Мы со Степаном помирились и на Ромео зла не держали. Верите, он был точно большой ребенок...
— Ваш приятель, господин Врзич, посоветовал мне поговорить с вами, — продолжал Прпич. — Все как-то таинственно! Мне было велено прийти в эту комнату, жену встретил милиционер наш, из Невской, привел ее сюда тайком... Странно, а?
— Все, что происходит сегодня, странно и непонятно. И меня уже ничто не удивляет. Единственное, что я хотел бы знать,— это видел ли кто-нибудь человека, разгуливающего в такую жару в черном костюме и черной шляпе!
— Кто это? — спросил Прпич.
— Наверное, привидение,— попробовал я пошутить. Вспомнив, что Джордже просил меня поговорить с женой Прпича, я на минуту задумался, с чего начать. И задал вопрос, который меня больше всего занимал:
— Скажите, вы когда жили в Неаполе, то есть у Ромео, к вам не приходил «черный человек»?
— Это вы про человека в черном костюме и шляпе? — лукаво улыбнулась Катица.
— Про него.
— Нет. Сейчас подумаю... точно, нет!
— А друзья Ромео бывали у вас?
— Да нет, не сказала бы. Пожалуй, очень редко и только если он был дома. Ведь он чаще ездил, чем дома сидел. Знаете, Ромео был очень ревнивый, хотя...
— Может, что-нибудь необычное привлекло ваше внимание, пока вы жили у него?
— У Ромео была хорошая квартира. Он много зарабатывал. Всего полно... А что-нибудь необычное?..— Она задумалась.— Ах, да! Однажы за книгами в шкафу я нашла пакетик с белым порошком. И пахло от него как-то странно. Когда Ромео вернулся из поездки, я показала ему пакетик и спросила, что это. Он засмеялся, замахал руками — ну, знаете, какой он,— и объяснил, мол, -это что-то вроде муки.
— А сами вы что подумали?
— Подумала, какая-нибудь отрава! — ответила толстушка славонка.— И тогда я решила вернуться к моему Степану и детишкам.
— Значит, никто у вас не бывал?
— Друзья Ромео заходили редко.
— Может, кто-нибудь странно себя вел, ну, назойливо, что ли, понимаете?..
— Расскажи про встречу с нашим земляком,— вмешался Прпич.
— Земляк? Что нашему человеку понадобилось в Неаполе?
— Ах, про того...— Катица сверкнула белыми зубами.— Ромео был в поездке. В Стамбуле. В дверь позвонили, я открыла и увидела незнакомого мужчину.
— Как он выглядел? Как был одет?
— Ох, это был совсем не «черный человек»! — рассмеялась Катица.— Пожилой, светловолосый мужчина с залысинами, в клетчатом коричневом пиджаке, зеленых брюках... Очень любезный... Он обратился ко мне на итальянском... А я по-итальянски знаю всего несколько слов... Тогда он стал говорить на нашем языке. Сказал, что он друг Ромео, хотел его повидать, посидеть, вспомнить, как вместе воевали в Югославии. Я спросила, не был ли и он в партизанах. Он усмехнулся и сказал, что везде был! Конечно, я пригласила его в дом, предложила кофе, объяснила, что Ромео в поездке... Да, еще я вспомнила, что Ромео очень любит мотель в Невской и всегда остается там ночевать.
— Он не спрашивал, как вы оказались у Ромео в доме?
— Мною он не интересовался. Да и я стариков не люблю! — Она бросила озорной взгляд на Прпича.
Тот улыбнулся и в ответ на ее поддразнивание сказал:
— Ох, и поколочу я тебя, когда вернемся домой!
— Приберегите любовь до лучших времен,—посоветовал я им.— И что же было дальше?
— А ничего! Человек поблагодарил за кофе и передал привет Ромео.
— Он не представился?
— Представился! Пробормотал какую-то фамилию — кажется, Карабег или вроде того.
