В нем были строгость, покой и стиль. По обе стороны от входа стояли огромные кувшины для сбора дождевой воды. — Вот смотри.
Ajarn Сонтайя сидел в павильоне на соломенной циновке, расстеленной на полу, в окружении сотни зажженных белых свечей. Хит заметила, что белый священный шнур обвивает весь павильон, протянувшись между всеми столбами, что поддерживали крышу. В алюминиевых чашках тлели горящие благовония.
— А, Хит, — сказал ajarn. Хит всегда становилось немного жутко, когда этот слепой старик узнавал ее только по звуку шагов. — Ты, наверное, удивлена, что я до сих пор еще здесь. О, да ты привела с собой друга.
— Да, ajarn, — сказала Хит и добавила, обращаясь к Тимми: — Сейчас мы должны преклонить колени. Просто делай, как я.
Она села в позу phab phieb, сложила ладони и выразила уважение пожилому шаману. Тимми последовал ее примеру. Какой же он все-таки грациозный, подумала Хит, ведь он совершает этот ритуал в первый раз, а у него все получается идеально.
— Ты позаботилась об амулете? — спросил шаман.
— Да. Хотя мне было... больно. Мне и сейчас больно.
— Я знаю, дитя мое. Тварь, заточенная в амулете, сделает все, чтобы высосать из тебя всю жизненную силу. Однако ты выглядишь вполне бодрой. А как твоя рана на груди?
— Она болит, ajarn.
— А твой друг — не кто иной, как печально известный Тимми Валентайн. — Хит оставалось только надеяться, что Тимми не понимает по-тайски; он говорил на стольких языках, жил в стольких странах... Однако в данный момент он смотрел на них так, словно не понимает ни слова из их разговора. — Тимми Валентайн, — продолжал ajarn Сонтайя, — вот причина всех бед, что постигли тебя в последнее время. Но также и запредельного наслаждения... поскольку, если бы не он, ты бы не встретила человека, которого так полюбила.
— Добрый вечер, ajarn, — сказал Тимми.
И шаман обратился к нему на ломаном английском:
— Тимми, у всякого путешествия есть конец, завершение, прекращение всего сущего, это слова великого Будды, я расскажу тебе, и ты все поймешь. Вожделение есть плод страданий. Откажись от своего вожделения. Откажись, откажись.
— Я и так уже отказался от своего бессмертия, — ответил Тимми, — только этого недостаточно, да? Я хотел стать простым мальчиком, но, наверное, это невозможно... может быть, две тысячи лет — слишком большой срок. А что я сделал с Эйнджелом? Он так хотел смерти, но, может быть, это была не та смерть, к которой он стремился?
— Ты приближаешься к мудрости, дитя мое.
— Ajarn, — сказала Хит, — ты поручил мне найти того, кому ты сможешь передать свой дар. Я думаю, что...
— Я не знаю, дитя, — остановил ее ajarn на тайском. — Но ты привела его сюда, значит, так тому и быть.
Он повернулся и пристально посмотрел в глаза Тимми своими незрячими глазами. Тимми вздрогнул, но не отвел взгляд. Хит показалось, что в это мгновение между ними что-то произошло. У нее было странное ощущение, что глаза Тимми как будто стали бездонной пропастью, а из глаз шамана излился поток света — этот свет лился, и лился, и безвозвратно исчезал в темной глубине глаз Тимми... словно в черной дыре. При этом на лице Тимми не отражалось вообще ничего. Все это длилось, наверно, минут пятнадцать... и потом Тимми вдруг упал на пол и забился в каком-то припадке. Из его глаз лились слезы, он кричал, рвал на себе волосы, бил кулаками об пол, разбивая их в кровь. Хит никогда не видела его таким. Она даже не осмелилась подойти к нему и утешить его, так велики и ужасны были его печаль и гнев.
Она даже не сразу заметила, что ajarn Сонтайя уже не дышит. А когда все же заметила — и дотронулась до его запястья, — он был холодным, как камень. Saisin выпал из его рук. Круг разомкнулся. Может быть, подумала Хит, он был мертвым все это время...
— Я был в нем, когда он... — кричал Тимми. — Я чувствовал его смерть!
Тимми все еще плакал и бился в истерике, а Хит достала мобильный и позвонила в полицию. Они доберутся сюда не скоро с учетом всех пробок; мало кто знал объездные пути — для того чтобы ориентироваться в лабиринте всех этих узеньких закоулков, надо было родиться и вырасти в Сукхумвите. Смерть шамана не стала для нее настоящей трагедией; еще тогда, в больничной палате, она поняла, что он пребывает в их мире только наполовину, а вторая его половина уже была в мире духов. Она не переживала из-за его смерти в отличие от Тимми. Ей было интересно другое: каково это для Тимми, который так долго избегал встречи со смертью, — соприкоснуться с ней, почувствовать всем своим существом и все же остаться в живых.
