За тысячу восемьсот долларов они всучили тебе радарную установку, которая время от времени сигналит, а ты замираешь от страха. Пойми, ты потерял свои деньги, а они нашли человека на борту, который выкинул эту штуку на свалку. Тебя надули, Флетчер, надули дважды! Ты видел таймер на этом прессе?— Нет.— У него люминесцентный циферблат. Большой. Он может заставить любой счетчик реагировать черт знает как. Ты на этом попался, дружище!Он сразу все понял. Мы выбрались из доков, нашли аптеку и выпили там по чашке кофе.Вскоре мы уже говорили о Панаме, но мыслями он был не со мной. Перед глазами Флетчера были потерянные тысяча восемьсот долларов. Он понимал, что теперь не доберется до Пердеса. Но я сказал ему, что он счастливчик, раз выпутался из этой истории.После полудня я расстался с ним. Мне пришлось пройти пешком три квартала, прежде чем удалось найти такси и вернуться в отель.Для жениха денек начинался не слишком весело, но, может быть, мне повезло так же, как и Флетчеру, что я выпутался из этой истории. В четыре часа меня окрутят — и кончено.Я стал собирать вещи. Мои пожитки вместил один кожаный чемодан. Я хотел позвонить, вызвать посыльного и уведомить, что выезжаю из отеля, как вдруг телефон зазвонил и голос портье спросил меня:— Вас вызывают, сэр. Будете разговаривать?Я подумал, что это Рондина, и поспешно ответил:— Пожалуйста.В трубке раздался голос Мартина Грейди:— Тайгер, ты на задании. «Платон». «Платон» — это серьезно. Убить или быть убитым. Вся структура Америки в опасности. Альтернатива — война! Глава 2 Я постучал, и Рондина открыла дверь. Она стояла в дверном проеме, высокая и прекрасная. Зеленый домашний халатик, затянутый поясом на талии, приоткрывал совершенную по форме грудь и подчеркивал соблазнительную округлость бедер.Ее каштановые волосы, подсвеченные сзади солнечными лучами, сияли как золотая корона, а губы трепетали в чудесной улыбке.— Хэлло, Рондина.Нет, не Рондина, а Эдит Кейн. Рондина же давно мертва. Она была старшей сестрой Эдит, которая сейчас как две капли воды похожа на Рондину двадцать лет назад.Годы войны, подумал я, страшные, невероятные годы, которые теперь кажутся нереальными.Та, первая Рондина, сама выбрала свою судьбу, когда ушла из добропорядочного уютного дома Кейнов в стан нацистов и стала шпионкой. Я же был агентом американской разведки и выследил ее в оккупированной Франции, чтобы убить. Неожиданно между нами вспыхнула любовь... но Рондина вогнала в мою грудь две пули и оставила подыхать. Меня потом долго терзала ненависть...Я долгие годы носил с собой ее фотографию — прекрасное тело и лицо, которые я не мог забыть. Спустя много лет после того, как она была убита, я встретил Рондину вновь. Нет, не Рондину, а Эдит, ее младшую сестру. Однако для меня Эдит всегда оставалась Рондиной, которую я любил; она не возражала, и за это я любил ее еще больше.Я чуть не убил ее сначала, потому что подумал, будто это Рондина вернулась с того света. Теперь я убивал бы для нее и ради нее так же, как она убивала бы ради меня.— Тайгер! — Она протянула руку, которую я жадно хватил. Ее рот был мягким, страстным цветком, горячим, влажным, пальцы вцепились в мои плечи, а я прижал ее к себе так сильно, что мы казались одним человеком, который объят непомерным, всепоглощающим желанием. Но что-то примешивалось к объятию, она это почувствовала. Оторвалась от моих губ, вырвалась из кольца моих рук и посмотрела вопросительно:— Милый, что с тобой?У нее был низкий, чуть хрипловатый голос, который меня особенно волновал.— Давай присядем.Мы вошли в комнату, и она взяла меня под руку. Как непросто объяснить ей! Я позволил ей напоить меня кофе. Она покорно ждала, и наконец я сказал:— Придется отложить нашу свадьбу, родная...Боль, вспыхнувшая в ее глазах, была мимолетной.Она ушла, оставив печальный блеск, говоривший о многом.— Ты можешь объяснить мне?Я покачал головой:— Нет, прости.— Но сегодня...— Я собирался заявить об увольнении. Но это случилось раньше... Дело очень важное, и никто другой не сможет с ним справиться.— Никто?— Киска, милая... Это касается безопасности страны и, может быть, твоей тоже. Англия и США связаны так крепко, что случившееся у одних затрагивает и других. Я не могу выбраться из этой истории, не могу ничего объяснить. Ведь и так сказал тебе немало. У нас есть свод правил, который нельзя нарушать до самой смерти, а она всегда рядом. Прости, девочка, но прежде всего моя работа, а уж потом... Ты умница и поймешь меня!— Это очень трудно. — Она вдруг отвернулась, а губы сложились в жалкое подобие улыбки. — Я даже не знаю, что сказать...— И не надо. Я быстренько покончу с этим делом и вернусь.Ее глаза встретились с моими.