем. Вообще-то я из Айова-Сити, но сейчас нахожусь в Джонстауне, штат Пенсильвания. Я преподаю, вернее еще три дня назад преподавал, в университете американскую литературу. Ни за что не вернусь в Айову, хотя прекрасно понимаю: бесконечно прятаться невозможно. С каждой ночью она все ближе.
* * *
Она с самого начала меня пугала.
В университет я всегда приходил пораньше, чтобы спокойно подготовиться к лекциям. Кабинет мой на третьем этаже, отделенный от остальных пожарной лестницей. Коллеги иногда шутили, что меня в глухомань заслали, а я и не думал обижаться. Чем тише и спокойнее, тем лучше думается. Не обращая внимания на шум и шорохи с пожарной лестницы, я представлял, что нахожусь один в университетском здании.
В восемь утра я действительно был один, хотя в тот день все сложилось иначе. С тяжелым портфелем в руках я шел по лестнице, и звук шагов эхом отражался от каменных стен и ступеней из искусственного мрамора. Первый этаж. Второй. Когда до третьего остался один пролет, я увидел ее в кресле у дверей кабинета. Солнечное утро померкло: от девушки будто могильным холодом веяло.
Восемь утра — если разобраться, не так уж и рано. Многие к этому времени успевают встать, позавтракать и собрать детей в школу. Но студенты совсем другое дело, для них в восемь часов еще самый сон. Утренние лекции они ненавидят, однако часто прогуливать опасно, поэтому неумытые, непричесанные и хмурые молодые люди вползают в аудиторию буквально за секунду до звонка.
Вот я и удивился: что заставило девушку прийти за полтора часа до начала занятий? Тусклые каштановые волосы, бесформенный свитер, потертые джинсы — так одеваются многие студентки, зато глаза странные: темные, дикие, безумные.
Я с трудом заставил себя преодолеть последний пролет.
— Вам нужна консультация?
Вместо ответа невыразительный кивок.
— Не устраивает какая-то отметка?
На этот раз девица отрицательно покачала головой.
В смущении я дольше обычного возился с ключами, пока открывал дверь. Кабинет небольшой: стол, два стула и книжная полка у окна. Устроившись за столом, я наблюдал за девушкой: вошла вслед за мной, огляделась по сторонам и плотно притворила дверь.
Вот это мне совсем не понравилось. Когда студентки делают что-то подобное, все время кажется, что по коридору идет кто-нибудь из коллег. Что он или она подумает, услышав за закрытой дверью девичий голосок? Нужно было попросить ее открыть дверь, но, заглянув в измученные глаза, я решил не настаивать. Может, ей так комфортнее?
— Садитесь, — приветливо предложил я. — Чем могу быть полезен, мисс... Простите, не помню вашего имени.
— Саманта Перри. Но Саманта мне не нравится, — заявила студентка, ерзая на стуле, — и я сократила его...
— Неужели? — некстати перебил я.
— Да, до Сэм. Я хожу на ваши лекции по вторникам и четвергам. Вы... — закусила губу девушка, — говорили со мной.
— Имеете в виду, вас взволновала тема, которую мы обсуждали? — недоуменно нахмурился я.
— Нет, мистер Инграм, вы говорили со мной. Целую лекцию не сводили глаз. Остальные студенты будто бы исчезли, остались только мы вдвоем. Лекция была о Хемингуэе. Рассказывая, как Фредерик Генри желал близости с Кэтрин, вы имели в виду, что хотите меня.
От удивления я не сразу нашелся с ответом. Пришлось закурить, чтобы хоть как-то замаскировать смущение.
— Вы ошибаетесь.
— Я вас слышала! Уверена, остальные студенты тоже почувствовали...
— Я просто читал лекцию. Я вообще часто смотрю в глаза студентам, чтобы удостовериться, что они слушают. Так что вы ошиблись...
— Значит, вы не хотите со мной спать? — с болью в голосе спросила девушка.
— Нет, за секс я оценки не ставлю.
