— Может, он о чем знает. Куда подевалась Доротка? Мне по-английски не договориться с телефонистками!Добрый доктор Малик и тут пришёл на выручку. Он прекрасно понимал, какие неприятности ожидают его пациенток, и очень им сочувствовал. К тому же ему, как медику, самому было интересно узнать, отчего умерла эта старушка. Возможно, не захотела, чтобы какая-то болезнь была отмечена в документации? Тогда лишь вскрытие её выявит.— Что касается языка, то я к вашим услугам, милые пани. Английским я владею свободно. Что надо сделать?Вторичные поиски Войцеховского выявили, что, во-первых, английский Доротка знает лучше доктора, а во-вторых, идти проторённым путём оказалось легче. Войцеховского попросили позвонить по известному ему варшавскому телефону, что тот и сделал.— Вы сядьте, проше пана, — начала Фелиция. — Сели? Ванда померла.Донёсшиеся с того конца провода звуки свидетельствовали, что Войцеховский, наоборот, вскочил и при этом что-то разбил.— Как это померла? Что произошло? Несчастный случай?— Нет, скончалась сама по себе этой ночью, в своей постели. Отчего умерла — не знаем. И наш доктор не понимает, хотя с её медицинскими бумагами ознакомился. Может, у неё была какая-то болезнь, о которой не упоминается в документации?— Боже! Боже! Вандзя умерла! Наконец… то есть, я хотел сказать, какое несчастье!— Не волнуйтесь, я вас понимаю, — чуть ли не ласково произнесла в трубку Фелиция. — Вы знали её долгие годы, можете нам сказать, чем она болела?— Болела?! — пришёл в себя Войцеховский. — Да она ничем не болела! Дай Бог всем нам такое здоровье! Здорова была как бык, до сотни бы запросто дотянула.— А шампанское?— При чем тут шампанское?— Вчера за ужином она так налегала на шампанское… любо-дорого смотреть. От шампанского ей не становилось плохо?— Напротив, от шампанского ей становилось очень хорошо! Воодушевлялась, приходила в замечательное настроение и потом отлично спала. Умерла скоропостижно? Может, у вас там, в Варшаве, какие вирусы свирепствуют? К вирусам она была излишне чувствительна, поэтому они её избегали. То есть, она избегала, то есть… ох, совсем запутался.— И я им не удивляюсь! — пробормотала Фелиция вполголоса и громко закончила: — Значит, никакими болезнями она не страдала, и, причин для смерти у неё не было. Благодарю вас.— Я позвоню! — пролепетал взволнованный Войцеховский. — Хотел бы знать, что покажет… гм… специальное обследование…Положив трубку, Фелиция с надеждой взглянула на доктора Малика. Разговор с Войцеховским он слышал, на сей раз слышимость была отличная, Войцеховский гремел на всю гостиную. Доктор в свою очередь взглянул на Фелицию, и в его взгляде выразилось ещё больше сочувствия.— Ничего не поделаешь. Даже учитывая возраст усопшей, не имею права дать справку о смерти. Придётся-таки позвонить в полицию, увы, это является моим долгом… * * * После успешной ликвидации грандиозной финансовой афёры некий Эдик Бежан, сотрудник полиции, был переведён из отдела экономических преступлений в отдел особо тяжких уголовных преступлений. Переведён с повышением, теперь он стал старшим комиссаром. Информация о скоропостижной кончине совершенно здорового человека была получена им в рекордно короткое время, но особого волнения не вызвала — в конце концов, проживший на свете восемьдесят восемь лет человек получает определённое право покинуть сей бренный мир.Однако уголовно-процессуальный кодекс для того и существует, чтобы его требования выполнялись.Опять же в рекордно короткое время тело усопшей было доставлено в прозекторскую для проведения вскрытия, после чего Эдик некоторое время раздумывал, не посетить ли самому дом, где скончалась Ванда Паркер, тем более что тот находился на пути к его собственному. Жена старшего комиссара в этот день находилась на дежурстве в своей больнице, дома его никто не ждал, увы. Комиссар по-прежнему любил жену, ценил её общество, и пребывать дома в одиночестве удовольствия не доставляло. И даже свои дежурства в отделе старался совмещать с её дежурствами в больнице, чтобы не так страдать. Даже иногда удавалось проводить вместе воскресенья.Спрятав в шкаф пока ещё тощую папку с делом Ванды Паркер — всего одна бумажка, рапорт дежурного полицейского о смерти пожилой женщины, — комиссар вышел из кабинета. * * * Добрый доктор Малик по собственному почину дождался прибытия санитарной машины, сам переговорил с полицейским врачом, избавив от этой неприятной процедуры своих пациентов, и только потом отправился домой. В случае необходимости, заботливо предупредил доктор сестёр Вуйчицких, он всегда к их услугам, будет дома, достаточно позвонить.