.. понимают они, сколько гнева, отчаяния и опустошения в этих словах... или их просто привлекает тот блеск, которым сверкали для них слова иностранного языка?
Он раздавал автографы с полуночи до четырех утра; после чего решил немного прогуляться. Охранники окружили его плотным кольцом, отгородив его вместе с Пи-Джеем и Хит от беснующейся толпы. Русские, конечно же, удивлялись такой странной паре, но все же меньше, чем Тимми мог бы ожидать. Оказалось, что они много читают и очень даже неплохо знают культуру американских индейцев. А сам Тимми, понятное дело, прослыл эксцентричной личностью: да и как же иначе, если его самые близкие друзья — утонченная девушка-азиатка и индейский воин-шошон, который все время ходил задом наперед?!
Они ненадолго остановились; у Пи-Джея зазвонил мобильный, и он передал его Тимми со словами:
— Это не тебя. — То есть звонили именно Тимми.
Голос в трубке произносил слова с явным британским акцентом, из чего Тимми сделал вполне однозначный вывод, что звонили из Голливуда:
— Пожалуйста, подождите, с вами будет говорить господин Гилер.
— Тимми, цифры в Москве как-то тревожно высоки. — Гилер не звонил ему с тех самых пор, как они покинули Штаты, ну разве что только затем, чтобы сообщить, что им в очередной раз урезают бюджет. — Что случилось?
— Не знаю, босс... похоже, меня здесь любят... почему-то.
— Все эти убийства... ты что, действительно с этим связан? Об этом даже в «Enquirer» написали, бля. У меня денег не хватит оплачивать заказные материалы, которые выставляют тебя в лучшем свете.
— Что ты так за меня беспокоишься, Дэвид? Я-то думал, что ты уже списал меня со счетов.
— Может быть, я поторопился.
Тимми рассмеялся:
— Нет, Дэвид. Ты, как всегда, прав. Мне действительно надо исчезнуть. Если тебе этот тур принесет несколько миллионов, то я здесь — всего лишь приправа, ароматическая добавка. «Модная в этом сезоне». Идея избавиться от меня — она классная на самом деле. И я совершенно не напрягаюсь по этому поводу.
Луна тихо клонилась к закату, в воздухе, таком прозрачном и чистом, разлилась прохлада.
— Я тут подумал... что мы будем делать после того, как ты объедешь Европу и Азию. Может быть, снимем парочку фильмов с твоим участием... годика через два-три ты вернешься...
— Но я уже и так вернулся... восстал из мертвых.
— Так давай действовать дальше, поверь в свои силы еще раз!
Тимми огляделся по сторонам и заметил, что они уже приближаются ко входу в отель — уродливое серое здание, восстановленное на волне туристического бума.
— Слушай, тебе совершенно не обязательно меня возвращать.
— Так, смотри, завтра один человек с «Мосфильма» устроит тебе небольшую экскурсию. Тебе точно понравится: это крупнейшая студия в мире, хотя почти все оборудование там у них — практически каменный век... может, они захотят что-нибудь замутить... воспользоваться твоим именем, именем громким, но требующим некоторого подновления, скажем так, чтобы снять какой-нибудь триллер...
— Ладно, ладно. Посмотрим.
— Отлично. Так, мне пора на завтрак. Встречаюсь с Большой Тройкой.
Тимми не стал интересоваться, кто был Большой Тройкой на этой неделе. Он только отдал телефон кому-то из телохранителей и вошел к себе в номер.
Наоборот
— Это как в «Алисе в Зазеркалье», — сказал он Хит в один из тех редких моментов, когда он выходил из своего «оборотного» состояния. — Помнишь ту сцену, когда Алиса шла-шла, но никак не могла дойти до того красивого дворца, и наконец она поняла, что для того, чтобы туда попасть, ей надо идти в противоположном направлении... и буквально в следующую секунду она оказалась в том месте, к которому так стремилась.
— Помню, — сказала Хит. Они потратили все утро на поиски туалетной бумаги — то, что было у них в номере, нельзя было назвать иначе, как «наждачкой», — совершенно безрезультатно, пока один из туристов, кажется, из Милуоки, не продал им рулон за пять баксов («У меня всегда есть запасной»). Теперь они сидели в номере, попросту убивая время.
Сегодня вечером будет еще один концерт, на который уже было продано билетов на десять процентов больше, чем ожидалось, как сказал им Андрей, человек, занимавшийся распространением билетов. Тимми куда-то уехал с двумя мужиками в одинаковых серых костюмах и зеркальных темных очках, кажется, они были как-то связаны с русской киноиндустрией.
— А ты снова чувствуешь людей... и присутствие сверхъестественных сил? — спросила Хит.
— Сейчас все немного не так. Теперь я все вижу, когда не смотрю на то, что мне нужно увидеть... не знаю, как объяснить... когда ты не смотришь, а видишь...
— А что там с Паминой? Не посмотришь?
