шкаф навесной в ванную комнату
Их манеры и жесты напоминали ужимки павианов и мартышек; они ухмылялись и болтали наперебой о вещах, совершенно мне непонятных. Стены комнат украшали гобелены, на которых прекрасно изображены были деревья. И вот в то время, как я любовалась ими и желала себе очутиться в такой местности с —, один из этих молодчиков выхватил мой веер, всем своим видом давая понять, что я ему нравлюсь; он поверг меня в такой ужас, что мне уже вообразилось, будто он по меньшей мере утащит меня на крышу, как это произошло с вашим приятелем, но тут в комнату вошел еще один из той же породы, и они начали корчить друг другу гримасы, а я, воспользовавшись случаем, сбежала. С тех пор, как мы с вами виделись, ни тяжба, ни решение посредников не продвинулись ни на шаг. Неудачи преследуют меня со всех сторон, и все же я вынуждена оставаться в городе, встречаться с мистером П[артингтоном] и прочее, что чрезвычайно для меня тягостно. Я решительно утверждаю, в моей жизни так мало радостей, что мне все равно, когда она прервется. Ради бога, напишите мне поскорее и поласковей, потому что, когда вас нет, ваши письма — единственная для меня отрада на земле, а вы, я уверена, слишком добры, чтобы пожалеть один час в неделю, если это может осчастливить хоть одно человеческое существо — Кэд, подумайте обо мне и пожалейте меня.
Свифт — мисс Эстер Ваномри
Лох-Гэлл, графство Арма, 13 июля 1722
Письмо ваше я получил, но я так часто с тех пор переезжал с места на место, что лишен был возможности указать вам, где именно я ожидаю получить от вас ответ и, если вы сейчас находитесь в деревне и это письмо не придет к вам в положенный срок, считая от проставленного мной числа, то я и на сей раз не смогу надеяться получить что-нибудь от вас, потому что в начале августа уеду отсюда. Мне весьма понравился отчет о вашем визите и поведении дам. Нет такого дня, чтобы я не был свидетелем точно таких же глупостей, совершаемых лицами обоего пола и, тем не менее, я терпеливо сношу их развлечения ради. Нам очень трудно угодить — вот наша с вами главная беда, и вопрос лишь в том, не сами ли мы тому виной. По крайней мере я думаю, что причина у нас одна. Не в пример, однако, вам, я не имею привычки ссориться со своими лучшими друзьями. В вашем письме, я думаю, отыщется не меньше десятка мест, в которых сквозит раздражение, и каждого из них вполне достаточно, чтобы испортить два дня прогулок пешком и верхом. В одном отношении мы с вами разительно друг от друга отличаемся: я готов бежать от хандры хоть на край света, вы же, напротив, готовы свернуть со своего пути, только бы встретиться с ней. Боюсь, что плохая погода не позволила вам хоть немного насладиться преимуществами жизни в вашем деревенском обиталище и способствовала тому, что вы предавались раздумьям в своей комнате. Я же почел за лучшее воспользоваться ею, чтобы перечесть сам не знаю сколько исторических сочинений и описаний путешествий. Мой вам совет — заведите себе лошадь для верховой езды и двух слуг, которые бы вас всегда сопровождали, да навещайте своих соседей, и чем они хуже, тем лучше. Внушать почтение доставляет известное удовольствие, а это всегда в вашей власти в силу вашего умственного превосходства и богатства. Лучшее из всех известных мне жизненных правил — это пить кофей, когда представляется такая возможность, и спокойно обходиться без него, когда это невозможно. Имейте в виду, что пока вы будете продолжать хандрить, я не отстану от вас со своими проповедями. У нас с вами такое родство душ, что я чувствую себя сейчас недостаточно расположенным к писанию писем, поскольку для этого, я полагаю, необходимо хоть раз в неделю пить кофей. Я могу со всей искренностью ответить на все ваши вопросы, как всегда это делал, но должен после этого предаться всем возможным развлечениям, затем что они помогают мне сохранить душевную бодрость, точно так же, как прогулки содействуют моему здоровью, а без здоровья и доброго расположения духа лучше уж быть собакой. Никогда в жизни я не менял еще так часто декорации, нежели сейчас, и с тех пор, как уехал из Дублина, спал, я полагаю, по меньшей мере на тридцати кроватях. И укладываясь, я всякий раз непременно натягивал на себя одеяло не иначе, как левой рукой, такова уж суеверная примета, которую я усвоил за последние десять лет. На этих деревенских почтах обычно такие странные порядки, что мы принуждены быть всегда наготове со своими письмами на случай, если им внезапно вздумается их потребовать. Вот и мое сейчас спрашивают, хотя оно все равно будет отправлено не раньше завтрашнего дня. Будьте бодрей, читайте, ездите верхом и смейтесь, как Кэд — давно еще бывало вам советовал. Надеюсь, ваши дела находятся сейчас в несколько лучшем состоянии. Я жажду увидеть вас здоровой, красивой и при параде; прошу вас, не теряйте вкуса ко всему этому. Прощайте!
