— Нет ничего удивительного в том, что я знаю его лучше других. Ведь я чуть было не вышла за него замуж.— За Железную Хватку?— Алдур приказал отцу отдать одну из своих дочерей за Ривского короля. Отцу нужно было выбирать между Белдаран и мной. По-моему, Старый Волк сделал правильный выбор, но с тех пор у меня к Железной Хватке особое отношение. — Она вздохнула и печально улыбнулась. — Не думаю, что стала бы ему хорошей женой, — сказала она. — Моя сестра Белдаран была нежной, мягкой и очень красивой. А мне не хватало ни мягкости, ни привлекательности.— Но ты же самая прекрасная женщина на свете, тетушка Пол, — быстро возразил Гарион.— Спасибо тебе за эти слова, Гарион, но в семнадцать лет вряд ли меня можно было назвать хорошенькой. Я была слишком высокой и боевой. Я постоянно ходила с разбитыми коленками и перепачканным лицом. Твой дед никогда особенно не заботился о том, как выглядит его дочь. Иногда в течение месяца к моим волосам не прикасался гребень. Мне ужасно не нравились мои волосы. У Белдаран они были мягкие и золотистые, а мои — как лошадиная грива, и потом эта ужасная белая прядь. — Она рассеянно коснулась гребнем белого локона над левой бровью.— А как она появилась? — с любопытством спросил он.— Твой дед дотронулся до меня рукой, когда впервые увидел, — тогда я была еще младенцем. И прядь мгновенно побелела. У нас у всех свои отметины. У тебя пятно на ладони, у меня эта белая прядь, у твоего деда пятно прямо над сердцем. У всех они в разных местах, но обозначают одно и то же.— Что они обозначают?— Они показывают, кто мы такие. — Она развернула Эрранда и посмотрела на него, поджав губы. Затем легко коснулась завитков у него за ушами. — Ну вот, как я говорила, в молодости я была дикой и своенравной и вовсе не хорошенькой. Долина Алдура не очень подходящее место для девочки, а старые колдуны, каждый со своими причудами, вряд ли могут заменить мать. Они даже не понимают, что от них требуется. Помнишь то большое старое дерево посреди Долины?Гарион кивнул.— Однажды я забралась на него и просидела там две недели, прежде чем кто-то заметил, что я давно не путаюсь под ногами. От этого девочка чувствует себя покинутой и нелюбимой.— А как ты наконец выяснила, что ты действительно прекрасна? Она улыбнулась.— Это уже другая история, дружок. — Она посмотрела ему прямо в лицо. — Ну что, может, мы перестанем ходить вокруг да около?— Ты о чем?— Да это твое письмо про вас с Сенедрой.— Ах, вот что. Я, наверное, не должен был тебя этим беспокоить, тетушка Пол. В конце концов, это моя проблема. — Он смущенно отвел глаза.— Гарион, — твердо сказала она, — в нашей семье нет такого понятия, как личная проблема. Пора бы тебе уже это знать. Что же все-таки у вас не получатся с Сенедрой?— Ничего не получается, тетушка Пол, — в отчаянии произнес он. — Ведь я очень занят государственными делами, а она хочет, чтобы я проводил с ней каждую минуту, как раньше. Теперь мы целыми днями друг друга не видим. Мы больше не спим в одной постели и… — Он вдруг вспомнил про Эрранда и неловко кашлянул.— Ну что, — обратилась Полгара к Эрранду, словно ничего не произошло, — по-моему, ты уже прилично выглядишь. Давай-ка ты наденешь свой коричневый шерстяной плащ и пойдешь разыщешь Дарника. А потом вы вдвоем можете пойти в конюшню и навестить жеребца.— Хорошо, Полгара, — согласился Эрранд и, соскользнув с табуретки, пошел за плащом.— Он очень милый мальчик, правда? — обратился Гарион к Полгаре.