Доротка вернулась в тот момент, когда из их дома выносили носилки с чьим-то неподвижным телом, прикрытым накидкой. Поражённая Доротка застыла.— Езус-Мария, что это? — только и могла выговорить девушка.— Твоя крёстная бабуля, — холодно информировала стоявшая в дверях дома Фелиция.— Почему? Что случилось?— Ничего. Умерла.Девушка явно не могла осознать того, что случилось, но и расспрашивать тоже она была не в состоянии. Фелиция чуть ли не силой втолкнула племянницу в дом.— Принцесса конечно же явилась на готовенькое! — ядовито приветствовала Меланья появление девушки. — Сегодня суббота, издательства не работают, лекций нет. Интересно, где ты шлялась до сих пор? Не могла явиться раньше?— Зачем? — наивно удивилась Сильвия. — Ведь Вандзи бы все равно не воскресила. — И обратилась к Доротке: — Голодная, небось? Пообедаешь? Хотя какой обед, ужин скоро, а пока можешь заварить себе чаю. А заодно и нам.Заваривание чая было знакомой процедурой, делать это Доротка могла и в бесчувственном состоянии. Автоматически заварила чай и, когда с уставленным стаканами подносом вошла в столовую, уже обрела способность формулировать мысли.— Что же все-таки произошло с крёстной? Последствия вчерашнего приёма или ещё что? Она и в самом деле умерла?— Нет, её живёхонькой вынесли в брезенте! — съязвила Фелиция.— Это был не брезент, а пластиковая накидка, — вежливо поправил благодетельницу Мартинек.Доротка в отчаянии переводила глаза с тётки на парня и обратно.— Не верю! — крикнула она. — Не может этого быть! — И бросилась наверх, чтобы убедиться, наверное, собственными глазами, что сейчас её не разыгрывают.Дверь в бывшую её комнату была распахнута настежь, комната пуста, крёстной бабули и в самом деле нет. Но ведь она могла и уйти куда-то по своим делам, а эти… эти просто издеваются над ней!Войдя в комнату, Доротка распахнула дверцу шкафа: и манто, и пальто бабули висели на своих местах. Неужели её действительно вынесли на носилках в брезенте или как его там…— Мне самой интересно, что покажет вскрытие, — говорила внизу Фелиция. — Возможно, инсульт…— У неё же давление низкое, — напомнила Меланья. — Как у молодой девушки.— Тогда и не знаю… Разве что наша Сильвия её отравила, вот только не знаю чем…— Может, наш климат её убил? — высказала Сильвия робкую надежду.— Нас же не убивает, а она полсвета пролетела — и ничего.— Мы привычные, а наш воздух — сама знаешь. И вода. Никто не видел, может, она из-под крана напилась? Помереть недолго, особенно человеку непривычному.— Господи, да скажите же толком! — взмолилась Доротка. — Крёстная была больна? И кто сегодня был при ней? Как она себя чувствовала? Может, после вчерашнего… может, перепила шампанского… да говорите же!Сильвия сжалилась над племянницей.— А что говорить? Спала она и спала, завтрак проспала, обед проспала, ну Фелиция и отправилась к ней, чтобы разбудить хоть на ужин. Смотрит, а она уже померла.— Вы доктора вызывали?— Был доктор Малик и понять не мог, от чего…— Я опять поговорила с Войцеховским, — пояснила Фелиция, — спросила, не болела ли Вандзя чем. Тот сказал — здорова, как бык.— …а теперь нам придётся её похоронить.— …хотим мы этого или нет…— …вот почему не тарабанила…Теперь все три тётки заговорили одновременно.Доротка не знала, кого слушать, совершенно сбитая с толку. Фелиция вдруг вспомнила:— А, да ведь ты сама, похоже, последняя видела её живой, когда ей чай относила. Как она выглядела?— Никак. Нормально, — слабо ответила Доротка.— Что делала? — не отставала тётка.— Лежала в постели. А молоток, как всегда, спрятала, я его не видела и не могла отобрать, — привычно попыталась оправдаться Доротка.— Так ты молотка не видела? — каким-то особым тоном повторила Фелиция.— Нет, не видела, должно быть, спрятала под себя.— Ничего тебе не говорила?— Попросила подать зеркало.— И ты подала?— Подала. А что, не надо было подавать?Не отвечая, Фелиция продолжала допрос:— А что было потом?— Потом ничего не было. Я ушла. Не стала допытываться, не надо ли чего ещё, очень уж устала, а вот теперь совесть меня мучает, — расплакалась Доротка.— Сдаётся мне, она потом ещё раз долбанула в пол, — неожиданно произнёс внимательно слушавший Мартинек. И привлёк к себе всеобщее внимание.— Долбанула? — вскинулась Фелиция. — Я ничего не слышала. Когда?— Долбанула? — не поверила Меланья. — Только раз?— Я тоже не слышала, — высморкавшись, проговорила Доротка. — Может, упало что?— Что у неё могло упасть, ты ведь сама говорила…— А я все-таки хочу знать, как будет с похоронами! — упорно придерживалась своей темы Сильвия: — Где похороним покойницу? На Повонзка? или на Брудне?— Почему это тебя так волнует? — подозрительно поинтересовалась Меланья. — Она что, высказывала на сей счёт какие-то пожелания?