Возьми своего Яцека с его такси, теперь тебе денежек хватит.Упоминание о Яцеке пригодилось Бежану, сразу вспомнил, зачем они с Робертом явились сюда.Старший комиссар подождал, пока младший коллега не покончит со своим чаем, поднялся с места.— Ну, не буду больше отнимать времени у хозяек, нам пора. Однако, у меня есть парочка вопросов к пану, — обратился он к Мартинеку. — Будьте добры, пожалуйте с нами в комендатуру.— О, вы его арестовываете? — обрадовалась Сильвия.— Да нет, с чего пани взяла? Просто несколько вопросов…— Пожалуйста, верните его завтра, он таки не докончил закреплять мойку, приходится мыть руки над ванной, — решительно потребовала Фелиция. — Ему там надо приделать кронштейн, угломер я уже купила.— Да отдам я его ещё сегодня!Роберт Гурский сделал начальству какой-то непонятный знак и обратился к присутствующим торжественным тоном:— И ещё у нас просьба: сегодня панна Дорота ни в коем случае не должна выходить из дому! Она нам нужна… у нас к ней важные вопросы, можем позвонить в любую минуту. Учтите, просьба категорическая!Хотя категорическая просьба полиции являлась для Бежана полной неожиданностью, он важным кивком подтвердил всю её категоричность.— Домашний арест! — обрадовалась Меланья. — Ну принцесса, добилась!— А все из-за твоего глупого языка и безответственной болтовни! — добавила Фелиция. — Нечего впадать в истерику!— Вот уж никогда не думала, что от полиции может быть такая польза, — пробормотала под нос Доротка, с удовольствием откусывая непропеченный кекс… * * * Бежан, видимо, интуитивно понял, с кем имеет дело, и допрос Мартинека провёл в правильном ключе.— Главное для нас — установить точную хронологию, — начал он, сев за стол и усадив Мартинека напротив. — Очень надеюсь на вашу помощь в этом отношении. Когда вы первый раз услышали о Ванде Паркер?Мартинек ни секунды не промедлил с ответом.— Когда потребовалось прибивать полку в чулане. Так меня подгоняли, так торопили! Оказывается, гостья приезжает.— Вы об этом с кем-нибудь говорили?— Ещё сколько! С пани Фелицией.— Нет, за исключением женщин, проживающих в доме пани Фелиции.Мартинек честно задумался. По лицу было видно — честно.— Говорил! Такой вымотанный в тот день вернулся домой, что дома всем рассказал, ну да они меня не слушали. Одна сестра слушала. Её даже это заинтересовало, не полка, конечно, а пани Ванда. Она ещё сказала — тянет людей на родину, когда состарятся. Вот и она знала одного такого, что у нас всю жизнь прожил, а под старость вернулся к себе в Афганистан, чтобы помереть…— Вы рассказывали дома, что пани Ванда богата?— Ясное дело, рассказал! И что богатому квартиру купить — раз плюнуть, она как раз собиралась купить, пани Фелиция говорила. И что из родных у неё никого тут не осталось, вот и разыскала свою крёстную внучку, чтобы было к кому приехать. И что завещание тут составит, отпишет все внучке и Богу душу отдаст.— И о чем ещё вы рассказывали дома?— Больше ни о чем, потому что сестра отправилась к себе домой, а остальные спать.— Прекрасно, это в первый день. А в последующие кому и что вы говорили?Мартинек опять задумался, на сей раз долго вспоминал.— А в последующие дни только о ней и говорили, но больше про мойку. Я ещё про кронштейн вспомнил…— Если можно, о пани Ванде.— О пани Ванде всю дорогу говорили. Никто не знал, когда она точно прибывает, потому что её письмо затерялось. Ну и предположили — летит вокруг света.— Об этом вы тоже рассказали сестре? Или ещё кому?— Нет, никому. То есть, да, сестре. В те дни мать приболела, так что сестра у нас каждый день бывала, а так она редко приходит. Сестре было интересно про пани Ванду слушать, ну я и рассказывал.— И больше никому, только сестре?— А кому же ещё? У меня и времени не было. Уж наработался я в ту неделю — сил нет! И на лекции ходил, и потом допоздна при мойке вкалывал, а ещё приходилось по магазинам угломер искать. Жуткое дело.— А на лекциях никому не проболтались?— Да нет, как-то к слову не приходилось…Похоже, Мартинек очень жалел, что никому больше не рассказал о приезде пани Ванды, вон как это, оказывается, нужно пану полицейскому, кайся теперь. Знай он раньше, уж бы постарался, всему городу разболтал. Бежан не знал, что и думать. Неужели этот великовозрастный придурок и в самом деле не понимает, почему ему задают такие вопросы, неужели в этой пустой голове не рождается никаких ассоциаций? Трудно поверить в такое счастье.— Да вы не переживайте, — великодушно успокоил он парня, — нет так нет. Расскажите, что было потом.