Свифт — мисс Эстер Ваномри
7 августа 1722
Я покидаю сейчас мое нынешнее прибежище и, если где-нибудь вновь остановлюсь, то дам вам знать, потому что не прочь все же дождаться хорошей погоды для верховой езды и прогулок. Здесь не припомнят другого такого дождливого лета. Боюсь, впрочем, что вы пребываете на сей счет в полном неведении, разве только вам случается изредка выглянуть в окно, выходящее во двор, чтобы позвать кого-нибудь из слуг. Ваше последнее письмо с исполненным уныния отчетом о ваших судебных делах я получил. В прежние времена вы были куда более ловким сутягой, умудряясь склонить других добиваться вашего согласия на постановление парламента, ущемляющее их собственные интересы, дабы споспешествовать вашим. И вот теперь, когда вам не занимать ни способностей, ни умения, вы не снисходите до того, чтобы воспользоваться ими. Если вам взгрустнется, старайтесь читать что-нибудь занимательное или забавное, — таков мой рецепт, и он редко когда не помогает. Здоровье, хорошее расположение духа и богатство — вот самое дорогое в сей жизни, и последнее из них способствует двум первым. С тех пор, как мы с вами виделись, я не проехал верхом и каких-нибудь 400 миль и едва ли проеду более 200 до того, как увижу вас снова; и когда это произойдет, очень прошу вас не пытаться пожать мне руку: я испытываю теперь смертельный страх перед чесоткой, и единственная моя надежда, что, может быть, это просто ко мне под кожу забрались какие-нибудь мерзкие паразиты, клещи, например. Мне удалось уже извлечь несколько, и я надеюсь выскрести остальных. Разве одного этого недостаточно, чтобы впасть в хандру? Ведь, пожалуй, ни одна христианская семья не решится теперь принять меня под свой кров. И это все, что можно приобрести, путешествуя на север. Для меня было бы сущим несчастьем, если бы я был столь же привередлив по части предмета разговоров и собеседников, как вы. Любопытно, что это единственное, в чем вы сходитесь с Глассхилом, который утверждает, что во всей Ирландии нет ни единого человека, кроме Кэда, с которым можно было бы побеседовать. Что бы вы делали в этих краях, где вежливость так же неведома, как и чистоплотность? Однако меня прерывают, так что письму предстоит немного пропутешествовать вместе со мной. Итак, adieu до следующей моей остановки. — 8 августа. Я проехал вчера 29 миль, но ничуть не устал и очень хотел бы, чтобы малышка Эскинейдж могла бы проехать столько же. Отсюда я предоставлю моему письму отправиться в путешествие в одну сторону, а сам поеду в другую; не знаю пока, куда именно, и не ведаю, какие еще хижины и болота встретятся на моем пути. В эту самую минуту я представляю вас такой, какой вас обычно можно увидеть в десять утра, и вы задаете свои обычные вопросы, а я отвечаю на них, непременно сперва помедлив для вида. Эта сцена разыгрывалась уже раз сорок, точно так же, как и другая, длившаяся обычно с двух часов и до семи и, стало быть, на два часа продолжительней первой, но при этом у каждой из них есть свои agr?mens particulier [приятные особенности (франц.). ]. Наступили большие вакации. Закон изволит почивать, и погода стоит прескверная. Как вы коротаете время? Среди полей и рощ вашего сельского обиталища или в обществе кузенов и кузин в городе, а может быть предаетесь размышлениям, которые непременно выводят вас из себя, а потом доискиваетесь причин и приходите к досадным умозаключениям на основании ложных посылок. Самым лучшим собеседником для вас был бы, пожалуй, философ, к которому вы питали бы такое же почтение, как к проповеди. С тех пор, как я расстался с вами, я прочитал больше всякой дряни, нежели могло бы уместиться на всех ваших полках, и чувствую себя от этого намного лучше, хотя едва ли запомнил хоть полслова. Обращайтесь памятью к сценам в Виндзоре и на Кливленд-роу, Райдер-стрит, Сент-Джеймс-стрит и в Кенсингтоне, и в вашем вертепе и к пребыванию полковника во Франции и прочему. Кэд, я уверен, частенько думает обо всем этом, особенно сидя в седле. Какая глупая вещь — время, и до чего глуп человек, который был бы так же недоволен, если бы оно остановилось, как недоволен тем, что оно миновало! Однако я не стану продолжать в таком духе, потому что подобными писаниями и рассуждениями живо нагоню на себя тоску, а это единственное в вас, чему я не стал бы выражать одобрение посредством подражания вашему примеру. — Итак, прощайте до следующего места, где я сделаю остановку, если я вообще где-нибудь остановлюсь до своего возвращения, а сие я предоставляю решить судьбе и погоде.