— Как правило, да, — ответила та. — Правда, он почему-то считает, что жизнь проходит зря, если ему не доводится пару раз в месяц свалиться в воду.Эрранд поцеловал Полгару и направился к двери.— Скажи Дарнику, что я разрешила вам сегодня утром поразвлекаться, — сказала она ему и в упор посмотрела на Гариона. — Сдается мне, что я буду сильно занята.— Хорошо, — сказал Эрранд и вышел в коридор.Он лишь на мгновение задумался о проблеме, из-за которой Гарион и Сенедра были столь несчастны. Полгара взяла дело в свои руки, и Эрранд знал, что она все уладит. Сама проблема была пустячная, но она каким-то образом разрослась до чудовищных размеров. Эрранд знал, что малейшее непонимание может иногда терзать, как скрытая рана, а слова, сказанные в спешке и сгоряча, жгут словно раскаленные угли. Он также знал, что Гарион и Сенедра очень любят друг друга. Если они оба это осознают, то от нынешнего раздора не останется и следа.Коридоры в ривской цитадели освещали факелы, просунутые в железные кольца, которые крепились к каменным стенам. Эрранд прошел по широкому переходу, ведущему к восточной части крепости. Там он остановился и выглянул в одно из узких окон, пропускавших узкую полоску серо-стального света. Цитадель возвышалась над всем городом, и утренний туман все еще окутывал каменные здания и узкие, мощенные брусчаткой улочки. Здесь и там мерцали освещенные окна. Над островным королевством витал свежий солоноватый запах моря. Древние камни цитадели словно до сих пор источали дух одиночества и заброшенности, который охватил воинов из свиты Ривы Железной Хватки, когда они впервые увидели этот мрачный, открытый непогодам скалистый остров, поднимавшийся из свинцового моря. Эти камни также хранили суровое чувство долга, заставившее риванцев заселить этот город и эту крепость, навсегда защитившую Шар Алдура.Поднявшись вверх по ступеням, Эрранд увидел Дарника, который стоял у стены и глядел сквозь бойницу на Море Ветров, бесконечно катящее свои волны к скалистому берегу, который они лизали своими длинными языками.— Значит, она закончила тебя причесывать, — заметил Дарник. Эрранд кивнул.— Да, наконец-то, — процедил он сквозь зубы. — Мне мало не показалось.Дарник расхохотался.— Нам ведь с тобой не трудно смириться кое с чем, если ей это нравится, правда?— Да, — согласился Эрранд. — Она сейчас беседует с Белгарионом. По-моему, она хочет, чтобы мы не приходили, пока они там не наговорятся.Дарник кивнул:— Да, так будет лучше всего. Пол и Гарион очень близкие друг другу люди. Наедине он расскажет ей то, чего никогда не сказал бы при нас. Надеюсь, она поможет ему выяснить отношения с Сенедрой.— Полгара все уладит, — заверил его Эрранд.Откуда-то из высокогорной долины, где утреннее солнце уже коснулось своими лучами изумрудной травы, послышалась песня пастушки, созывающей стадо. Ее чистый, живой голос звучал как пение птиц.— Вот такой должна быть любовь, — задумчиво произнес Дарник. — Простой, бесхитростной и чистой, как голос этой девочки.— Послушай, Дарник, — прервал его размышления Эрранд. — Полгара разрешила нам пойти к жеребцу, когда ты закончишь свою прогулку.— Я — за, — живо отозвался кузнец, — а по дороге неплохо было бы зайти на кухню и немного подкрепиться.— Да, отличная мысль, — сказал Эрранд.Все складывалось прекрасно. Светило теплое яркое солнце, и конь резвился в манеже, как неразумный щенок.— Король не разрешает на нем ездить, — сказал Дарнику один из конюхов. — Его еще даже не приучали к узде. Его величество однажды говорил о том, что это совершенно особенный конь — вот уж чего я совсем не понимаю. Конь, он конь и есть, верно?