Именно поэтому он избегает ее родит
елей, ее дома, ее знакомых. Лена уступала, боясь задеть его самолюбие.
Отец не разрешал ему приводить в дом девушек, но дочь народного комиссар
а Ч шутка сказать! Такой у Юрия не было. Старики относились к Ле
не сдержанно: ходит к Юрию девушка, и ладно, дело молодое, сойдутся характе
рами Ч поженятся, не сойдутся Ч разойдутся. В этом смысле они держались
на уровне века. А если поженятся, то должна будет почитать свекра и свекро
вь: хоть и наркомовская дочь, а пусть спасибо скажет, на таких, кто до свадь
бы ложится в постель, не больно-то женятся.
Но Лена эту сдержанность расценивала как проявление достоинства. Родит
ели Юры тоже казались ей необыкновенными. Отец Ч красивый, представител
ьный мастер, мать Ч богомольная старуха, патриархальный уклад жизни Ч
совсем другой мир, народный, простой, настоящий.
Иногда они обсуждали письма Владимира с Беломорканала, письма заключен
ного уголовника, с «дорогим папашей», «дорогой мамашей», «дорогим родным
братом Юрием», со слезливой тюремной поэзией о загубленной мальчишеско
й доле, о мечте «пташкой легкой полететь». Юра морщился, видно, стесняясь Л
ены, а ее умиляли хмурое внимание отца, грустная озабоченность матери, ст
ойкость, с какой Юра переносил эту сложность своей биографии.
Ей нравилось все: их непритязательная пища, то, как отец оттирает от мела р
уки, стряхивает с пиджака нитки, садится за стол со степенностью рабочег
о человека, для которого обед в кругу семьи Ч награда за тяжелый труд, нра
вилось, что именно ему мать кладет первый кусок Ч он кормилец, второй кус
ок Ч Юре, он мужчина, работник, третий Ч Лене, она гостья, а уж что останетс
я Ч ей, матери, она при кухне, всегда будет сыта. Семья, спаянная,
дружная, не похожая на ее семью, где каждый жил своей жизнью и где неделями
не видели друг друга.
Иногда она ходила с Юрой в «Метрополь» послушать Скоморовского, в «Гранд
-отель» Ч Цфасмана. Лена отстояла свое право тратить деньги наравне с ни
м, она работает, получает зарплату, не принимать ее доли не по-товарищески
. Юра снисходительно согласился. Ему льстило, что такая красавица тратит
ся на него, льстила предупредительность официантов. За соседними столик
ами сидели красивые женщины и хорошо одетые мужчины, играл джаз, в «Метро
поле» тушили свет, разноцветные прожекторы освещали в середине зала фон
тан, вокруг которого танцевали. Юра улыбался Лене, сжимал ее руку, ему прав
илось, что все обращают на них внимание.
Она уходила от него поздно ночью, разреши он, не уходила бы совсем. Ворота
запирались на ночь, она звонила, выходил заспанный дворник, каждый раз по
дозрительно оглядывал ее, она совала ему рубль и выбегала на улицу. Каблу
чки ее гулко постукивали по тротуару ночного Арбата. Дома опять отметят
ее поздний приход, обо всем догадываются, но ни о чем не спрашивают. Отец н
е любит Юру, говорит о нем насмешливо, даже презрительно. В конце концов, э
то его личное дело. Она привязана к семье, но, если понадобится, уйдет из до
ма, не задумываясь.

В начале декабря Юру вызвали в Наркомюст. В отделе кадров, в большой комна
те со многими столами, за которыми, однако, никто не сидел, его приняла сре
дних лет женщина, рыжеватая, узкогрудая, с мелкими подвижными чертами ли
ца. Она назвалась Мальковой. Показала Юре на стул против своего стола.
Ч Кончаете институт, товарищ Шарок, предстоит распределение, хотелось
бы поближе познакомиться. Расскажите о себе.