Завещание Эстер Ваномри
(Извлечено из реестра ее королевского величества суда по делам о завещаниях в Ирландии)
Именем всевышнего аминь! — Я, Эстер Ваномри, одна из дочерей ныне покойного Бартоломью Ваномри, проживавшего в городе Дублине, эскв., находясь в здравом уме и твердой памяти, изъявляю и предписываю эту мою последнюю волю и завещание в соответствии с нижеследующей формой и порядком, а именно:
— Во-первых, я препоручаю мою душу в руки всемогущего господа, а тело предаю земле, с тем чтобы оно было погребено согласно благоусмотрению моих душеприказчиков. Затем я передаю и отказываю все, что мне принадлежит, будь то земля, аренда, наследство или опека, а также все мое недвижимое и личное имущество какого бы то ни было рода и вида его преподобию доктору Джорджу Беркли, одному из членов совета Тринити-колледжа в Дублине, и Роберту Маршаллу из Клонмелла, эскв., а также их наследникам, душеприказчикам и опекунам, коим со всем тем поручается, надлежит и вменяется в обязанность уплатить все мои долги, которые будут за мной числиться ко времени моей смерти, равно как и уплатить перечисляемые ниже суммы, которые мной завещаны или которые будут мной завещаны в любой приписке, каковая будет присовокуплена к этой моей последней воле и завещанию. Item [А также (лат.) .], я дарю и завещаю Эразму Льюису, эскв., сумму в двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Фрэнсису Эннисли из лондонского Сити, эскв., двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Джону Хуксу, эскв. из Гаунтса в Дорсетшире, двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю его высокопреподобию отцу Уильяму Кингу лорду-архиепископу Дублинскому двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю его высокопреподобию отцу Теофилусу Болтону лорду-епископу Клонфертскому двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Роберту Линдсею из города Дублина, эскв., двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Эдмунду Шулдэму из города Дублина, эскв., двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Уильяму Лингину из Дублинского замка, эскв., двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю его преподобию мистеру Джону Антробусу, моему кузену, точно такую же сумму на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Брайану Робинсону, врачу из города Дублина, пятнадцать фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю мистеру Эдуарду Клокеру из города Дублина пятнадцать фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю мистеру Уильяму Маршаллу из города Дублина пятнадцать фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Джону Финн, сыну Джорджа Финн из Килдрута, что в графстве Килдар, и крестнику моей сестры, сумму в двадцать пять фунтов стерлингов, каковая должна быть ему уплачена по достижении двадцати одного года; также я дарю и завещаю его матери миссис Мери Фини сумму в десять фунтов стерлингов на приобретение траурного платья; и ее сестре миссис Энн Векфилд из прихода Сент-Эндрюс в городе Дублине такую же сумму на приобретение траурного платья; Item, я дарю и завещаю Энн Киндон, моей нынешней служанке, сумму в пять фунтов стерлингов на приобретение траурного платья; и ее дочери Энн Клинкскеллз такую, же сумму на приобретение траурного платья; Item, я дарю и завещаю каждому слуге, который будет жить со мной во время моей смерти, жалованье за полгода; и беднякам прихода, в котором мне случится умереть, пять фунтов стерлингов; и я еще раз сим назначаю, доверяю и объявляю вышепоименованных доктора Джорджа Беркли и Роберта Маршалла, эскв. из Клонмелла, единственными душеприказчиками этой моей последней воли и завещания; и также я сим отменяю и объявляю недействительными все прежние и другие мои изъявления воли и завещания, каким бы то ни было способом сделанные, будь то словесно или письменно, и объявляю это своим единственным волеизъявлением и завещанием, в удостоверение чего я, вышеупомянутая Эстер Ваномри, прилагаю к сему свою подпись и печать сего дня, первого мая в лето господне 1723.