— Это связано с тем, что произошло, когда он появился на свет, — попытался объяснить Дарник.— Они все рождаются одинаковыми, — возразил конюх.— Чтобы понять это, нужно было присутствовать при рождении этого жеребенка, — ответил Дарник.Вечером за ужином Гарион и Сенедра как-то странно поглядывали друг на друга через стол, а на губах Полгары играла загадочная улыбка.Когда трапеза подошла к концу, Гарион потянулся и деланно зевнул.— Я сегодня что-то очень устал, — сказал он. — Вы можете здесь еще посидеть, если хотите, а я пошел спать.— Конечно, Гарион, — сказала Полгара.Он поднялся, и Эрранд почувствовал исходящее от него волнение. С напускной небрежностью он обратился к Сенедре.— Идешь, дорогая? — спросил он, выражая этими двумя словами предложение помириться.Сенедра взглянула на него с бесконечной нежностью во взгляде.— Да, Гарион, — сказала она, вспыхнув нежно-розовым румянцем. — Пожалуй, да. Я тоже очень устала.— Спокойной ночи, дети, — с теплотой в голосе произнесла Полгара, — приятного вам сна.— Что ты им сказала? — спросил дочь Белгарат, после того как королевская чета рука об руку покинула зал.— Много чего, отец, — самодовольно ответила она.— Кто-то из них совершил чудо, — сказал он. — Дарник, будь добр, налей-ка мне полную. — Он протянул Дарнику, сидевшему рядом с бочонком, пустую кружку.Полгара была так довольна своим успехом, что даже воздержалась от язвительных высказываний по этому поводу.Было уже далеко за полночь, когда Эрранд проснулся от легкого толчка.— Ну и крепко же ты спишь, — произнес голос, доносившийся, казалось, из глубины его сознания.— Мне снился сон, — ответил Эрранд.— Понятно, — сухо произнес голос. — Одевайся. Ты должен пойти в Тронный зал.Эрранд послушно выбрался из постели, натянул тунику и засунул ноги в короткие сендарийские сапожки из мягкой кожи.— Только тихо, — приказал голос. — Не разбуди Полгару и Дарника.Эрранд тихо вышел из комнаты и прошел по длинным пустым коридорам к просторному Тронному залу, где три года назад он вложил в руку Гариона Шар Алдура, навсегда изменив жизнь молодого человека.Эрранд потянул на себя тяжелую дверь, она слегка скрипнула, и из-за нее послышался голос:— Кто там?— Это я, Белгарион, — ответил Эрранд.Огромный зал был освещен мягким голубым сиянием, которое излучал Шар Алдура, покоившийся на рукояти огромного Ривского меча, который висел над троном острием вниз.— Что ты здесь делаешь в такой час, Эрранд? — спросил его Гарион. Король Ривский сидел, развалившись на троне, перекинув ногу через подлокотник.— Мне приказали прийти сюда, — ответил Эрранд.Гарион удивленно уставился на него.— Приказали? Кто приказал?— Ты знаешь кто, — сказал Эрранд, войдя в зал и закрыв за собой дверь. — Он.Гарион заморгал.— Он с тобой тоже говорит?— Сегодня в первый раз. Хотя я знал, что когда-нибудь это произойдет.— Если он никогда не… — Гарион не договорил и, пораженный, поднял глаза к Шару.Мягкое голубое свечение камня внезапно сменилось на густой темно-красный свет. Эрранд отчетливо услышал странный звук. Когда он носил Шар, у него в ушах постоянно звучал хрустальный звон его песни, но теперь в этом звоне появился безобразный металлический скрежет, словно камень наткнулся на что-то или на кого-то и пришел в ярость.