— А потом пани Ванда приехала, аккурат я прибирался в чулане. Вы не представляете, пан полицейский, сколько наработался! Уж там набралось барахла — девать некуда, все выносил и выносил, а тут ещё пани Фелиция мне ногу отдавила, я с мусором выхожу, а панна Дорота как раз привезла американскую старушку. На Яцеке привезла. А потом я о ней с Яцеком говорил, он меня на пиво пригласил, почему не пойти, если приглашают, ведь верно? За пивом я ему, Яцеку значит, много чего порассказал, как там у нас все обстоит и так далее.Яцек почему-то комиссара не заинтересовал.— А с сестрой или с кем ещё вы говорили об американке после её приезда? С какими другими особами?— В этот день другие особы отпали, потому как я сразу пошёл к сестре, ведь мать приболела, я пану уже говорил, и почти не готовила еды, так что домой незачем было возвращаться. А сестре я рассказал, что вот, приехала американка… Ага, тут ещё к ней, к сестре значит, соседка зашла, подруга её, живут в одном доме, дверь в дверь, так она тоже слушала и смеялась. И ещё они с сестрой говорили — хорошо иметь в родне миллионершу, обязательно оставит свои денежки. Причём немного даже с сестрой поспорили. Сестра была за Доротку, а соседка говорила — все Фелиции оставит, как старшей, я ещё порадовался, мне бы это было на руку. А оказалось — сестра угадала. Панне Дороте почти все завещано.Старший комиссар пришёл в чрезвычайное волнение, хотя постарался этого не показать. Стоп, одёргивал себя, никаких скоропалительных выводов, и если этот недоумок говорит правду…— Очень хорошо. Продолжайте, проше пана. И в хронологическом порядке. Что было потом?Многозначительно наморщив лоб, Мартинек опять задумался, вспоминая.— А потом пани Ванда завела привычку дубасить по полу молотком. Даже не потом, а сразу же по приезде и начала. Хронологически — в первый же вечер.— А вы ежедневно бывали в доме Вуйчицких?— Почитай, каждый день.— А у сестры?— Нет, у той каждый день не поешь. Приходилось через день. Знаете, пан полицейский, скуповата она… Но тут один раз вдруг меня даже сама пригласила, хотя особо не радовалась, когда я приходил. А тут пригласила. Как раз, когда пани Ванда собиралась к нотариусу, чтобы написать завещание. Говорила — все им оставит, а больше всех Дороте, но договорилась с нотариусом на следующий день, а в тот день к нему ходила пани Фелиция. Надо же было узнать. И нотариус сказал, что пани Ванда и в самом деле очень богата, вот только не любит за себя платить, или не может, я не совсем понял. А потом была уже та пятница, но я вернулся домой и ни с кем не общался…— Минутку. Расскажите сначала о том случае, когда сестра специально пригласила вас. Соседка присутствовала?— Ясное дело.— И о чем вы в тот день рассказывали?— Да вот как раз о планах пани Ванды и о том, что собирается все родным отписать, а больше всех Доротке.— Как фамилия вашей сестры?— По мужу Прухнякова.— А соседкина?— Фамилии её не знаю, а зовут Вероникой.Ни с того ни с сего Роберт Гурский, до сих пор молчаливо слушавший, вдруг задал неожиданный вопрос:— А как звали мясника, которому после Перикла досталась Астазия?— Клеон, — без запинки ответил смертельно озадаченный Мартинек. — Только он был не мясник, а скорняк, тот, что шкуры выделывает. Какое отношение он имел к пани Ванде?— Благодарю вас, — сухо ответил Роберт и опять замкнулся.Мартинек бросил на него искоса подозрительный взгляд и, наклонившись к Бежану, конфиденциально поинтересовался:— Он что, кроссворды разгадывает?— Иногда, и, представьте, на службе! — так же вполголоса конфиденциально ответил Бежан и повысив голос, задал следующий вопрос:— Итак, в четверг, то есть накануне пятницы, вы последний раз рассказывали в доме сестры о пани Ванде?— Откуда! Потом ещё сколько раз рассказывал, ведь только ей и было интересно, моих стариков такие вещи не колышат. А брата и вовсе. Но тогда пани Ванду уже убили…Бежан остановил разогнавшегося свидетеля:— А теперь, пожалуйста, не торопитесь, подумайте хорошенько и дайте ответ. Вы ни с кем больше не говорили о пани Ванде кроме Яцека, сестры и её соседки? Никому ни словечка не рассказали о том, что происходит в доме Вуйчицких? Ни словечка о богатой американке? Никому? Ни знакомому, ни случайному человеку?Честный парень задумался надолго. Аж вспотел с натуги, так старался вспомнить. И наконец сокрушённо покачал головой.— Нет, проше пана. Никому. А все из-за проклятой мойки. Ведь все силы из человека выжимала, до сих пор я ещё не кончил с ней. Света божьего из-за неё не видел, не до разговоров было. А главное, пришлось все время проводить на Йодловой. Так что вы уж извините, пан комиссар…— Ничего, на нет и суда нет. А все-таки кое в чем вы помогли нам, во всяком случае тот один удар молотком вы слышали…— Слышал! — обрадовался Мартинек. — А как же, очень даже слышал!