Наконец Тимми слегка успокоился. Легкий ветерок шевелил поверхность стоячей воды в ближайшем канале. Ночные создания щебетали, трещали и квакали — выпевали свои призывные песни.
— Вот тебе и грандиозное шоу, — сказал Тимми. — Ты ошиблась, Хит. Теперь мое исчезновение станет не просто ловким трюком.
И в этот момент Хит почувствовала такую резкую боль в своей ране, словно клыки Эйнджела снова вонзились ей в грудь.
— Ой. — Она схватилась рукой за грудь, а амулет у нее на шее закачался туда-сюда, оставляя след серебристого света в темном воздухе.
— Ты в порядке? — спросил ее Тимми, ласково приобняв за плечи.
— Да. Да. — В отдалении раздался рев сирен. — А вот и они. Ладно, поехали спать.
При свете дня
На сцене, оборудованной на арене стадиона Паниасай, висела огромная репродукция последней картины Лорана МакКендлза, самой страшной из всех его творений... мертвая проститутка под дождем. Когда дойдет очередь до главного мега-хита «Распни меня дважды», картина проступит из тьмы прямо за спиной Тимми, мертвая женщина оживет — спецэффекты были продуманы до мелочей — и в самом конце композиции втянет Тимми Валентайна в картину... прямо в постер с его портретом. Все это будет проделано с помощью хитрой системы зеркал. И дыма...
Пи-Джей на время вышел из своего «оборотного» состояния, чтобы руководить подготовкой к концерту. В частности, надо было проверить, как работают спецэффекты. Жара стояла кошмарная; мобильный телефон так и норовил выскочить из мокрой от пота ладони.
— Крайнее левое зеркало, — говорил он невидимому собеседнику, — надо его наклонить еще чуть-чуть влево... еще левее, так, стоп, теперь назад, вправо...
Изображение женщины зашевелилось... начало изменяться... вот она срывает с себя кожу и превращается... в снежного барса (все это было бесстыдно содрано с одного из клипов Майкла Джексона, ну и ладно, какого черта, зато это красиво и стильно, лучше для Тимми и не придумаешь)... потом — в Джуди Гарланд из «Волшебника Страны Оз»... спецэффекты в стиле бредовых фантазий «Повелителя скорости и времени» Джиттлова... под конец она принимает свой изначальный облик и уже в таком виде растет, увеличиваясь в размерах, пока не превращается в настоящую великаншу наподобие тетки из фильма «Атака 50-футовой женщины», и протягивает руки, словно хочет дотянуться до зрителей...
Про себя Пи-Джей подумал, что все это куда больше походит на магию, чем та настоящая магия, с которой он жил столько времени.
— Ну и как оно смотрится? — спросил Левон Джианьян — техношаман, главный по спецэффектам — маленький армянин, который, как поговаривали, происходил из древнего княжеского рода и пользовался огромным влиянием во всем отделении визуальных эффектов студии «Stupendous». — Хотелось бы побольше вызывающей сексуальности, но меня беспокоят проблемы с цензурой, так что вместо этого я добавил побольше крови.
— Да, впечатляет.
— Как тебе морфинг?
— Приемы все старые, но смотрится грандиозно.
— Может, добавить мотивов коренных американцев? Для политкорректности?
— По-моему, это будет слишком политкорректно.
— О, класс! Пожалуй, стоит над этим подумать. Нет, действительно. Хорошо получилось. И все это управляется с одного компьютера! Правда, времени было мало, чтобы как следует все объяснить тому парню, который отвечает за реализацию алгоритмов морфинга, но... — И тут он пустился в пространные объяснения про методы соединения, гигабайты и скорости передачи данных и говорил бы, наверное, очень долго, но Пи-Джей поднес палец к губам.
— Тс-с-с! Не порть для меня магию этого чуда.
— Что? А, ну да, понимаю.
— Левон, а можно прогнать это все еще раз?
Вполне понятное желание. Джианьян махнул какому-то человеку, одетому во все черное, и все включилось по-новой: картина материализовалась из «темноты», ожила в танце преобразований — где-то на середине всего этого действа на сцене сгустилось изображение Тимми Валентайна, которое должно появиться как раз в тот момент, когда настоящий Тимми скроется в потайном люке под покровом густого дыма, который окутает сцену, — и даже с учетом того, что сейчас было утро, и сцена была залита солнечным светом, а зеркала еще надо будет отрегулировать и подогнать, зрелище получилось впечатляющее. Пи-Джей аж присвистнул от восхищения.
— Все завязано на MIDI, — сказал Левон. — То есть, если выступление затянется или, наоборот, подойдет к концу раньше, чем запланировано, мы все равно сможем все синхронизировать... все привязано к специальным меткам в записи сопровождения его выступления.
— Что бы это ни значило, — заключил Пи-Джей.
— Да не важно, что это значит, ты просто скажи, что все круто! — сказал Левон и рванул по узкому проходу между рядами сидений в сторону кабинки, где стоял пульт управления.
