— с горячностью заверил его барон.
— Спасибо, мой добрый друг! Но нельзя превращать брак в обыкновенный договор. Конечно, невозможно заранее узнать все вкусы, мысли и сердечные тайны, и обычно общая судьба заставляет людей прийти к пониманию друг друга; и однако, священный этот союз не спасает семью от раздоров и не защищает от могущего проникнуть туда разврата. Я слышал от одного человека, неплохо изучившего людские нравы, что брак по принуждению лишает женщину ее главного очарования — бескорыстия, которое ставит ее над расхожими эгоистическими чувствованиями; в противном же случае в семью проникает холод себялюбия и расчета.
— Возможно, это так; но Адельгейда любит юношу.
— Что ж! Это меняет дело. Но откуда тебе это известно?
— Из ее собственных уст. Она призналась мне, поддавшись порыву чувства, которое после недавних событий сделалось еще более теплым и искренним.
— А Сигизмунд? Что он? Впрочем, уверен, чувства такой девушки, как Адельгейда, не могут остаться без ответа.
— Конечно, он любит ее. Но для любви этой имеются препятствия в глазах всего мира; впрочем, я придерживаюсь иного мнения. Он неблагородного происхождения.
— Это серьезное препятствие, мой друг. К чему изобретать новые искушения, когда и без того их предостаточно. Брак — дело непростое, и всего нежелательного следует тщательно избегать. Я бы предпочел, чтобы он был аристократом.
— Затруднение это может быть устранено, если император соблаговолит к нему. У вас, в Италии, есть принцы, которые также могли бы оказать нам свое благоволение.
— Кто он такой, откуда и как ему, неблагородному, удалось завоевать любовь твоей дочери?
— Сигизмунд по происхождению швейцарец; наверное, сын какого-нибудь бернского бюргера. Правду сказать, я ничего о нем не знаю, помимо того что он несколько лет состоит в чужеземной службе и что он спас мою дочь два года назад, когда с ней приключилось несчастье в горах. Сестра моя, близ замка которой это случилось, не запретила Адельгейде поддерживать знакомство с юношей, а теперь уже поздно этому препятствовать. Признаться, так я теперь даже рад, что парень таков, каков он есть, — будет очевидней, насколько он нам желанен. Если бы он был равен Адельгейде также и происхождением, а не только достоинством и благородством, это было бы уже слишком хорошо. Нет, клянусь Кальвином, которого ты записываешь в еретики! — я рад, что парень неблагородного происхождения.
— Что ж, радуйся, — задумчиво согласился генуэзец, которого жизнь научила с недоверием относиться к сомнительным и неравным бракам. — Но каково бы ни было его происхождение, в деньгах у него не будет нужды. Я позабочусь, чтобы к землям Вилладингов была присоединена равная доля. А вот наш гостеприимный хозяин идет сюда, чтобы быть свидетелем моих слов.
Едва он это сказал, как к ним приблизился Роже де Блоне, который вышел на террасу, чтобы с утра приветствовать своих гостей. Трое стариков продолжили прогулку, обсуждая затруднения молодой пары, ибо Мельхиор де Вилладинг был равно откровенен с обоими своими друзьями.
ГЛАВА X
Но недосуг мне размышлять
Над треволненьями сердец.
«Вернер»
Повсюду в Европе старинные родовые гнезда баронов называются словом «замок», хотя в каждой стране они отличаются особым стилем, величиной или степенью роскоши. Общее меж ними то, что они служат для обеспечения безопасности владельца и должны быть довольно просторны, чтобы в них свободно разместилась вся приличествующая рангу феодала свита; но расположение и средства фортификации зависят от характера местности, где располагается строение. В таких низинных странах, как Фландрия и Голландия, а отчасти Германия и Франция, замки окружаются рвами или возводятся на островах, тогда как в Швейцарии или Италии их строят на холмах, утесах, горах и в особенности на отвесных скалах — иначе говоря, везде, где только природа с готовностью предлагает естественные средства защиты. Климат, обычаи, богатство страны также имеют немалое значение. Старинная крепость в Швейцарии представляет собой обычно массивную прямоугольную башню, возведенную на скале, с башенками по углам. Защищенная от прицельной стрельбы, она имеет лесенки, ведущие с этажа на этаж и расположенные либо в глубоких выемках для окон, либо в нишах, прорубленных в толстой стене. Дополнительные укрепления и служебные строения, если они по средствам хозяину, возводятся вокруг основного здания и образуют двор. В Альпах можно увидеть множество этих грубых, незатейливых построек, теснящихся на крутизне.