— Берегитесь! — Они оба отчетливо услышали голос, не запомнить который было невозможно. — Берегитесь Зандрамас! Глава 5 Как только рассвело, Эрранд и Гарион отправились на поиски Белгарата. Этой ночью им не удалось сомкнуть глаз; Эрранд чувствовал, как напряжен Гарион, да и сам он прекрасно понимал, что полученное ими предупреждение касалось дела такой важности, что все остальное по сравнению с ним отступало на второй план. Они не стали говорить об этом, а просто сидели в темноте Тронного зала, время от времени посматривая на Шар Алдура, но камень, на мгновение неожиданно побагровевший, будто от гнева, снова замерцал привычной голубизной.Белгарата они застали сидящим у недавно разведенного огня в комнате рядом с королевской кухней. Рядом с ним на столе лежали толстый ломоть хлеба и огромная головка сыра. Эрранд взглянул на хлеб и сыр, внезапно осознав, как он голоден. Старый колдун сидел погруженный в свои мысли и созерцал пляшущие языки пламени; на плечи его был накинут толстый серый плед, хотя в комнате было не холодно.— Раненько вы проснулись, — заметил он, когда Гарион и Эрранд, войдя в комнату, устроились рядом с ним у огня.— И ты тоже, дед, — сказал Гарион.— Мне приснился необычный сон, — ответил старик. — Я все никак не могу от него отвязаться. Мне почему-то приснилось, что наш Шар покраснел.— Так оно и было, — тихо проговорил Эрранд.Белгарат резко вскинул голову.— Да. Мы оба это видели, — сказал Гарион. — Несколько часов назад мы были в Тронном зале, и на наших глазах Шар покраснел. А потом голос, который до сих пор у меня вот здесь, — он постучал пальцем по лбу, — сказал нам: «Берегитесь Зандрамас».— Зандрамас? — озадаченно повторил Белгарат. — Это имя, или название, или что?— Я не знаю, дедушка, — ответил Гарион, — но мы с Эррандом оба это слышали. Верно, Эрранд?Не отводя глаз от хлеба и сыра, Эрранд кивнул.— А что вы оба делали в Тронном зале в такое время? — поинтересовался Белгарат.— Я спал, — ответил Гарион. Тут он слегка покраснел. — Ну, вроде бы спал. Мы с Сенедрой проговорили допоздна. Мы так давно не разговаривали, а нам нужно было многое сказать друг другу. Но вдруг он приказал мне встать и идти в Тронный зал.Белгарат поглядел на Эрранда.— А ты?— Он разбудил меня, — ответил тот, — и сказал…— Погоди-ка, — прервал его Белгарат. — Кто тебя разбудил?— Тот же, кто разбудил Гариона.— Ты знаешь, кто это?— Да.— А ты знаешь, кто он такой?Эрранд кивнул.— Ты с ним раньше говорил?— Нет.— Но ты сразу понял, кто это такой?— Да. Он приказал мне пойти в Тронный зал, что я и сделал. Когда я пришел туда, Шар покраснел, и голос велел нам остерегаться Зандрамас.Белгарат сидел, нахмурившись.— Вы оба абсолютно уверены, что Шар сменил цвет?— Да, дедушка, — уверил его Гарион, — и звук его тоже изменился. Он обычно звенит как колокольчик, а тут он звучал совсем по-другому.— И ты уверен, что он стал красным? Может, он просто потемнел, принял другой оттенок?— Нет, дедушка. Он определенно покраснел.Белгарат встал со стула, лицо его внезапно стало очень серьезным.— Пошли со мной, — коротко сказал он и направился к двери.— Куда мы идем? — спросил Гарион.— В библиотеку. Мне нужно кое-что проверить.— Что?— Не торопи меня. Это очень важно, и я хочу быть уверенным, что все понял правильно.Проходя мимо стола, Эрранд отломил кусок сыра и, откусив от него, последовал за Белгаратом и Гарионом. Они быстро прошли по сумрачным полутемным коридорам и взобрались наверх по узким, отдающим эхом ступеням. За последние несколько лет беззаботной жизни лицо Белгарата приобрело скучающее выражение с налетом ленивой снисходительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52