— Вы бы его узнали?
— Да! — уверенно ответила Катица.—Я бы и по ботинкам его узнала.
— По ботинкам? — переспросил я.
— Ну да, по ботинкам! Я очень хорошо помню: в какой-то момент он выставил вперед левую ногу, и я увидела ортопедический ботинок. Надо сказать, когда брюки его прикрывают, это совсем незаметно, я и внимания не обратила, что человек хромает...
— Черный человек...— прервал я Катицу,— тоже хромает.
— Дался вам этот «черный человек»! Да мой Степан сейчас тоже «черный человек»!
«Что она болтает?» — подумал я. И повнимательней взглянул на Прпича. Черт возьми! Занятый своими мыслями, я не заметил, что он снял свой комбинезон и остался в черном нарядном костюме. Хорошо сложенный, с перебитым, как у боксера, носом, он напоминал мафиози, которого ни белая рубашка, ни шелковый галстук не сделают человеком из приличного общества.
— Где твоя шляпа? — спросила Катица мужа.
— Зачем мне шляпа в этакую жару?
— Приподними левую брючину! — Катица ласково прикоснулась к моей щеке.— Видите, господин хороший, у моего Степана обычные ботинки!
У комнаты Штрауса я увидел Джордже. Он в задумчивости разглядывал разбитый замок, затем осторожно толкнул дверь. Она открылась.
— А, это ты! — сказал Джордже, увидев меня. Входя в комнату, он позвал меня и, прежде чем закрыть дверь, приказал милиционеру:
— На этаж никого не пускать!
Окно в номере было открыто, легкий ветерок раскачивал занавески. Джордже подошел к окну и выглянул, затем вернулся на середину комнаты и не спеша осмотрелся. Все чисто, убрано, постель застелена свежим бельем, на кровати сложены полотенца... Словно ничего не случилось.
- Странно,— Джордже размышлял вслух,— и комната, где убита Юлиана, и комната, где задушена Розмари, были заперты изнутри. Как убийца попал в помещение? Как вышел?
— В первом случае он выскочил в окно.
— Выпрыгнуть в окно мот только молодой, достаточно тренированный человек. Выпрыгнул Ромео. Но Ромео не убийца, он жертва. И из этой комнаты он выскочить не мог!
Джордже вошел в ванную комнату, расположенную справа от входа. Я заглянул из-за его спины. Второй двери в помещении не было. Джордже опять остановился посреди номера.
— После допроса Розмари была не в себе, и Штраус отвел ее в комнату. Он велел ей запереться. Она послушалась. Успокоившись, она разделась и приняла душ. Выйдя из ванной, а может, еще стоя под душем, Розмари услышала, что в комнате кто-то есть. Она вышла из ванной, и этот кто-то набросил ей на шею шелковый шарф. Как убийца попал в комнату? — Вопрос Джордже адресовал самому себе.— Взгляни!
Он указал пальцем на ковер, прикрывавший довольно большую часть левой стены. Картина, изображенная на ковре, представляла собой романтичный славонский сельский пейзаж.
Джордже подошел к стене и постучал.
— Кирпич,— констатировал он и стукнул по ковру. Звук был тот же. Джордже постучал на десять сантиметров правее. Звука не было! Джордже приподнял ковер, и мы оказались перед дверью с врезным замком, но без ручки.
Джордже позвал милиционера. Тот достал связку ключей и пробовал их один за другим, пока не послышалось щелканье замка. Джордже толкнул дверь, но она не поддалась: что-то мешало.
Мы вышли в коридор и остановились перед дверью с надписью «Горничная». Дверь была не заперта, мы вошли и очутились в узкой комнатенке, где царил идеальный порядок. Слева на полках были аккуратно сложены простыни, наволочки, полотенца, одеяла. У стены стояли щетки, рядом — корзина, вероятно для грязного белья, а в углу у окна — большой пылесос. Справа посредине стоял двустворчатый шкаф. Он-то и помешал Джордже открыть дверь из соседней комнаты.