Э. Ваномри, (печать)
Подписано, передано и оглашено вышеупомянутой Эстер Ваномри для и в качестве ее последней воли и завещания в присутствии нас, свидетельствующих все вышеизложенное своими подписями, проставленными в присутствии вышеупомянутой завещательницы.
Джас. Дойл, Эд. Траш, Дарби Гэфни.
Последняя воля и завещание недавно умершей Эстер Ваномри были утверждены в соответствии с принятым судебным порядком и копия вручена его высокопреподобием отцом Томасом и так далее душеприказчикам — его преподобию Джорджу Беркли и Роберту Маршаллу после принесения ими личной присяги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Свифт — мисс Эстер Ваномри
Лох-Гэлл, графство Арма, 13 июля 1722
Письмо ваше я получил, но я так часто с тех пор переезжал с места на место, что лишен был возможности указать вам, где именно я ожидаю получить от вас ответ и, если вы сейчас находитесь в деревне и это письмо не придет к вам в положенный срок, считая от проставленного мной числа, то я и на сей раз не смогу надеяться получить что-нибудь от вас, потому что в начале августа уеду отсюда. Мне весьма понравился отчет о вашем визите и поведении дам. Нет такого дня, чтобы я не был свидетелем точно таких же глупостей, совершаемых лицами обоего пола и, тем не менее, я терпеливо сношу их развлечения ради. Нам очень трудно угодить — вот наша с вами главная беда, и вопрос лишь в том, не сами ли мы тому виной. По крайней мере я думаю, что причина у нас одна. Не в пример, однако, вам, я не имею привычки ссориться со своими лучшими друзьями. В вашем письме, я думаю, отыщется не меньше десятка мест, в которых сквозит раздражение, и каждого из них вполне достаточно, чтобы испортить два дня прогулок пешком и верхом. В одном отношении мы с вами разительно друг от друга отличаемся: я готов бежать от хандры хоть на край света, вы же, напротив, готовы свернуть со своего пути, только бы встретиться с ней. Боюсь, что плохая погода не позволила вам хоть немного насладиться преимуществами жизни в вашем деревенском обиталище и способствовала тому, что вы предавались раздумьям в своей комнате. Я же почел за лучшее воспользоваться ею, чтобы перечесть сам не знаю сколько исторических сочинений и описаний путешествий. Мой вам совет — заведите себе лошадь для верховой езды и двух слуг, которые бы вас всегда сопровождали, да навещайте своих соседей, и чем они хуже, тем лучше. Внушать почтение доставляет известное удовольствие, а это всегда в вашей власти в силу вашего умственного превосходства и богатства. Лучшее из всех известных мне жизненных правил — это пить кофей, когда представляется такая возможность, и спокойно обходиться без него, когда это невозможно. Имейте в виду, что пока вы будете продолжать хандрить, я не отстану от вас со своими проповедями. У нас с вами такое родство душ, что я чувствую себя сейчас недостаточно расположенным к писанию писем, поскольку для этого, я полагаю, необходимо хоть раз в неделю пить кофей. Я могу со всей искренностью ответить на все ваши вопросы, как всегда это делал, но должен после этого предаться всем возможным развлечениям, затем что они помогают мне сохранить душевную бодрость, точно так же, как прогулки содействуют моему здоровью, а без здоровья и доброго расположения духа лучше уж быть собакой. Никогда в жизни я не менял еще так часто декорации, нежели сейчас, и с тех пор, как уехал из Дублина, спал, я полагаю, по меньшей мере на тридцати кроватях. И укладываясь, я всякий раз непременно натягивал на себя одеяло не иначе, как левой рукой, такова уж суеверная примета, которую я усвоил за последние десять лет. На этих деревенских почтах обычно такие странные порядки, что мы принуждены быть всегда наготове со своими письмами на случай, если им внезапно вздумается их потребовать. Вот и мое сейчас спрашивают, хотя оно все равно будет отправлено не раньше завтрашнего дня. Будьте бодрей, читайте, ездите верхом и смейтесь, как Кэд — давно еще бывало вам советовал. Надеюсь, ваши дела находятся сейчас в несколько лучшем состоянии. Я жажду увидеть вас здоровой, красивой и при параде; прошу вас, не теряйте вкуса ко всему этому. Прощайте!