— Ты уверен, что вернешься? На этот раз?— Я всегда возвращался.— Но это в последний раз? А потом ты останешься со мной? — Она поставила чашку с кофе и сложила руки на коленях. — Скольких ты убил, Тайгер? Сколько раз пытались убить тебя! Обстоятельства, обстоятельства! Но твоя звезда может закатиться, и тогда...— Рондина...— Нет, дай мне сказать. Раньше тебе было все равно — жить или умереть. Это работало на тебя. Но теперь ты совсем другой и можешь погибнуть. Можешь не вернуться на этот раз.Я встал и повертел в руках свою шляпу:— Когда все кончится, вернусь.— Я могу и исчезнуть.— Найду тебя.— Я не об этом. Просто слишком долго мучилась. Мне казалось, что я нашла любовь и безопасность, о которых мечтала, а теперь все идет прахом...Я не мог сказать того, что хотел. Не мог объяснить, не имел права спорить, да мне и не хотелось. Не было преграды, которую она не могла бы преодолеть, если захотела бы, а если нет, то...— Колесо уже повернулась, детка. Твой номер выигрывает или нет. Но я вернусь. Есть люди, которые не меняются. Я один из них.Подойдя к двери, я обернулся и подмигнул ей. На ее лице была все та же печальная улыбка, и я знал, что у нее сейчас творится в душе. У меня однажды было такое.«Хуже быть он и не мог, этот свадебный денек, — вертелись у меня в голове две дурацкие строчки. — Хуже быть он и не мог...» * * * Я забрал свои пожитки и переехал в отель «Король Леопольд», сняв номер на имя X. Толбота (по инструкции Грейди). Подождал полчаса, набрал номер Ньюаркского контрольного центра, попросил Вирджила Адамса и сказал пароль:— Тайгер Мэнн. Это «Платон», номер 4-4-9-1. Пароль верен?— Двойная связь. Темплтон-2.— Дартмут, — произнес я.— Роджер, Тайгер. Я тебя по голосу узнал. Б-Икс тоже знает твой голос, но, понимаешь, служба...— 2-21. В чем дело, ребята? Меня ни о чем не предупредили.— Так Грейди распорядился. Ты знаешь что-нибудь о Габене Мартреле?— Читал.— Так вот, он тут. На Чёрч-стрит, в конторе службы безопасности.— Почему?— Он был чуть ли не самой главной шишкой в международном разведывательном мире, его обменивали в войну, личное дело длинное, как простыня. Он был в ракетном кордоне, организовывал проект Белтова и нафарширован именами и явками, которые помогут нам вырваться на десять лет вперед!— Почему же он здесь? Что заставило его перейти на другую сторону? Женщина?— Ты прав, Братец Кролик. Теперь ты в курсе, действуй.— С удовольствием, — ответил я и бросил трубку.История моей жизни, только в другом варианте. Женщина — и ты убит. Женщина — и ты жив. Но каждый раз это катастрофа. * * * Уолли Гиббонс нашел меня в семь часов вечера в баре на Сорок четвертой улице. Он был вместе с Дэйвом Северном, политическим обозревателем его газеты. К тому времени я прочел все утренние газеты, собрал вырезки и стал раскладывать их на столе в шахматном порядке. Каждая вырезка была частью официального сообщения, и я надеялся, что раз к этому делу допустили репортеров, то Северн мог пронюхать что-нибудь новенькое, нос у него был достаточно длинным.Но в газетах все сводилось к одному: Габен Мартрель, ключевая фигура в операциях Советов, попросил политического убежища в первый же день своего приезда в Америку с делегацией для переговоров по разоружению.После того как Уолли объяснил нам детали, мы выпили и заказали ужин.Дэйв знал, кто я, но его язвительная улыбка не стала при виде меня более презрительной. Эти репортеры могут беседовать с президентами и с убийцами, не меняя выражения лица. И все же я понимал, что мои вопросы не вызывают у него особого энтузиазма.— Раз уж ты влип в это дело, Тайгер, каковы твои планы? — спросил Дэйв.— А!..— Газеты ничего не получили. Был приказ — ни звука, понимаешь?Я молча кивнул.— Уолли не дал мне подсыпать деталей в мою статью. Плохо, что придется молчать.— Лучше уж так, — сказал я ему.Он отхлебнул свой мартини и ухмыльнулся:— Я знаю, почему тебе дали такое безумное прозвище...— А вот и нет. Мой папаша окрестил меня Тайгером. Это не кличка.— С ума сойти! Однако к делу. Зачем ты здесь?— Габен Мартрель! — ответил я.Они обменялись быстрыми взглядами, и вся их веселость куда-то исчезла.— Ты что-то крупно играешь, Тайгер, — сказал Дэйв. — Они этого парня держат за семью замками и будут держать. Никто к нему не пройдет, кроме наших разведчиков, пока он не расскажет все, что должен рассказать.— Это меня и занимает.— Что именно?— Например, что ему мешает заговорить. Он может получить политическое убежище и не разглашая особых тайн.— Понимаешь, на эту тему нам ничего не сообщили, но я слышал... конечно, не из официальных источников, что сам он очень хотел бы высказаться.— Ну и пускай говорит.Они опять переглянулись.— Ты что-то проведал?