Снова подняв ятаган, Тарна кинулась в бой. Я встретил ее оружие высоко над головой, а потом резко отбил его в сторону. Потеряв равновесие, Тарна полетела на пол. Я тут же наступил сапогом на ее правую руку. Маленькая кисть разжалась, и ятаган со звоном покатился по каменным плитам. Я приставил клинок к ее горлу.— Встань, — приказал я.Подняв ее ятаган, я переломил его о колено и швырнул обломки в угол.Тарна застыла посреди комнаты.— Можешь надеть на меня веревку, — сказала она. — Ты завоевал меня, воин.Я обошел разбойницу кругом, рассматривая приобретение. Она гневно сверкала глазами.Легким ударом ятагана я разрезал до конца левую штанину ее шальваров. У нее оказались восхитительные ноги.— Пожалуйста, — произнесла она.— Сними сапоги, — приказал я. Пленница недовольно повиновалась.— Ты что, собираешься привести меня к пашам босую? — спросила она. — Ты так сильно меня ненавидишь, что собираешься еще и опозорить?— Разве я не взял тебя в плен? — спросил я.— Взял.— Тогда делай, что тебе говорят.Потом я приказал ей встать на колени. Она опустилась на плиты и уронила голову на руки. Несколькими взмахами ятагана я раздел ее догола.— Что тут у нас? — спросил, входя в комнату, Хассан. Я с удивлением отметил, что он переоделся. Вместобелоснежного одеяния высокого паши каваров он облачился в простую и добротную одежду разбойника.— Подними голову, красотка, — сказал я, подсунув острие ятагана под подбородок девушки.Она посмотрела на Хассана залитыми слезами глазами. В этот момент она была невероятно красива.— Перед тобой Тарна, — сказал я.— Такая хорошенькая? — улыбнулся Хассан.— Ага.— Твоя добыча, — развел он руками. — Надевай веревку ей на шею. Гарун, высокий паша каваров, и Сулейман, высокий паша аретаев, хотят ее видеть.Я улыбнулся и вытащил из-за кушака моток грубой невольничьей веревки.— Не сомневаюсь, — сказал Хассан, — что Гарун, высокий паша каваров, и Сулейман, высокий паша аретаев, заплатят хорошие деньги человеку, который приведет им Тарну.— Надеюсь, — ответил я.— Сулейман просто жаждет ее увидеть, — добавил Хассан. Я набросил петлю на шею красавицы. Она была моей. Хассан разглядывал обнаженную соблазнительную женщину.— Я не хочу умирать! — неожиданно крикнула она. — Я не хочу умирать!— Наказание за порчу колодца не бывает легким, — заметил Хассан.Тарна рыдала, уронив голову на пол. Моя веревка уже затянулась на ее шее.— Пошли, женщина. — Я потянул за веревку, и ее голова дернулась. — Тебя хотят видеть паши.— Неужели нет выхода? — простонала она.— Для тебя выхода уже нет, — сказал я. — Тебя взяли в плен.— Да, — тупо повторила она. — Меня взяли в плен.— Думаешь ли ты, Хассан, то же, что и я? — подмигнул я Хассану — Есть ли у нее надежда сохранить жизнь?— Может быть, — улыбнулся Хассан.— Что? — крикнула Тарна. — Что надо сделать?— Забудь об этом, — отмахнулся я.— Что надо сделать? — рыдала Тарна.— Даже не стоит пробовать, — сказал Хассан. — Ты все равно не согласишься. Ты же такая гордая, благородная и утонченная.Я дернул за веревку, как если бы собирался тащить Тарну к пашам.— Что надо сделать? — завизжала она.— Для тебя будет лучше немного потерпеть и достойно умереть на колу в Девяти Колодцах, — сказал Хассан.— Что надо сделать? — рыдала Тарна.— Это так ужасно, так унизительно и так чувственно, — проговорил я.386— Что это? — повторяла сквозь рыдания связанная красавица — Ну, пожалуйста, что 9 — Если не ошибаюсь, — сказал Хассан, — на нижних уровнях содержатся рабыни.— Да, — кивнула Тарна. — На радость моим воинам.