Свифт — мисс Эстер Ваномри
7 августа 1722
Я покидаю сейчас мое нынешнее прибежище и, если где-нибудь вновь остановлюсь, то дам вам знать, потому что не прочь все же дождаться хорошей погоды для верховой езды и прогулок. Здесь не припомнят другого такого дождливого лета. Боюсь, впрочем, что вы пребываете на сей счет в полном неведении, разве только вам случается изредка выглянуть в окно, выходящее во двор, чтобы позвать кого-нибудь из слуг. Ваше последнее письмо с исполненным уныния отчетом о ваших судебных делах я получил. В прежние времена вы были куда более ловким сутягой, умудряясь склонить других добиваться вашего согласия на постановление парламента, ущемляющее их собственные интересы, дабы споспешествовать вашим. И вот теперь, когда вам не занимать ни способностей, ни умения, вы не снисходите до того, чтобы воспользоваться ими. Если вам взгрустнется, старайтесь читать что-нибудь занимательное или забавное, — таков мой рецепт, и он редко когда не помогает. Здоровье, хорошее расположение духа и богатство — вот самое дорогое в сей жизни, и последнее из них способствует двум первым. С тех пор, как мы с вами виделись, я не проехал верхом и каких-нибудь 400 миль и едва ли проеду более 200 до того, как увижу вас снова; и когда это произойдет, очень прошу вас не пытаться пожать мне руку: я испытываю теперь смертельный страх перед чесоткой, и единственная моя надежда, что, может быть, это просто ко мне под кожу забрались какие-нибудь мерзкие паразиты, клещи, например. Мне удалось уже извлечь несколько, и я надеюсь выскрести остальных. Разве одного этого недостаточно, чтобы впасть в хандру? Ведь, пожалуй, ни одна христианская семья не решится теперь принять меня под свой кров. И это все, что можно приобрести, путешествуя на север. Для меня было бы сущим несчастьем, если бы я был столь же привередлив по части предмета разговоров и собеседников, как вы. Любопытно, что это единственное, в чем вы сходитесь с Глассхилом, который утверждает, что во всей Ирландии нет ни единого человека, кроме Кэда, с которым можно было бы побеседовать. Что бы вы делали в этих краях, где вежливость так же неведома, как и чистоплотность? Однако меня прерывают, так что письму предстоит немного пропутешествовать вместе со мной. Итак, adieu до следующей моей остановки. — 8 августа. Я проехал вчера 29 миль, но ничуть не устал и очень хотел бы, чтобы малышка Эскинейдж могла бы проехать столько же. Отсюда я предоставлю моему письму отправиться в путешествие в одну сторону, а сам поеду в другую; не знаю пока, куда именно, и не ведаю, какие еще хижины и болота встретятся на моем пути. В эту самую минуту я представляю вас такой, какой вас обычно можно увидеть в десять утра, и вы задаете свои обычные вопросы, а я отвечаю на них, непременно сперва помедлив для вида. Эта сцена разыгрывалась уже раз сорок, точно так же, как и другая, длившаяся обычно с двух часов и до семи и, стало быть, на два часа продолжительней первой, но при этом у каждой из них есть свои agr?mens particulier [приятные особенности (франц.). ]. Наступили большие вакации. Закон изволит почивать, и погода стоит прескверная. Как вы коротаете время? Среди полей и рощ вашего сельского обиталища или в обществе кузенов и кузин в городе, а может быть предаетесь размышлениям, которые непременно выводят вас из себя, а потом доискиваетесь причин и приходите к досадным умозаключениям на основании ложных посылок. Самым лучшим собеседником для вас был бы, пожалуй, философ, к которому вы питали бы такое же почтение, как к проповеди. С тех пор, как я расстался с вами, я прочитал больше всякой дряни, нежели могло бы уместиться на всех ваших полках, и чувствую себя от этого намного лучше, хотя едва ли запомнил хоть полслова. Обращайтесь памятью к сценам в Виндзоре и на Кливленд-роу, Райдер-стрит, Сент-Джеймс-стрит и в Кенсингтоне, и в вашем вертепе и к пребыванию полковника во Франции и прочему. Кэд, я уверен, частенько думает обо всем этом, особенно сидя в седле. Какая глупая вещь — время, и до чего глуп человек, который был бы так же недоволен, если бы оно остановилось, как недоволен тем, что оно миновало! Однако я не стану продолжать в таком духе, потому что подобными писаниями и рассуждениями живо нагоню на себя тоску, а это единственное в вас, чему я не стал бы выражать одобрение посредством подражания вашему примеру. — Итак, прощайте до следующего места, где я сделаю остановку, если я вообще где-нибудь остановлюсь до своего возвращения, а сие я предоставляю решить судьбе и погоде.