Дэви наклонился ближе к столу:— Что?— Имя Габена Мартреля уже появлялось в газетах несколько лет назад. Ты проверял, по какому поводу?— Нет. Наши эксперты знают его по официальным каталогам и по политическим выступлениям. Он всегда был глубоко в тени. Но в последние годы стал выдвигаться, потому что правительство сместило многих лидеров. Он стал ответственным за африканские и панамские инциденты. Больше о нем ничего нет.— Придется еще немного покопаться в грязи, дружище.— Ты что-то уже раскопал, Тайгер. Что это?— Может быть... Я точно помню, что его имя уже появлялось в газетах.Северн откинулся на спинку стула, посмотрел на меня и кивнул:— Если так, то я это найду!— Хорошо, посмотрим завтра вместе.Принесли ужин, и мы принялись за еду. Уолли Гиббонс казался взволнованным. Когда его глаза встречались с моими, тут же опускал их в тарелку. Он был бродвейским репортером, писал статьи о музыкальных шоу и ревю. Его деятельность строго ограничена скандалами в сфере звезд, звездочек и жизнью полусвета.В начале девятого мы простились, и когда я, усадив их в такси, отправился по Бродвею в контору Эрни Бентли, то чувствовал, что у меня на душе скребут кошки. Я знал, что застану Эрни, так как он уходил в работу с головой и время для него не имело значения.Во время войны Эрни участвовал в Манхэттенском проекте, демобилизовался в сорок шестом и работал в химическом отделе крупной нефтяной компании до тех пор, пока Мартин Грейди не вспомнил о его изобретательских талантах. Хорошая зарплата и свобода действий сделали для него больше, чем правительственная поддержка. Если дело доходило до важных событий, подобных нынешнему, он оказывался единственным человеком, который мог с легкостью волшебника сотворить из воздуха все — начиная от документов и кончая новорожденным младенцем.Но ничего особенного мне не требовалось. Среди хозяйства Мартина Грейди были два издательства, выпускающие популярные толстые журналы, и мне понадобилась журналистская карточка и кое-какие фотоигрушки.Эрни хватило пяти минут, чтобы сделать карточку, вручить мне «лейку», другие вещи и взять с меня расписку.X. Толбот стал теперь представителем четвертой власти — прессы.— Настоящее дело, Тайгер? — только и спросил Эрни.— Кто знает.— Думал, что ты сегодня женишься.— Я тоже так думал.— Дай мне поразмыслить, голубчик, а то я начал одно исследование, и если...— Это «Платон», Эрни. Ты автоматически подключаешься к операции.Он протяжно свистнул:— В последний раз подобное было три года назад. Кто теперь?— Габен Мартрель — советский перебежчик.— Думаю, с этим делом связано немало. Что известно сейчас?— Почти ничего. Он еще не пришел в себя, и к тому же к нему нельзя подступиться. Мысленно твержу про себя его имя, и сдается мне, что я уже слышал его когда-то, но когда? Тем не менее он разведчик и его пока держат взаперти.— Знаю, на Чёрч-стрит. Херби Бендер сказал, что ему известно только официальное сообщение правительства.— Я знаю.— Черт побери, — возмутился Эрни, — это тот самый Мартрель, который крутил любовь с лыжницей во время Олимпийских игр пятьдесят шестого года.Я оторвался от разбора «лейки» и уставился на Эрни.— Вот откуда я помню это имя! — воскликнул я. — У тебя феноменальная память!— Ну, я же болельщик! Был там. Девочка что надо!— Кто она такая?— Это не по моей части. Я интересовался лыжами, а не любовью. Стар уже для такого рода игр.— К счастью, не все на тебя похожи.— Что?— Ничего.Я уже думал о личном деле Габена. На фото — высокий мужчина с редеющими волосами. На лице отпечаток многих лет учебы и преданности своей особой работе. Ему 52 года, холост, член партии с 1929 года, в годы войны занимал значительное, но официально не объявляемое положение в правительстве до тех пор, пока не стал одним из лидеров в стране. Он мог бы добиться еще большего, если бы продолжал действовать так же энергично.Но он холост. А холостой мужчина — добыча для женщины. У Адамса явно был приступ гениальности, когда он подкинул мне эту идею. * * * Офисы службы безопасности располагались на верхнем этаже двадцатиэтажного здания на Чёрч-стрит, битком набитого небольшими и внешне незначительными правительственными учреждениями. Каждый вашингтонский департамент имел здесь свое отделение, и хотя служба безопасности главенствовала, любой офис был обозначен как сектор определенного подраздела. Все операции строго засекречены, но мы держались в курсе, поскольку деньги Мартина Грейди покупали нам информацию.Как я и предполагал, я оказался в приемной далеко не один. Все крупнейшие средства связи прислали своих представителей, явились и руководители местных газет;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21