Пи-Джей закрыл глаза. Он представил себя там, на колокольне, когда ветер бил его в грудь. Представил маленькую потерянную девочку из отеля в Тауберге... представил растерзанное тело Дамиана Питерса... а потом представил, как он идет прочь от всего, что ему представлялось... уходит в темный, холодный лес.
И внезапно он оказался посреди поляны, залитой лунным светом. Его рот широко распахнут, кровь капает с его блестящих клыков, и...
— Она действительно потерялась... — сказал он.
— Но она поехала домой, к родителям, ей там хоть как-то помогают?
— Не вижу, — сказал Пи-Джей. Как только он попытался ускорить поток образов, те удалились от него призрачным вихрем в луче лунного света, растворились в шелесте листьев. Он попробовал отправиться следом за ними... но почувствовал на плече чью-то ледяную руку... обернулся, услышал только серебряный смех где-то вдалеке, трепетание крыльев, шепот ночного ветерка. — Здесь что-то странное в видениях, я никак не могу понять... например... ело... — он еще крепче зажмурился, стараясь рассмотреть ускользающие картины... — слон?
— Господи, — выдохнула Хит. — Фарфоровый слоник, да? Выпавший из моей сумочки прямо на горячий асфальт...
— Он разбился надвое, — сказал Пи-Джей. Он видел все это в первый раз.
— Вот гадство. Это была церемонияkae bоп в храме Брахмы... мать позвонила мне на мобильный... и слоник, наверное, выпал, когда я доставала телефон... но, может быть, все, что было потом... зловещие встречи Лорана МакКендлза, смерть Пита Сингхасри... может быть, мы уже искупили все, что связано с этим своенравным слоном. А если бы я потеряла их всех?!
— Так что нам делать с Паминой Ротштайн?
Память: 1593: 1600
Ребята в серых костюмах и зеркальных очках оказались близнецами, и звали их Алексей и Александр, так что Тимми совсем запутался. Но он уже обещал с ними встретиться и поехать на студию — тем более что он не жалел, что поехал. Эта «фабрика грез» и вправду производила впечатление.
— Это самая большая в мире киностудия, — рассказывал Алексей, экспрессивно размахивая руками на совершенно пустой и заброшенной съемочной площадке, где съемки, похоже, возобновятся не скоро. — Раньше здесь столько снимали... изумительные пропагандистские фильмы, грандиозные исторические эпопеи... но теперь, увы, все развалилось.
Они объезжали площадку на какой-то машинке, похожей на те, на которых перемещаются по полю для гольфа. Алексей показывал Тимми остатки декораций: несколько полуразрушенных средневековых замков, улица викторианской эпохи, улица Нью-Йорка, персидский базар, кафедральный собор, кусок пристани в Сан-Франциско и даже деревня индейцев-шайенов.
— А от меня вам что нужно? — прямо спросил Тимми, потому что они ведь не просто так пригласили его сюда и старались произвести на него впечатление этой экскурсией.
— Ну, — начал Александр, — как я уже говорил, мы тут находимся в состоянии «острого недопроизводства». На самом деле за ваши две тысячи американских долларов можно забабахать фильм, который будет смотреться на все десять миллионов, сечешь? Плюс — твое имя для предпродажной раскрутки. У нас сейчас в разработке шесть сценариев фильмов про вампиров, посмотришь и выберешь, который тебе понравится. Там есть даже история Влада, как он сидел в турецкой тюрьме... потом он умирает, и появляется его брат Раду... очень даже симпатичный сценарий, мы его раскопали в Румынии.
Под стереофоническое звуковое сопровождение двух Алексов они проехали мимо нескольких съемочных площадок, а потом — через огромный склад, забитый осветительными приборами, объективами, операторскими тележками, кранами, камерами. Господи, думал Тимми, действительно техника каменного века. Вокруг не было практически ни души. Они проехали мимо огромных копий Версальского дворца и Бастилии; в отдалении виднелся фасад громадного кафедрального собора. Перед собором толпились люди, кажется, там снималась какая-то сцена. Актеры были одеты в стиле бродвейских «Отверженных».
— А что там снимают? — спросил Тимми.
Ему ответил Алексей:
— Новый фильм Роджера Кормана «Похороны крыс Брема Стокера».
— Господи, это же Эдриэнн Барбо! — воскликнул Тимми, когда американская кинозвезда проскакала мимо верхом на лошади.
— Очень большое кино, — теперь это былАлександр, — миллионы рублей.
Они зашли в небольшую комнатку, и Тимми представили Беверли Грей, женщину, которая, как оказалось, всем тут заправляла. Она узнала Тимми и попросила автограф для своей дочери.
— Хилари будет в восторге, — сказала она ему. — Я смотрю, они и вас тоже пытаются втянуть во все это, и что же: они предлагают вам деньги или, наоборот, пытаются выманить их у вас?