Как и во всех древних крепостях, Rittersaalnote 86, или Salle de Chevaliersnote 87, или рыцарский зал Блоне, как называли его на разных языках, был самым обширным и тщательно отделанным помещением. В замке оно уже не напоминало собой грубую темницу, будто выросшую естественным образом из скалы, на которой оно было воздвигнуто с таким искусством, что трудно определить, где кончается творчество природы и начинается человеческое умение; примерно за сто лет до описываемых нами событий оно было перестроено на более новый и современный лад и занимало весь юго-восточный угол крепости.
Простое квадратное, просторное помещение, ибо таковы были местные вкусы, освещалось через окна, которые с одной стороны смотрели на Вале, а с другой, через неровные, но радующие глаз склоны, — на озеро с тянущимися вдоль него деревушками, селами, городами, замками и пурпурными горами, вплоть до виднеющейся в дымке Юры. На головокружительной высоте от земли был устроен железный балкон, где и расположилась Адельгейда, когда, вернувшись с прогулки, поднялась в залу, общую для всех гостей замка.
Мы уже обрисовали бегло облик и душевные качества дочери барона де Вилладинга, но теперь было бы полезно поближе познакомить читателя с той, кто играет немаловажную роль в нашей истории.
Упоминалось уже, что она была хороша собой, однако красота ее определялась более душевным настроем, сочетанием внутренней силы с женственностью, нежели расхожей правильностью черт. Девица не была дурнушкой. Ни одна линия не была вполне совершенной, но вместе они составляли свою особую гармонию; кроткий взгляд голубых глаз замечательно дополнялся выразительной игрой нежно обрисованных губ, так что настроение Адельгейды всегда читалось в них. Однако надо всем преобладала девическая сдержанность, и чем лучше вы узнавали Адельгейду, тем больше удивлялись строгости и чистоте ее души. Возможно, ее природный ум и способность обо всем выносить верное суждение, которыми она была наделена гораздо в большей степени, чем обычно девицы ее возраста, заставляли почувствовать к ней уважение и являлись в некоторой степени защитой против влияния ее нежности и красоты. Короче говоря, каждый, кто бы вдруг ни оказался в ее обществе, не замедлил бы прийти к выводу, что Адельгейда де Вилладинг наделена нежным, любящим сердцем, богатым, но находящимся под контролем ума воображением и неколебимым, возвышенным чувством долга, развившимся в ней естественно либо осознанным как обязательства перед обществом; свойственны ей были также обезоруживающее милосердие и привычка обдуманно решать и поступать во всех тех случаях, когда требуется проявить самообладание.
Больше года прошло с тех пор, как Адельгейда поняла, насколько сильно ее влечет к Сигизмунду Штейнбаху, и все это время она пыталась подавить в себе чувство, которое, она была уверена, не принесет ей счастья. Признание юноши, которое невольно вырвалось у него в миг чрезвычайного волнения, завершилось горькими словами о том, что любовь его смешна и бесполезна; тогда Адельгейда впервые задумалась о тщетности собственных сердечных переживаний. Она, как и любая девушка, рада была услышать, что чувство ее взаимно; и все же, владея собой, Адельгейда не открыла юноше собственного сердца, твердо решив поступать так, как велит ей долг по отношению к себе, своему отцу и Сигизмунду. С этой минуты она прекратила видеться с ним, помимо тех исключительных случаев, когда отказ от встречи, на ее взгляд, показался бы подозрительным; и хотя Адельгейда никогда не забывала, скольким она обязана доблестному юноше, она не позволяла себе удовольствия даже говорить о нем, если в том не было необходимости. Однако это тягостное и неблагодарное предприятие не увенчалось успехом. Адельгейду поддерживало только чувство долга и боязнь разочаровать отца, который, по обычаям и законам общества, обладал огромной властью над незамужней дочерью, пусть разум ее и способность судить здраво, не говоря уж о сердечном расположении, заставляли желать иного. Не было никаких других причин, по которым можно было бы счесть ее выбор неудачным, помимо низкого происхождения юноши (если тут только уместно говорить о выборе, ибо Адельгейду влекло к юноше тайно и неодолимо) да еще странного, необъяснимого нежелания Сигизмунда рассказывать что-либо о себе или о своей семье. Таковая чувствительность была замечена не только ею, но и ее близкими и отнесена ими на счет стеснительности человека низкого происхождения, который волею случая оказался в тесном общении со знатью, — слабость довольно распространенная, которой немногие оказываются способны противостоять, даже из числа самых умных и достойных людей. Но любви присуща особая наблюдательность, и потому Адельгейда пришла к иному заключению: она поняла, что юноша вовсе не пытается скрыть свое низкое происхождение, но обладает достаточно хорошим вкусом, чтобы навязчиво не напоминать о том присутствующим, — и все же, как показалось девушке, о своем прошлом юношу принуждают не распространяться некие давние поступки, которые он сам теперь, будучи человеком справедливым, ненавидит и о которых ему хотелось бы забыть. Адельгейда постаралась использовать это открытие в качестве противоядия своей любви к Сигизмунду, но природная честность не позволила ей долго питать подозрения, унижающие их обоих. Упорная и бесплодная внутренняя борьба привела к тому, что румянец на щеках девушки поблек, некогда радостное лицо сделалось унылым, и милые, кроткие глаза стали смотреть с меланхолией. Это и послужило причиной путешествия, на котором настоял отец, а также всех дальнейших, еще не описанных нами событий.