— У тебя больше нет воинов, — напомнил я.— Я поняла! — крикнула Тарна. — Я могла бы затеряться среди рабынь!— Это шанс, — рассудительно произнес Хассан.— Но у меня нет клейма! — заплакала девушка.— Это можно устроить, — пообещал Хассан.— Но тогда, — Тарна в ужасе взглянула на него, — я и в самом деле стану рабыней!— Я знал, что ты не согласишься, — пожал плечами Хассан.Я дернул за веревку. Подбородок красавицы взлетел кверху. Узел находился как раз под подбородком.— Нет! — закричала она. — Нет! Лучше сделайте меня рабыней. Пожалуйста! — Девушка разрыдалась.— Это очень рискованное дело, — нахмурился Хассан. — Если об этом узнает Гарун, высокий паша каваров, он живьем сдерет с меня кожу!— Пожалуйста! — плакала Тарна.— Слишком сложно, — нахмурился я.— Пожалуйста, умоляю вас!— Что будем делать? — спросил я.— Прежде всего, — заявил Хассан, — невольничья веревка на шее не подойдет. Лучше тащить ее за связанные руки.— Не вижу большой проблемы, — сказал я.— Большая проблема возникнет, когда мы поведем ее через зал и по коридорам.— Я могу идти, опустив голову, как рабыня, — сказала Тарна.— Большинство рабынь, — тут же оживился Хассан, — ходят очень гордо. Они гордятся тем, что находятся во власти мужчин. Они познали собственную женственность.Хотя формально они и не свободны, рабыни представляются мне самыми свободными и счастливыми женщинами. Они ближе других подошли к истинной сути женщины — полному подчинению мужской воле, послушанию и раболепию. Таким образом, обретая собственную сущность, рабыни приходят к абсолютной свободе В этом и заключен парадокс. Большинство рабынь на словах порицают институт рабства, но эта напыщенная, фальшивая риторика опровергается их же собственным поведением. Не побывавшая в рабстве девушка никогда не сможет ощутить всю глубину свободы. Протесты рабынь, как я заметил, направлены не против рабства как такового, а против конкретного хозяина. Дайте им настоящего господина, и все будет в порядке. В хорошем ошейнике женщина просто светится от счастья и радости.— Они в самом деле гордятся тем, что они рабыни? — недоверчиво спросила Тарна.— Большинство, — сказал Хассан. — Ты, скорее всего, и не видела настоящих рабынь. Нельзя судить по невольницам, которые прислуживают женщинам, или по смотрительницам сералей, которые имеют дело с дохлыми и безвольными мужчинами.— Однажды в кофейне я видела, как рабыня танцует перед мужчинами, — сказала Тарна. — Какое бесстыдство! А остальные девушки, которые прислуживали в кофейне! Позор!— Придержи язык! — перебил ее Хассан. — Придет время, сама будешь танцевать и прислуживать.Тарна побледнела.— Выглядели ли те девушки гордыми?— Да, — мрачно сказала Тарна. — Только я не понимаю, чем там было гордиться.— Они гордились, — объяснил Хассан, — своими телами, тем, что они желанны, и еще они гордились своими хозяевами, у которых достало силы и власти надеть на них ошейники и держать их в рабстве ради собственного удовольствия.— Какими же сильными должны быть такие мужчины, — прошептала Тарна. — Только я все равно не поняла, чем они гордились.— Тем, что чувствовали себя самыми совершенными и свободными из всех женщин. Иногда, — рассмеялся Хассан, — девушки так задирают нос, что приходится их пороть, чтобы напомнить, что они — всего-навсего рабыни— Я умею ходить с достоинством, — сказала Тарна. — Ведите меня через зал. — Она поднялась на ноги.