— Больше у нас нет вопросов. Спасибо. Можете быть свободны. Да, кстати, куда вы намерены отсюда отправиться?— К сестре, куда же ещё?И тут в голосе до сих пор улыбчивого и благодушного пана комиссара вдруг прозвучали такие грозные раскаты, что перепуганный Мартинек вскочил и встал навытяжку.— Ни в коем случае! Немедленно возвращайтесь прямо домой, никуда не сворачивая, и ждите наших распоряжений! Мы позвоним! Это приказ. Вы слышали, что и панне Дороте полиция запретила выходить из дому.— Но у сестры тоже есть телефон… — заикнулся было Мартинек.— Нам лучше знать! — гаркнул офицер полиции. — Повторяю: немедленно возвращайтесь домой, по дороге никуда не заходя, и безотлучно сидите у телефона! Мы можем позвонить в любой момент. Телефон тоже не занимать! Чрезвычайное положение. Конечно, если вы предпочитаете побыть в камере предварительного заключения…— Нет, нет, не предпочитаю, спасибо…— В таком случае извольте выполнять наши распоряжения! Иначе мы вынуждены будем принять меры.Бежан явно переборщил. Мартинек струхнул не на шутку.— А в случае чего брата придушить?— Что? — не понял комиссар.— Мой брат вечно висит на телефоне.— Сколько вашему брату лет?— Семнадцать.Комиссар сурово нахмурился.— В таком случае сообщите ему о нашем распоряжении, взяв слово молчать. Скажите, — его гражданский долг воздержаться на этот вечер от болтовни по телефону. Не прикасаться к телефонной трубке, вам понятно?! Итак, немедленно домой и ждать наших распоряжений! * * * — Первый раз такого встречаю! — сказал Роберт Гурский, когда свидетель вышел из кабинета.— С чего ты вдруг Перикла вспомнил? — полюбопытствовал начальник.— Хотел убедиться, что он не полный кретин и хотя бы фамилии не перевирает. Оказывается, эрудированный парень, кое что помнит из древней истории.— Твоё мнение о парне.Роберт попытался связно изложить свои впечатления. Случай намного сложнее, чем с Яцеком. Там Роберт чувствовал полное доверие к парню, можно сказать — они с Яцеком одной крови. С Мартинеком все гораздо сложнее. Он сам по себе являлся если не проблемой, то во всяком случае загадкой.Нечто неопределённое, не то безнадёжно глупое, не то ловкач себе на уме. А если даже и ловкач, то такой… добродушный, вряд ли опасный для окружающих, вряд ли хищник. Не лгал, это ясно. Настолько уверовал в собственную непогрешимость, что даже в голову ему не пришло как-то доказывать — он вне подозрений. Видимо, все сказанное им — правда. Роберт даже подумал: если бы такая правда грозила кому-то высшей мерой, парень ни на минуту не свернул бы с пути истины, не задумываясь, к чему могут привести его показания. Этот человек просто не в состоянии проявить заботу ни о ком в мире, кроме себя, любимого. Правильно охарактеризовала его панна Дорота, девушка неглупая.Все эти соображения промелькнули в голове и сформулировались в коротком резюме:— Он не лгал.Бежан кивнул. Он пришёл к такому же мнению, а хотел знать, что думает Роберт. Все-таки разница в двенадцать лет сказывается, ассистент же с подозреваемым — представители одного поколения, им легче понять друг друга.Итак, Мартинек говорил правду. И не важно по какой причине, по наивности ли, по глупости, или в силу горячего желания помочь органам правопорядка.— Ладно, с ним пока все. Что ты собирался мне сказать о Доротке? Она тебе о чем-то сообщила?Роберт в подробностях передал начальству излияния девушки, упомянув и кота, и проклятое манто. Бежан слушал внимательно.— Так вот почему ты запретил ей выходить из дому! Правильно сделал. Надо пообщаться с тем спортсменом, завтра отправлю кого-нибудь из наших в «Легию». Знаешь, я уже сомневаюсь, — может, не следовало выпускать Мартинека?— Ты его здорово напугал, он и не прикоснётся к телефонной трубке.— Но брату расскажет, и родителям. А брата мы под домашний арест не посадили. Холера, и сейчас никого не найду, чтобы покараулил у его дома, и дома сестры.— Так ты полагаешь…— А ты нет?— Основания имеются. Только вот мотива не вижу…— Или эта самая Доротка что-то знает, о чем сама не знает, так часто случается, вдруг, что услышала от покойной, или все дело в деньгах, которые она наследует. Интересно, кто станет её наследником. Тётки?Роберт Гурский закончил юридический и был подкованным молодым следователем.— Дети, супруги, родители, близкие родственники — сестры, братья, именно в таком порядке, и дети всех перечисленных выше, — без запинки процитировал он. — Родственники во втором и третьем колене. Причём правило распространяется в обе стороны, состояние внука может наследовать дед.— А кто имеется у панны Дороты? Ну, тётки, родные сестры её матери. Детей вроде ни у одной нет, но надо проверить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48