Чтобы его не взяли в органы суда и прокуратуры, Юре следовало предстать п
еред Мальковой в неблагоприятном свете. Но действовали инерция самосох
ранения, годами выработанное правило выглядеть безупречным, ни в чем не
запятнанным, скрывать все, что может скомпрометировать. Юра рассказал о
себе так, как рассказывал всегда: сын рабочего швейной фабрики, сам в прош
лом токарь, комсомолец, взысканий не имеет. Есть и сложность Ч брат судим
за воровство. Упоминание об этой сложности, как ему казалось, придало тол
ько искренность его рассказу.
Малькова внимательно слушала, курила, потом, потушив окурок о дно пепель
ницы, спросила:
Ч Как же вы, комсомолец, упустили брата?
Ч Когда его посадили, мне было шестнадцать лет.
Ч В революцию шестнадцатилетние командовали полками.
Малькова сказала это так, будто сама командовала полком в шестнадцать ле
т. Может, и командовала?! Держится, как солдат, худющая, в кожаной куртке, с п
апиросой в зубах… Ну и что же! Все, что ли, должны командовать? Полков не хва
тит! И от этой рыжей воблы зависит, пошлют ли его на завод или загонят куда-
нибудь к черту на кулички. В институте поговаривают, что весь выпуск расп
ределяют в Западную и Восточную Сибирь.
Юра улыбнулся.
Ч Брат намного старше меня, как я мог на него влиять?
Малькова просмотрела бумаги на столе, достала нужную.
Ч Главхимпром затребовал вас на хозяйственно-юридическую работу. Чем
это вызвано?
Ч До института я работал на химическом заводе, им нужен юрист. Связи с за
водом я не терял, вот они и запросили.
Малькова нахмурилась.
Ч Все хотят остаться в Москве. А кто будет работать на периферии? В орган
ах суда и прокуратуры?
Медленно, обдумывая каждое слово, Юра сказал:
Ч Для работы в органах суда и прокуратуры нужно доверие, нужна безупреч
ная репутация. Когда брат Ч заключенный, этого доверия может не быть.
Ч Для работы в органах суда и прокуратуры надо быть прежде всего настоя
щим советским человеком, Ч наставительно произнесла Малькова, Ч разв
е история с братом этому мешает?
Ч Но вы сами спросили: почему я упустил брата? Кроме того, я думаю, что и в п
ромышленности нужны грамотные юристы.
Вставая, Малькова сказала:
Ч Я доложу ваше дело начальнику главка, а потом комиссия по распределен
ию все решит.
Юра тоже встал.
Ч Я готов работать там, куда меня пошлют.
Ч Еще бы, Ч усмехнулась Малькова, Ч вы получали стипендию, ее надо отра
ботать.
Ч Безусловно, я хочу остаться в Москве, Ч внушительно сказал Шарок, Ч з
десь мои отец и мать, люди пожилые, больные, а я, по существу, единственный с
ын. Но это, Ч он показал на бумагу, лежащую на столе, Ч инициатива завода.
Им нужен юрист, знающий химическое производство.
Ч У всех, кто хочет остаться в Москве, находятся веские доводы, Ч сказал
а Малькова, Ч и у всех вот такие солидные запросы.
Она помолчала, потом неожиданно добавила:
Ч А вот партийная организация института рекомендует вас на другую рабо
ту. Между прочим, тоже в Москве.
Ч Мне об этом ничего не известно… А где именно?
Она уклончиво ответила:
Ч Есть вакансии… В прокуратуре, например. Но вы ведь предпочитаете заво
д?
Ч Да, я предпочитаю завод. Там я работал, вырос, оттуда меня послали учить
ся. Заводу я обязан очень многим.
Достоинство, с которым Юра это произнес, смягчило Малькову.
Ч Мы учтем и ваше желание, и запрос Главхимпрома. В общем, комиссия вынес
ет свое решение.