Джордже заглянул в шкаф. Справа лежало постельное белье, полотенца. В левой половине, предназначенной для одежды, висело несколько форменных официантских рубашек и пиджаков...
Сенечич был один в кабинете. Перед ним стояла начатая бутылка виски и четыре высоких стакана: два недопитых, один чистый, а один пустой — Штрауса.
Сенечич внимательно выслушал мой рассказ о беседе с супругами Прпич и еще внимательней о том, что обнаружил Джордже в комнате горничной.
— Какая халатность! — возмутился следователь, имея в виду, очевидно, тех, кто осматривал комнату, где подверглась нападению Розмари. Сняв телефонную трубку, он набрал чей-то номер:—Это ты, Иосип? Слушай меня: отправляйтесь сейчас же и делайте так, как договорились. Хорошо, Иосип...
Следователь позвал милиционера.
— Все в гостиной? — спросил он.—Всех из комнат и гостиной пригласите сюда... Позовите людей Новака... Они уже закончили работу. Ах, да, пусть придет и буфетчица. И директор мотеля, если его разыскали в Новской...
Следователь вытер вспотевший лоб. Похоже, этот июльский день его доконал. Есть какая-то жуткая логика в игре, которую изобретает сама жизнь. И всем нам в ней отведены какие-то роли: кому — главная, а кому — второстепенная.
В последнем действии главные роли были отведены следователю Сенечичу и промышленнику Штраусу. Остальным достались второстепенные роли — свидетелей и зрителей.
Свидетели: Джордже Врзич, Степан Прпич, буфетчица—ее звали Амалия Новичич,— Нино Веселица, Антон Врабец и я.
Отсутствовала Чедна Врзич. Зрители (если можно так сказать): Звонко Новак и трое из его группы. Увидев их, я чуть не расхохотался: все были одинаково одеты — в темных пиджаках и серых брюках — и казались близнецами моего «черного человека».
Сенечич, не вдаваясь в детали, изложил ход событий. И предъявил Штраусу обвинение в убийствах!
Главным доводом было то, что немец сам признался, что подошел к рефрижератору, встал на подножку, пригрозил Ромео, потянул за шарф, обмотанный вокруг его шеи, и лишь потом отправился в гараж.
Штраус не дал до конца изложить версию.
— Кто видел, как я подошел к машине Ромео? — Официант,— ответил Сенечич,— Антон Врабец.
— Да, господин, я вас видел,— подтвердил Врабец.
— Независимо от того, видел меня официант или нет, я рассказал обо всем сам,— заметил Штраус.— Но я утверждаю: когда мы расстались, Ромео был жив!
Меня удивило спокойствие Штрауса. Он вел себя как человек, уверенный в своей правоте.
— Вы последний, кто видел Ромео живым,— парировал следователь.— Ваша дочь первая увидела его мертвым. Нет никого, кто бы видел Ромео живым после того, как вы расстались с ним.—Сенечич отчеканивал каждый слог.
— Хорошо,— согласился Штраус.— Скажем, я убил Ромео! Скажем, и причина у меня была... А зачем бы я стал убивать несчастную девушку, эту милую Юлиану, которую совершенно не знал, и мою дочь Розмари?!
И вдруг заговорил Нино. Юноша будто вернулся с того света. Он встал, подошел к столу, за которым в одиночестве сидел Штраус, внимательно посмотрел на немца, затем, обратившись к Сенечичу, в наступившей тишине произнес:
— Я свидетель! Штраус не убивал ни Ромео, ни Юлиану, ни Розмари.
Все загудели. Я взглянул на Джордже. Он сидел с каменным лицом.
Что они с Сенечичем придумали? Я бы вел игру по-другому и, полагаю, пришел бы к той же цели, однако не стал бы устраивать столь шумный спектакль.