— Да не волнуют меня ваши оценки!
— Я счастливо женат, имею двоих детей. Допустим, я действительно хотел бы вас совратить... Разве не глупо делать это перед всей аудиторией?
— Значит, вы не хотели... — Девушка закусила губу.
— Мне очень жаль...
— Но вы же со мной разговариваете! Я слышу ваш голос и в аудитории, и дома, идаже во сне... Вы говорите, что хотите меня...
По коже побежал мороз.
— Вам просто кажется...
— Нет, ваш голос слышен так отчетливо! Когда я читаю, или учу, или...
— Как же вы можете его слышать, если меня самого нет?
— Вы посылаете мне мысли! Сосредоточиваетесь и вкладываете их в мое сознание.
Горло судорожно сжалось. Нужно срочно найти какой-то аргумент, что-нибудь весомое.
— Знаете, я не верю в телепатию и никогда не пытался посылать вам мысли.
— А неосознанно?
Я покачал головой. Ну как бы ей помягче объяснить, что на всем потоке она самая непривлекательная? В ее группе столько хорошеньких студенток, что даже если бы я не был женат, то ни за что бы не стал строить ей глазки.
— Вы слишком много занимаетесь, — осторожно начал я. — Занимаетесь так усердно, что постоянно думаете обо мне и даже слышите мой голос Я люблю свой предмет и стараюсь делать лекции яркими и незабываемыми — вот студентам и кажется, будто я говорю с каждым из них отдельно.
— Вы не имеете права так учить! — закричала студентка. — Это жестоко! Несправедливо! — По щекам потекли слезы. — Идиоткой меня выставили!
— Простите, не хотел...
— Не хотели, но сделали! Сбили с толку, обманули!
— Нет, вовсе нет, постарайтесь упокоиться.
Девица поднялась так резко, что я вздрогнул: вдруг набросится на меня с кулаками или начнет кричать, что ее изнасиловали? Черт побери, ну почему я не оставил дверь открытой?
Рыдая, Саманта выбежала из кабинета, а я, потрясенный до глубины души, курил сигарету за сигаретой. На лестнице слышались всхлипывания, затем шорох удаляющихся шагов, и, наконец, громко хлопнула входная дверь.
Тишина, целительная тишина...
* * *
Примерно через час я увидел ее на лекции. К счастью, Саманта привела себя в порядок, только припухшие глаза свидетельствовали о неловкой утренней сцене. Не студентка, а пчелка какая-то: ни на секунду не отвлекалась, ловила каждое мое слово.
После звонка я попробовал расспросить молодого аспиранта, который вел в этой группе семинары.
— Сэм? Конечно, я ее знаю. Троечница, серость и посредственность. Представляете, записалась ко мне на консультацию, но вместо творчества Хемингуэя расспрашивала о вас. Можно сказать, инквизиторский допрос учинила. Бедняжка, мне ее жаль...
— Почему?
— Сэм так некрасива, что парни за сто метров ее обходят. Подруг тоже нет. Зато есть какие-то проблемы с отцом. Хотя ничего определенного она не сказала, по-моему, я знаю, в чем дело. У нее три сестры-красавицы, и к ней папочка относится как к гадкому утенку. Бедная дурнушка старается его порадовать, прямо из кожи вон лезет, а папаша внимания не обращает. А вы якобы на него похожи.
— Что? Я похож на отца Сэм?
— Ну, лет на десять помоложе, а так практически одно лицо.
...Дня через два, в восемь утра, поднявшись на третий этаж, я снова наткнулся на Саманту.
Убеждая себя, что все под контролем, я вошел в кабинет. Словно прочитав мысли, девушка оставила дверь открытой. Саманта сидела прямо, как сабля, и буравила меня взглядом.
— Это снова случилось, — объявила она.
— На лекции я на вас даже не смотрел.
— Нет, все началось позже, когда я сидела в библиотеке. А потом, когда я в кафетерий зашла, голос звучал так ясно, будто вы за соседним столиком сидели.