— Да нет, я так…— Может, в завещании написала, — предположил Мартинек.Фелиция раздражённо проворчала:— Похороним её там, где проще всего оформить. Ну вот, опять дубасит. Не слышите, что ли? Да нет, в калитку!В калитку дубасил Эдик Бежан, отчаявшись культурно дозвониться. Он ведь не мог знать, что Фелиция света над калиткой не зажгла, позабыла — такой уж сегодня суматошный день, а в темноте полицейский звонка не нащупал. С крыльца поинтересовались — «кто?», от калитки крикнули — «полиция», и старшего комиссара впустили без проволочки. Полицию в доме уже ждали, хотя Меланья и не преминула уколоть старшую сестру:— Надо было вызвать какого-нибудь молодого идиота, а не умного доктора Малика. Молодой бы не моргнув глазом выписал справку о кончине старухи, для него восемьдесят лет — такая древность, что смешно и сомневаться в причине смерти.Эдик Бежан вошёл в гостиную, представился, сел за стол и согласился выпить стакан чаю. В главах безутешных родственников покойной опытный полицейский узрел целый океан любопытства и крошечную песчинку тревоги. Так и должно быть — полное отсутствие беспокойства показалось бы полицейскому подозрительным, Эдик Бежан был не только опытным полицейским комиссаром, не только умным человеком, он был ещё человеком хорошо воспитанным.— Возможно, мой приход некстати, — начал он с приличествующей случаю дозой соболезнования в голосе, — и мне следовало бы явиться попозже, когда у нас уже будут результаты вскрытия, но поскольку правила требуют составления протокола, вот я и подумал — пообщаться для начала в неофициальной обстановке, без протокола, если, разумеется, пани не против и располагают временем…— Располагаем! — не очень учтиво перебила Фелиция представителя следственных органов. — И как раз обсуждаем это… это прискорбное событие. Так что подключайтесь…— Очень, очень мило! — обрадовался Эдик Бежан, украдкой рассматривая сидящих за столом. — Ведь так важно узнать о несчастье с человеком от его близких. Расскажите, пожалуйста, что произошло. Откуда вообще в вашем доме появилась гражданка Соединённых Штатов?Опытный следователь уже понял, что сидящие за столом бабы — родственницы. Самой старшей по виду лет семьдесят, она энергична и самоуверенна. Следующая по возрастному признаку наверняка её сестра, блондинка, очень полная, ей за пятьдесят, а если бы хоть немного постаралась, могла бы и за сорокалетнюю сойти. Третья, видимо, также сестра, в возрасте между сорока и пятьюдесятью, очень интересная женщина и несомненно умна, по лицу видно. Четвёртая — девушка лет двадцати — относилась уже к следующему поколению. Она была явно расстроена и недавно плакала. Тёмные пышные волосы, видимо, обычно собранные в пышный пучок, рассыпались по плечам в беспорядке, что отнюдь не портило её внешности. Очень красивая девушка. Да и остальные женщины по всей вероятности в молодости были красивы, они и сейчас ещё ничего. Единственный представитель сильного пола, молодой человек среднего роста, худощавый, с приятным лицом, не отмеченным печатью гения, тем не менее производил впечатление добродушного и честного малого.Вопрос с американской гражданкой прояснила старшая из женщин, жестом и строгим взглядом утихомирив уже раскрывших рты сестёр. Да, они сестры, комиссар больше в этом не сомневался.Рассказав о том, каким образом Ванда Паркер оказалась в их доме, Фелиция добавила:— Так как пан из полиции, полагаю, имеет смысл показать вам письмо, полученное нами от поверенного Ванды. Где письмо Войцеховского? — Фелиция вопросительно глянула на сестёр.Те молчали. Отозвалась Доротка:— Вчера ночью вы его держали в руках, тётя.Глаза Фелиции гневно сверкнула.— И что я с ним сделала?Доротка тоже придерживалась мнения, что письмо Войцеховского очень неплохо предъявить полиции: это избавит их от лишних пояснений и явится свидетельством того, что они говорят правду. Ведь полиции нужна правда и только правда. Вот только куда тётка умудрилась его опять задевать? Последний раз она держала конверт с письмом в руках, когда они дозванивались до Нью-Йорка. Потом тётка выгнала её из гостиной, а сама начала говорить с Войцеховским. И руки у неё были свободны, Доротка помнит, как Фелиция одной рукой взяла трубку, а другой придвинула аппарат. Никуда не выходила, от телефона не удалялась.Сосредоточенно нахмурившись, Доротка подошла к маленькому столику у окна, на котором стоял телефонный аппарат, просмотрела лежавшие рядом бумаги, нагнулась к телефонным книгам, что стояли на полочке под столом, выпрямилась, огляделась и извлекла письмо Войцеховского из-за ближайшего цветочного горшка на подоконнике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48