Завещание Эстер Ваномри
(Извлечено из реестра ее королевского величества суда по делам о завещаниях в Ирландии)
Именем всевышнего аминь! — Я, Эстер Ваномри, одна из дочерей ныне покойного Бартоломью Ваномри, проживавшего в городе Дублине, эскв., находясь в здравом уме и твердой памяти, изъявляю и предписываю эту мою последнюю волю и завещание в соответствии с нижеследующей формой и порядком, а именно:
— Во-первых, я препоручаю мою душу в руки всемогущего господа, а тело предаю земле, с тем чтобы оно было погребено согласно благоусмотрению моих душеприказчиков. Затем я передаю и отказываю все, что мне принадлежит, будь то земля, аренда, наследство или опека, а также все мое недвижимое и личное имущество какого бы то ни было рода и вида его преподобию доктору Джорджу Беркли, одному из членов совета Тринити-колледжа в Дублине, и Роберту Маршаллу из Клонмелла, эскв., а также их наследникам, душеприказчикам и опекунам, коим со всем тем поручается, надлежит и вменяется в обязанность уплатить все мои долги, которые будут за мной числиться ко времени моей смерти, равно как и уплатить перечисляемые ниже суммы, которые мной завещаны или которые будут мной завещаны в любой приписке, каковая будет присовокуплена к этой моей последней воле и завещанию. Item [А также (лат.) .], я дарю и завещаю Эразму Льюису, эскв., сумму в двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Фрэнсису Эннисли из лондонского Сити, эскв., двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Джону Хуксу, эскв. из Гаунтса в Дорсетшире, двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю его высокопреподобию отцу Уильяму Кингу лорду-архиепископу Дублинскому двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю его высокопреподобию отцу Теофилусу Болтону лорду-епископу Клонфертскому двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Роберту Линдсею из города Дублина, эскв., двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Эдмунду Шулдэму из города Дублина, эскв., двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Уильяму Лингину из Дублинского замка, эскв., двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю его преподобию мистеру Джону Антробусу, моему кузену, точно такую же сумму на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Брайану Робинсону, врачу из города Дублина, пятнадцать фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю мистеру Эдуарду Клокеру из города Дублина пятнадцать фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю мистеру Уильяму Маршаллу из города Дублина пятнадцать фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Джону Финн, сыну Джорджа Финн из Килдрута, что в графстве Килдар, и крестнику моей сестры, сумму в двадцать пять фунтов стерлингов, каковая должна быть ему уплачена по достижении двадцати одного года; также я дарю и завещаю его матери миссис Мери Фини сумму в десять фунтов стерлингов на приобретение траурного платья; и ее сестре миссис Энн Векфилд из прихода Сент-Эндрюс в городе Дублине такую же сумму на приобретение траурного платья; Item, я дарю и завещаю Энн Киндон, моей нынешней служанке, сумму в пять фунтов стерлингов на приобретение траурного платья; и ее дочери Энн Клинкскеллз такую, же сумму на приобретение траурного платья; Item, я дарю и завещаю каждому слуге, который будет жить со мной во время моей смерти, жалованье за полгода; и беднякам прихода, в котором мне случится умереть, пять фунтов стерлингов; и я еще раз сим назначаю, доверяю и объявляю вышепоименованных доктора Джорджа Беркли и Роберта Маршалла, эскв. из Клонмелла, единственными душеприказчиками этой моей последней воли и завещания; и также я сим отменяю и объявляю недействительными все прежние и другие мои изъявления воли и завещания, каким бы то ни было способом сделанные, будь то словесно или письменно, и объявляю это своим единственным волеизъявлением и завещанием, в удостоверение чего я, вышеупомянутая Эстер Ваномри, прилагаю к сему свою подпись и печать сего дня, первого мая в лето господне 1723.
Э. Ваномри, (печать)
Подписано, передано и оглашено вышеупомянутой Эстер Ваномри для и в качестве ее последней воли и завещания в присутствии нас, свидетельствующих все вышеизложенное своими подписями, проставленными в присутствии вышеупомянутой завещательницы.
Джас. Дойл, Эд. Траш, Дарби Гэфни.
Последняя воля и завещание недавно умершей Эстер Ваномри были утверждены в соответствии с принятым судебным порядком и копия вручена его высокопреподобием отцом Томасом и так далее душеприказчикам — его преподобию Джорджу Беркли и Роберту Маршаллу после принесения ими личной присяги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112