— Существует разница, — улыбнулся Хассан, — между гордостью свободной женщины и гордостью рабыни. Свободная женщина идет гордо потому, что считает себя равной мужчинам. Рабыня гордится тем, что ей нет равных среди женщин.Тарна непроизвольно вздрогнула от удовольствия. Я видел, что последнее замечание задело ее за живое.— Тебе больше не надо соперничать с мужчинами, — сказал Хассан. — Теперь все по-другому.— Да! Я чувствую! — неожиданно воскликнула она. Я становлюсь другой! — Она посмотрела на нас. — Впервые за все время мне понравилось, что надо стать другой.— Это только начало, — заметил Хассан.— Ты считаешь, что нам удастся провести ее через зал? — спросил я Хассана. За дверью раздавались крики, пение и шум пирушки Взявшие крепость войска уже праздновали победу.— Конечно, пройтись как рабыня она еще не сможет, — сказал Хассан, — но если на нас не обратят особого внимания, может быть, и проскочим. — Он обернулся к пленнице. — Ну-ка покажи, как ты смотришь на мужчин, шлюха! Покажи, как ты отвечаешь на их взгляды!Тарна уставилась на него. Хассан застонал:— Нам тут же отрубят головы.Я оттащил Тарну к широкой кушетке и швырнул ее на желтые подушки. Конец веревки я привязал к изголовью. Она не могла подняться более чем на фут. Тарна извивалась и испуганно смотрела на меня.— Что ты собираешься со мной сделать?— Что хочет, то и сделает, — рассмеялся Хассан. — Не забывай, кто кого взял в плен.Тарна расплакалась.Спустя короткое время мы повели ее через зал касбаха. Невольничью веревку с шеи мы сняли, чтобы никто не подумал, что ее только что схватили. Я вел ее на шнуре, привязанном к скрещенным перед грудью рукам. Время от времени я сильно за него дергал, отчего она спотыкалась, падала или бежала. Я делал это по трем причинам: чтобы скрыть ее неуклюжесть, потому что спешил и потому что это мне нравилось. Шнур я снова позаимствовал из ее шторы. По нему нас могли узнать, и я спросил:— Есть ли такие в других помещениях касбаха?— Да! — ответила Тарна, после чего я скрутил ее запястья.— Не слишком ли она чистая? — прищурился Хассан. Я посмотрел на связанную девушку и приказал:— Ляг на пол и покатайся на спине и на животе!Она смерила меня негодующим взглядом, но выполнила требование. Когда она поднялась, Хассан взял лампу на жире тарлариона и вымазал сажей ее лицо и тело. После этого он опрокинул лампу и, к величайшему ужасу пленницы, вылил масло на ее левое плечо.— Плохо, что у нее нет клейма.— Сейчас мы все равно ничего не сделаем, — пожал я плечами.Между тем вопрос стоял серьезно. Рабынь клеймят сразу же, клеймо ставят на левом или на правом бедре. Увидев клеймо, люди понимают, что охотиться за такой женщиной не имеет смысла. Если по дороге в подвалы кто-нибудь заметит, что девчонка без клейма, поползут слухи, которые рано или поздно дойдут до кого надо. Не исключено, что Тарна — единственная незаклейменная девушка в касбахе. Я сорвал со стены желтую штору и намотал ее на бедра пленницы таким образом, чтобы был виден пупок. Так часто ходят рабыни. Это называется «живот невольницы». На Горе только рабыни выставляют на всеобщее обозрение свои пупки. Ткань прикрывала оба бедра как раз в том месте, где должно было находиться клеймо.— Без одежды она смотрится лучше, — проворчал Хассан.— Пусть все думают, — сказал я, — что мы ведем ее на продажу и хотим сорвать с нее последнее одеяние в присутствии нового хозяина.— Отлично! — воскликнул Хассан. — По крайней мере, правдоподобно.— Проскочим! — сказал я.— Умоляю вас, — пролепетала Тарна, — поднимите покрывало до пупка.