От такой бабы зависит его судьба! Сама небось только явилась из какого-ни
будь Орехова-Зуева, а его, коренного москвича, готова заслать, куда Макар
телят не гонял. Правильно говорит отец: «Понаехала в Москву деревня, куда,
спрашивается, городским деваться?» Еще подначивает: вас рекомендуют для
работы в Москве, в прокуратуре. Врет, наверно… А может, и не врет… У него жил
площадь в Москве, а это они учитывают…
Даже если его действительно рекомендовали, то это еще не значит, что возь
мут. Спросят: почему брат Ч уголовник? В настоящей рабочей, пролетарской
семье не должно быть уголовников! Значит, семья не та, с червоточинкой сем
ья-то. Разве нет других, проверенных, своих ?!
Созданный его мальчишеским воображением романтический образ независи
мого адвоката потускнел со временем. Практика в судах показала обратную
сторону медали. Он видел знаменитых адвокатов не только в их блистательн
ых выступлениях, но и в суетне, грызне, погоне за гонораром, видел, как заис
кивают они перед секретаршами в суде, как за пятерку вдалбливают в юриди
ческих консультациях советы бестолковым старухам, знал цену их роскошн
ым домашним кабинетам, после ухода клиентов превращаемым в столовые и сп
альни. И все же только эта жизнь его привлекала.
Но странное дело! Мысль, что в инстанциях откажутся от него, зад
евала: им опять пренебрегут. Своим уготованы высокие должност
и, а он, послушный исполнитель, будет выполнять черную работу. В лучшем слу
чае, ему бросят подачку, отпустят на завод, в юрисконсулы, как пр
езрительно выразился Будягин.
О вызове в Наркомат Шарок никому не рассказал. Но от Лены не ускользнула е
го обеспокоенность.
Они сидели в театре, сумели наконец попасть на «Негра».
Ч Чем ты озабочен?
Она смотрела на него своим глубоким, любящим взглядом.
Он улыбнулся, скосил глаза на соседей: не мешай.
Дома, лежа на его руке, она снова спросила, что его тревожит. Он ответил, что
ничего особенного, просто осложняется отзыв его на завод.
Ч Если хочешь, я поговорю с папой, Ч предложила Лена.
Ч Иван Григорьевич сделал все, что мог.
Она не настаивала, понимала, что отец не сделает больше того, что сделал.
Ч Вчера к нам приходил Саша, жалко его, Ч сказала Лена.
Ч А что такое?
Ч Ты разве не знаешь? Его исключили из комсомола и института.
Он приподнялся на локте.
Ч Первый раз слышу.
Ч Ты не видел его?
Ч Давно не видел.
Юра говорил неправду, видел Сашу совсем недавно, но тот ничего ему не сказ
ал. И Юра не хотел говорить этого Лене.
Ч Из-за этой истории, из-за преподавателя по учету?
Ч Да. И потом из-за стенгазеты.
Ч А что он написал в стенгазете?
Ч Стихи какие-то.
Ч Разве он пишет стихи?
Ч Написал или поместил чьи-то. Он торопился, толком ничего не рассказал
и ушел. Жалко его очень.
Саша Панкратов исключен! Так верил человек, а его тряханули! Активист, тве
рдокаменный, несгибаемый Ч теперь и он загремел. Даже Будягин не помог. Д
ядя, Рязанов, знаменитый человек! Страшновато. Уж если Сашку…
Кто же поможет ему, Шароку, если с ним что-нибудь случится? Отец Ч портной?
Брат Ч уголовник? Он не лезет во все дырки, как Сашка, и все же… Зря он отказ
ался от прокуратуры, там бы его никто не тронул, там бы он сам тронул кого у
годно, уж у него бы никто не вывернулся…

На другой день Юра в воротах столкнулся с Сашей.
Ч Привет!
Ч Здравствуй!
Ч Я слыхал, у тебя неприятности в институте?