— Сколько было времени?
— Половина шестого.
— В то время я ужинал с деканом. Уверяю, Сэм, никаких мыслей я не посылал, даже не думал о вас.
— Я ничего не сочиняю: вы хотели со мной переспать!
— Я хотел, чтобы декан выделил деньги на нужды факультета! Только и думал, как его убедить. Ничего не вышло, и я направил все свои силы на то, чтобы не напиться.
— Но голос...
— Все ваши фантазии... Если бы я пересылал вам мысли, то разве стал бы отрицать? Зачем, если я хочу затащить вас в постель?
— Мне страшно...
— У вас проблемы с отцом.
— Что?
— Мой помощник рассказал, что я похож на вашего отца.
Саманта побледнела:
— Это должно было остаться тайной!
— Я сам его расспросил.
— Если вы напоминаете мне отца, а я хочу с вами спать, значит, на самом деле я хочу спать...
— Сэм, не надо!
— ...со своим отцом! Вы что, издеваетесь?
— Нет, даже не думал! Вы просто запутались в себе. Может, стоит обратиться к...
Договорить мне Саманта не дала. С красным от стыда и слез лицом она бросилась вон из кабинета.
Больше я ее не видел. Через час началась лекция, но в аудитории ее не было, а через день из деканата пришло заявление, что мисс Перри отказывается от моего курса.
Я с радостью забыл о Саманте.
* * *
Быстро пролетело лето, и пришла осень. В начале ноября мы с женой засиделись глубоко за полночь, ожидая, когда подведут предварительные итоги президентских выборов.
Где-то около трех зазвонил телефон. Раз звонят в такое время, значит... Кто может звонить в такое время?
Я как раз собирался достать пиво из холодильника и от резкой телефонной трели больно ударился головой о полку. Растирая набухающую на лбу шишку, я покосился на Джин: кому брать трубку?
— Наверное, кто-нибудь из друзей. Сейчас все, кому не лень, прогнозы делают.
На самом деле я боялся, что что-то случилось с родителями. Один из них заболел или, не дай бог...
— Алло? — сняла трубку Джин. Судя по выражению лица, звонят явно не друзья. — Это тебя, какая-то девушка.
— Что?
— Голос молодой, мистера Инграма спрашивает.
— Черт, студентка!
— Почему она звонит в такое время?
От волнения я забыл закрыть дверцу холодильника.
В браке я действительно счастлив. Конечно, у нас с Джин были проблемы, но мы смогли найти разумный компромисс. Моей жене тридцать пять, она очень привлекательная, умная и терпеливая. Однако всякому терпению есть предел: кто знает, какие предположения она строит?
— Вот сейчас и выясним. — Я выхватил трубку и, словно стараясь оправдаться в глазах Джин, закричал: — Да! Кто это?
— Я вас слышала, — жалобно проговорил дрожащий женский голос.
— Кто это? — раздраженно переспросил я.
— Я.
В трубке послышался какой-то треск.
— Что за "я", черт возьми?
— Сэм.
Колени задрожали, в немом отчаянии я прислонился к стене.
— В чем дело? — потребовала Джин, ее голубые глаза презрительно сузились.
— Сэм, сейчас три часа ночи. Неужели нельзя подождать до утра?
— Три часа? Нет, только час...
— Нет, три! Слушай, я знаю, сколько времени!
— Пожалуйста, не злитесь. Я слушала радио, диджей объявлял время...
— Где ты сейчас?
— В Беркли.
— В Калифорнии? Сэм, у нас же разные часовые пояса... В Айове уже три...
— Я забыла...
— Что за чушь! Ты пьяна?
— Не совсем...
— Что, черт возьми, это значит?
— Таблетки выпила, целый пузырек, а названия не помню.
— О боже!
— А потом услышала ваш голос...
— Да у тебя галлюцинации!
— Вы меня звали, просили прийти, заняться с вами любовью...
— Прийти в Айову? Бред какой-то! Сэм, не выдумывай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37