— Я пока не уверен, что именно им от меня нужно, — ответил Тимми, демонстративно не глядя на предложенную ему тарелку борща. — Не похоже, что вам это доставляет огромное удовольствие.
— Ну... скажем так, я бы лучше занялась анализом влияния произношения открытых гласных на развитие ранней нормандской литературы. Не то чтобы фильм был совсем уж неинтересный: юный Брем Стокер по окончании университета предпринимает «большое путешествие» по странам Европы, и его похищает банда разбойниц-лесбиянок... хотя нам пришлось, разумеется, малость смягчить сценарий, а то он был слишком жестоким, даже для нас... хороший урок феминизма, преподанный полуголыми амазонками... а так идея даже забавная... молодой сексуальный раб из Румынии...
— Да, забавно. — А про себя Тимми подумал: только все было совсем не так...
Память: 1888
Века уносились прочь. Тьма сгущалась, кружилась вихрем... и он кружился с ней вместе, тонул в черноте, пока она не исторгла его из своего темного чрева. Место было то же, но времена изменились; он не знал, какой сейчас год, но одно осталось неизменным. Затхлый, тяжелый воздух. Крысы все так же носились по сточным канавам, однако улицы больше не были вымощены булыжником. По улицам сновали угрюмые люди в серых плащах: руки в карманах, взгляды — в землю. Вообще людей стало заметно больше; ночную тишину заполнил шум механических двигателей, которые словно высасывали из людей жизнь; на смену вампирам пришли громадные стальные устройства, отравляющие воздух своим коптящим дыханием. В небе светила все та же луна, но деревянные балки и штукатурка сменились серой кирпичной кладкой. Все те же улицы и та же река, под мостами которой спят все те же бездомные, полуодичавшие дети... он пробирался сквозь шумную толкотню. Была уже ночь — летняя ночь в Лондоне, слишком жаркая для этих мест, — но на улицах было полно народу. В узких улочках, где тусклый свет фонарей едва разгоняет сумрак и девочки задирают перед прохожими юбки. Они кричали ему: «Сэр, не хотите попробовать мою киску?» или «Всего шиллинг за час превосходной беседы», — и все прочее в этом духе, а ведь некоторым из них было не больше семи-восьми лет, думал он. Где-то там, в темноте, невидимые большинством людей, джентльмены в черных сюртуках, с бакенбардами и в надвинутых на глаза шляпах деловито спешили якобы по своим делам, едва заметно кивая встречным прохожим, которые, в свою очередь, вели себя так, будто они ничего не видят.
Слишком много людей. Слишком много крови. Ему надо насытиться... осталось лишь выбрать жертву. На самом деле выбрать случайную жертву — это не так уж и просто, когда вокруг столько соблазнов. Запах крови сводил его с ума, и он понимал, что если сейчас же не выберется из толпы, то уже не сумеет противостоять искушению. Так много крови, такой разной крови, прямо здесь и сейчас... горький аромат крови, смешанной с абсентом... кисловатый душок свежей менструальной крови... дурная кровь мужчины, умиравшего от туберкулеза, который лежал в канаве и выкашливал свои легкие. Кровь, кровь, кровь... он свернул за угол.
Маленький переулок, такой узкий, что едва протиснешься. Здесь не было ни души. Он метнулся во тьму и тут же наткнулся на что-то... мужской ботинок. Испугавшись, он обернулся крысой, вдохнул зловоние, исходившее от старых носков, и уже был готов стремительно убежать прочь, когда уловил тонкий аромат свежей крови. Он поднял глаза, чтобы посмотреть, чем был занят мужчина. Он прижимал к стене юную проститутку, задрав на ней юбку. Правой рукой мужчина зажимал девушке рот, а левой резал ее влагалище бритвенным лезвием. Девушка страшно кричала, но из плотно зажатого рта вырывался лишь сдавленный хрип. Мужчина отшвырнул что-то в сторону: отрезанные половые губы. Горячим потоком хлынула кровь. Мальчик почувствовал, как внутри нарастает голод — неумолимый, жестокий, — и этот голод не мог заглушить даже ужас, обуявший его при виде такого изуверства. Мужчина явно вошел во вкус. Лезвие бритвы скользило вверх, все увеличивая разрез; в бледном свете луны кровь была черной, как деготь. Мальчик заглянул мужчине в глаза, они горели возбуждением. Злодей рассматривал свою жертву с жадным, чуть ли не восторженным интересом, словно ученый, изучающий некий диковинный экземпляр, доселе неизвестный науке; и в то же время в этих глазах были холод и какое-то отрешенное спокойствие... Да, этот мужчина был безумен. Мальчик хорошо знал подобный тип — ведь ему довелось побывать среди многочисленных жертв Синей Бороды, — и он уже понял, что ничто не спасет эту девушку, невинную, маленькую шлюху.
Бритва резко дернулась — вверх и вглубь; из распоротого живота вывалились кишки. Девушка потеряла сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50