Как только Пи-Джей остался один, его вновь одолело стремление делать все наоборот. Сначала это было едва заметное щекотание где-то в глубине живота... потом у него зачесались глаза... зрение раздвоилось. Мир вокруг завертелся, и ему вдруг стало холодно... сперва это был легкий озноб, но с каждой секундой ему становилось все холоднее и холоднее, будто он попал в метель, словно он вновь оказался в Айдахо с его пронизывающими ветрами... на улице +42... а ему холодно... да... потому что холод был где-то внутри... он слышал взмахи огромных крыльев... крыльев ангела смерти... крыльев летучей мыши... я снова вишу вверх ногами на колокольне, на самом краю земли... он зябко поежился, обнял себя за плечи, огляделся в поисках какого-нибудь одеяла или пальто, но не нашел ничего, кроме сложенного брезента, которым накрывали сиденья... взял, завернулся в него, как в кокон... он знал, что жутко вспотеет, но ничего не мог поделать — ему было холодно, холодно, холодно, холодно, холодно... потому что солнце было иллюзией, а холод был настоящим... что-то было рядом с ним... что-то темное, и томимое жаждой, и так запредельно одинокое, что оно должно было высосать все тепло, всю любовь, весь свет этого мира, чтобы утолить свой голод всего на мгновение... и оно было рядом, совсем-совсем рядом. Это был не злой дух, потому что даже злой дух знает свое место в мироздании и играет по правилам Великой Мистерии... это был человек и в то же время — не человек...
Но что?
Смерть
— Так, я поссать, — объявил Левон и ушел в туалет. Это был VIP-сортир с мраморными полами, где все унитазы работали, а туалетная бумага лежала прямо в кабинках, и для того чтобы ее получить, не надо было совать пять центов в специальный автомат (и при этом тебе выдают три клочка). Хорошо все-таки быть важной персоной, подумал Левон. Ненавижу сидеть орлом над унитазом в общественном туалете. Морщинистая старуха драила писсуары. Вид женщин в мужском туалете поначалу приводил его в ужас, но со временем он привык. Он сунул ей десять бат, чтобы она не таращилась на него, пока он отливал.
В огромный, почти безбрежный писсуар, почему-то наполненный льдом и шариками нафталина; он еще не закончил, как внезапно его обуяло странное желание свалить отсюда как можно скорее. Он протянул руку, чтобы нажать на смыв. Что-то едва уловимое привлекло его внимание в ручке смыва... отраженное лицо... Тимми Валентайн?! Я, наверно, перетрудился, подумал он... и как только в его голове пронеслась эта мысль, изображение Тимми плавно перелилось в образ молоденькой девочки с неестественно черными — наверняка крашеными — волосами и губами, густо намазанными черной помадой. Стандартный вид сумасшедшей поклонницы Валентайна.
Нет, я точно перетрудился.
— Мистер, — заговорила девочка. Легкий немецкий акцент. Было вполне очевидно, что она здесь не за тем, чтобы мыть туалет.
— Это мужской туалет, — сказал он.
— Простите, я просто вошла сюда следом за вами... огонька не найдется?
Он обернулся. Перед ним стояла стройная девочка. На сто процентов: одна из этих оголтелых неоготок. У нее на ладонях были вытатуированы стигматы, и одета она была во все черное, причем высокий корсет был затянут так плотно, что вообще удивительно, как она не задыхалась. Что за черт, подумал Левон, доставая зажигалку и застегивая ширинку другой рукой. Она курила тайские сигареты, ну эти... которые без фильтра.
— А тебе не слишком ли мало лет, чтобы... — начал было он.
— Я умру раньше, чем меня убьет рак, — ответила она на незаданный вопрос и выпустила струйку дыма прямо ему в лицо.
Девочка была привлекательная. Он даже почувствовал некоторое возбуждение, но потом подумал, что это всего лишь очередная полоумная поклонница и не более того; сразу после концерта он сможет построить таких, как она, в линию и выбрать любую, какую только пожелает.
Она схватила его за плечи. У нее были очень острые ногти. А у него была слабость к девочкам с острыми ногтями.
— Больно, — сказал он, но его лицо расплылось в улыбке.
— Пожалуйста, — сказала девочка, — мне правда очень нужно встретиться с Тимми... я тайком прилетела сюда из Мюнхена, и мне нужно с ним встретиться... он мой бог. Я не знаю, что сделаю, если его не увижу. Может быть, даже покончу с собой.
— Ну, — сказал он, — я работаю на этом шоу.
— Ой, так ты работаешь с ним... наверное, видишь его каждый день... — Девочка уже просто терлась о Левона. Маленькая похотливая лиса! — подумал он. Может быть, лет ей и вправду маловато, но она штучка заводная.
— Тебе нравится, что я делаю? — спросила девочка. — Иногда мне кажется, что я — это Тимми, в том смысле, что меня тянет пить кровь.
— Но это же имидж, ты же понимаешь.
— Но я читала во всяких журналах, что ему несколько тысяч лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50