— Тихо! — повысил голос Сенечич.
Гомон не прекращался. Следователь хлопнул ладонью по столу и крикнул вновь:
— Тихо! Иначе попрошу всех освободить помещение. Говорите, Веселица...
— Я-то скажу! — Нино казался на удивление хладнокровным.— Я тоже видел, как Штраус подходил к рефрижератору. В середине первого тайма я вышел подышать. Хотел поговорить с Прпичем, спросить, из-за чего он подрался с Ромео, который во время поездки был так внимателен к моей Юлиане. Хочу вам сказать, мне понравился Ромео — этот человек любил людей! Он знал, что Юлиана больна, знал отчего... Ведь она была очень больна, и это я ее убил...
— Он не отдает себе отчета в том, что говорит!— воскликнул я.
— Равник, прошу вас, не перебивайте... Продолжайте, Веселица!
— Не руками своими убил, а когда согласился, чтобы она избавилась от ребенка... Если бы мы остались в Загребе... наш... наш ребенок играл бы с голубями... Но я не о том хотел сказать... Я знаю, Штраус не убивал Ромео...
— У вас есть доказательства?
— Когда Штраус от рефрижератора направился в автосервис, подошла колонна автобусов и загородила его от меня. Когда колонна проехала, я его уже не видел. Я передумал идти к Прпичу. Мне захотелось поблагодарить Ромео за то, что он был так внимателен к Юлиане. Я встал на подножку, заглянул в кабину и увидел, как шофер сидит, прислонившись щекой к рулю.
— Шарф был обмотан вокруг шеи и привязан к рулю? — перебил Сенечич юношу.
— Нет! — ответил тот спокойно.— Шарф просто был у него на шее. Ромео дремал. Когда я коснулся его плеча, он поднял голову, подмигнул и сказал: «Старик хотел меня задушить!» Извините, господин Штраус.— Нино повернулся к немцу.— Потом Ромео стал смеяться и говорил разные неприятные вещи, которые я не хочу здесь повторять.
— Как закончился ваш разговор?
— Я поблагодарил его за Юлиану, сказал, что она отдыхает и что после сна ей наверняка станет лучше. Ромео пообещал вечером, когда спадет жара, подбросить нас до Загреба, если мы захотим.
— Значит, вы последний, кто видел его живым? — спросил Сенечич.
— Последний видел его живым убийца! — произнес Нино с ненавистью в голосе.
— Получается, убийцей можете быть и вы?!
— Теоретически — да, практически — нет. Ведь тогда я должен был бы его ненавидеть, я же испытывал к нему чувство благодарности... Нет! Вы на ложном пути...
— Товарищ Врабец,— обратился следователь к официанту,— вы видели Веселицу у бензоколонки или около рефрижератора?
— Нет! У меня не было времени долго торчать на улице. Посетителей полно, все в этакую жару то и дело заказывали холодное пиво, и я сразу вернулся в ресторан.
— Вы часто покидали ресторан во время матча?
— Отлучался в кухню и гостиную.
— Я имею в виду, не выходили ли вы еще на улицу?
— Раз или два. Догонял клиента, который ушел, не заплатив за пиво... Это может Амалия подтвердить...
— Да, господин,— заговорила буфетчица.— Врабец очень рассердился, выругался... «Буду я, говорит, за всяких босяков платить из своего кармана!» И пулей вылетел из ресторана...
— Когда вы выходили, Врабец, вам не попадался мужчина в черном пиджаке и черной шляпе, надвинутой на глаза?
— Сегодня много людей у нас побывало...
— И три священника в черных шляпах,— вставила буфетчица.
— Пожалуй, никого похожего я не видел. Слышал, что... ну... барышня Розмари говорила о каком-то человеке в черном пиджаке и шляпе... она будто его видела, только она...— Официант замолчал.
— Да, задушена! — закончил следователь его мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13