Надежды на будущее привели к нежданным переменам. Вновь появившийся румянец на лице девушки был скорее следствием волнения, нежели окрепшего здоровья, ибо прилив жизненных сил, некогда оскудевший, не достигает вдруг совершенной полноты, когда наконец наступает счастье, и все же взгляд девушки вновь светился радостью и на еще недавно бледных губах играла улыбка. Она сидела, чуть наклонившись вперед, у открытого балкона, и никогда еще воздух родных гор не казался ей столь упоительным и целебным. Вскоре властитель ее дум появился на зеленеющем склоне, посреди густого орешника, который обрамляет лужайки вокруг Блоне. Юноша почтительно приветствовал ее и указал на великолепную панораму озера. Сердце Адельгейды сильно билось, но, пересилив робость и гордыню, девушка, впервые в жизни, сделала Сигизмунду знак, чтобы он поднялся к ней.
Несмотря на огромной важности услугу, которую юный воин оказал дочери барона де Вилладинга, и длительное знакомство, которое вследствие этого возникло, Адельгейда, борясь со своим чувством, вела себя всегда по отношению к Сигизмунду настолько сдержанно, хотя простые обычаи Швейцарии допускают для девушки с ее титулом гораздо большую свободу, что юноша остановился будто вкопанный, сомневаясь, ему ли она помахала рукой. Адельгейда, видя замешательство Сигизмунда, вновь поманила его. Тогда он, словно на крыльях, сбежал с холма и исчез, заслоненный стеной замка.
Преграда осторожности, которой столь долго придерживалась Адельгейда, исчезла, и девушка почувствовала, что несколько минут могут решить ее судьбу. Пока Сигизмунд огибал замок, чтобы подойти к воротам, Адельгейда собралась с мыслями и восстановила утраченное самообладание.
Когда Сигизмунд вошел в рыцарскую залу, девушка все еще сидела возле открытой балконной двери, бледная и серьезная, но совершенно спокойная и с таким выражением счастья на лице, какого он не видал за все долгие и мучительные месяцы их знакомства. Первым его чувством была радость оттого, что Адельгейда так хорошо перенесла все тревоги и ужасы минувшей ночи. Радость свою он выразил с искренностью, которую допускают обычаи германцев.
— Ты замечательно выглядишь, несмотря на тяжелую ночь, — сказал он, пристально вглядевшись в нее, так что кровь предательски застучала в висках девушки.
— Сильное возбуждение — неплохое средство против простуды. Но что говорить о буре; сегодня я чувствую себя прекрасно, как никогда, с тех пор как мы покинули замок Вилладингов. Этот дивный воздух, как мне кажется, подобен итальянскому, и нет необходимости ехать далее, если здесь я нахожу все, что необходимо для поправки моего здоровья: целительный воздух и восхитительный ландшафт.
— Ты не пересечешь Сен-Бернар! — с разочарованием воскликнул молодой воин.
Адельгейда улыбнулась, и улыбка ее несколько ободрила юношу, хоть и не была вполне для него понятна. Девушку искренне влекло к Сигизмунуду, и ей хотелось как можно скорей успокоить любимого, но женская натура, обычай или воспитание (трудно сказать, что именно явилось виной ее слабости) побудили Адельгейду избежать прямого объяснения.
— Можно ли желать иного, лучшего, чем это? — спросила Адельгейда, уклоняясь от ответа. — Воздух здесь теплый, пейзаж, прекрасней которого не найдешь и в Италии, и радушный кров. Приключения, которые я пережила за сутки, мало вдохновляют на путешествие через Сен-Бернар, хотя наш добрейший каноник и заверяет, что нас там ожидает самый дружественный прием.
— Твой облик противоречит твоим же словам, Адельгейда. ибо ты весела и достаточно здорова, чтобы наслаждаться удовольствиями дня. Ради Бога, не пренебрегай приглашением и не прими по ошибке Блоне за укрытую от холодов Пизуnote 88.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60