Я тут же одернул его еще на два дюйма ниже. Она смерила меня злобным взглядом, но промолчала. Ей также не понравилось, что Хассан вытер измазанные сажей и жиром руки о ее одеяние.Пирующие солдаты, мимо которых мы вели нашу пленницу, хохотали и пытались ее ущипнуть, принимая за обычную рабыню.— Ой! — то и дело вскрикивала она. — Ой! — Тарне еще не приходилось сталкиваться с грубыми ласками, которыми так часто одаривают невольниц.— Поторапливайся, рабыня! — рычал я.У нее даже не хватало ума ответить: «Да, господин». Поэтому и я с ней не церемонился. Наконец, к величайшему моему облегчению, мы добрались до дверей, ведущих на нижние уровни.— Вы видели, как они на меня смотрели? Это и означает быть рабыней? — спросила она.На этот вопрос мы отвечать не стали.Хассан распахнул тяжелую дверь. Я развязал девушку и отбросил веревки в сторону. Хассан первым пошел вниз по узким стершимся ступенькам. Я вел ее з'а руку следом за ним.Мы удачно миновали зал. Это меня радовало.Не сомневаюсь, что наш успех во многом зависел от того, что успела усвоить Тарна, когда я привязал ее, голую, к роскошной кушетке. Разные женщины по-разному относятся к мужчинам и по-разному на них смотрят. Все зависит от того, каков был их опыт и с кем им довелось иметь дело. Например, они могут смотреть на мужчин как на равных себе существ, а могут — как на хозяев. Вложили ли им в головы, что мужчины — высшие по отношению к ним люди, приходилось ли им безраздельно подчиняться мужской воле? Познали ли они свою трогательную беззащитность, поняли ли, что сами есть лишь добыча и жертва мужчины, его игрушка, прихоть и удовольствие? И самое главное, узнали ли они, к своему ужасу и восторгу, что может вытворять с их телом мужчина?— Покажи, как ты смотришь на мужчин, шлюха! — сказал ей тогда Хассан. — Как ты встречаешь их взгляд?Тарна уставилась на него так, что он застонал и сказал, что нам отрубят головы.После этого я оттащил ее на кушетку и преподал ей короткий урок.Перед ней лежал путь в тысячу пасангов, но мы уже сделали первый шаг. И даже миновали зал.Я наблюдал за ее реакцией, когда мы вели ее между солдат. Это была уже не прежняя Тарна. Это была женщина, узнавшая, что может с ней сделать мужчина.Снизу тоже доносились крики и пение. Мы спустились на четыре уровня и оказались на самом нижнем. Тарну начало тошнить.— Запах, — простонала она. Перед нами появился пьяный солдат с бутылкой. Ее вырвало дважды, я ей не мешал. Затем я пропустил ее вперед. Мы шли по устилающей коридор склизкой соломе. Она жалобно запищала, когда урт коснулся ее ног мокрой шерстью. Мы заглянули в одну из дверей. За ней располагалась длинная узкая комната. У дальней стены стояли на соломе прикованные за шеи более ста невольниц. С ними заигрывали пьяные солдаты. Удерживая девушек за руки, они вливали им в рот вино. Некоторые рабыни с радостью хватались за бутыли, стоящие в конце цепи жадно протягивали руки.— Вина! Вина мне, господин! — кричали они.— Какие мужчины ужасные, — простонала Тарна.— Прикуси язык, шлюха, — оборвал ее Хассан. — Скоро и ты им достанешься.— Здесь, — сказал Хассан и отворил тяжелую железную дверь.Я с любопытством разглядывал цепи и приспособления. Тарна попятилась. Бежать она не могла, ибо я держал ее за руку. Ей стало плохо, я следил, чтобы она не упала. В комнате было темно, только в углу горела висящая на цепях лампа на жире тарлариона и тлели угли в жаровне рядом с клеймовочным станком. В больших касбахах угли всегда держат горячими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47