Ч От кого слыхал?
Ч Видел Лену.
Ч Все уладилось, Ч хмуро ответил Саша.
Ч Да? Ну, прекрасно, Ч Шарок не скрывал усмешки. Ч Быстро тебе удалось в
осстановиться.
Ч Удалось. Бывай!

6

«Все уладилось». Так же, как Юре, Саша отвечал всем, не хотел, чтобы хоть как
ие-то слухи дошли до мамы.
Приказ Глинской вывесили на следующий день после заседания бюро. Саша, к
ак «организатор антипартийных выступлений», исключался из института, Р
уночкину, Полужан и Поздняковой объявляли выговоры, Ковалеву ставилось
на вид.
Закрутилась машина, искали документы, готовили справки. Лозгачев, уже на
значенный вместо Янсона деканом, быстро и даже предупредительно оформи
л Сашину зачетную книжку, его гладкое лицо как бы говорило: лично я против
тебя ничего не имею, так сложились обстоятельства, ну, если тебя восстано
вят, буду искренне рад.
В группе Саша попрощался со всеми, только Ковалеву не подал руки.
Ч С гадами не знаюсь.
Руночкин подтвердил, что Ковалев действительно гад и все вообще гады. Он
никого не боялся, маленький кособокий Руночкин.
Прозвенел звонок. Коридор опустел. До Саши уже никому не было дела. Докуме
нты получены, остается поставить печать и уйти.
Криворучко еще работал заместителем директора по хозяйственной части.
Прикладывая печать, он вполголоса сказал:
Ч Стандартные справки на декабрь отправлены в карточное бюро.
Ч Спасибо, Ч ответил Саша. Справки отправляются позже, просто Криворуч
ко хочет выдать ему продуктовые карточки. А мог бы и не выдать.
Теперь до конца декабря мама ни о чем не догадается. А к тому времени его в
осстановят.

Из одного учреждения в другое, томительное ожидание приема, тягостные об
ъяснения, недоверчивые лица, неискренние обещания разобраться. Разбира
ться никто не хотел Ч отменить исключение значило взять на себя ответст
венность, кому это надо!
В райкоме его делом занималась некая Зайцева, миловидная молодая женщин
а. Саша знал, что она хорошо играет в баскетбол, хотя и невысока ростом. Она
выслушала Сашу, задала несколько вопросов, показавшихся Саше малозначи
тельными, они касались почему-то Криворучко, посоветовала раздобыть хар
актеристику с завода, на котором он раньше работал, предупредила, что дел
о будет разбираться на заседании бюро райкома партии и комсомола.
Подъезжая к заводу, Саша вспомнил ранние вставания, свежесть утренней ул
ицы, поток людей, вливающийся через проходную, холодную пустоту утреннег
о цеха. Техникой он никогда не увлекался, но работать на заводе хотел, его
привлекало само слово «пролетарий», принадлежность к великому революц
ионному классу. Начало жизни, поэтичное и незабываемое.
В первый же день его послали на срочную погрузку вагонов. Он мог отказать
ся, Юрка Шарок, например, отказался, и его отправили в механический, ученик
ом к фрезеровщику. А Саша пошел, о нем забыли, и он не напоминал: кому-то над
о грузить вагоны. Жизнь казалась тогда нескончаемой, все впереди, все еще
придет. В брезентовой куртке и брезентовых рукавицах, под дождем и снего
м, в жару и мороз он разгружал и нагружал вагоны на открытой площадке това
рного двора, делал то, что нужно стране. Презирал чистенького Юрку, устрои
вшегося в теплом светлом цехе.
Всей бригадой они вваливались в столовую, их сторонились Ч их куртки и т
елогрейки были испачканы краской, мелом, алебастром, углем. Они шумели, ма
терились. Саша помнил бывшего комдива Морозова, тихого человека, вышедше
го из партии по несогласию с НЭПом и потом спившегося.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13