— Я распорядился приготовить номера. Вот, пожалуйста, ключи...
Тем временем я размышлял, как продолжить беседу со Штраусом. Затеять диспут о немецком языке и произношении букв «s» u «ch», пожалуй, не лучший вариант. Об этом со Штраус-Штраух поговорит Сенечич. Мысль о трагической судьбе Ромео и Юлианы мешала мне сосредоточиться. Мне не терпелось уединиться, однако приличия не позволяли покинуть собеседников. Я пожалел, что отказался от виски.
— Не хотите ли заказать ужин? —спросил официант.
— Чуть позднее,— сказал Штраус и обратился ко мне: — Знаете, Розмари вспомнила интересный эпизод. Прежде чем она обнаружила Ромео... в кабине... она чуть не столкнулась с каким-то человеком в черном костюме и шляпе. Он так несся, что задел Розмари плечом. Она едва устояла на ногах. Когда она обернулась, чтобы посмотреть, кто этот неосторожный человек, ей показалось, что на бегу он как-то странно ставит ногу.
— Может, барышня желает перекусить? — опять спросил официант.
— Спасибо. Не теперь,— ответил Штраус за Розмари.— И вообще она на диете!
Розмари потягивала виски, а я поинтересовался, у немца:
— Она не запомнила его?
— Довольно смутно. Говорит, что шляпа была надвинута на самые глаза. Правда, ей показалось, будто она его видела раньше, только не может вспомнить, где и когда.
— Вы рассказали об этом следователю?
— Я только сейчас услышал, не так ли, госпожа? — Штраус повернулся к Чедне.
— Да! Розмари, после того как увидела Ромео там... в кабине... настолько растерялась, что забыла про того человека... И вспомнила лишь теперь,— объяснила Чедна.
— Желаете ужинать здесь или накрыть в номере? — вновь вмешался в наш разговор официант.
— Здесь. Позднее. Хорошо? Вы нам порекомендуете какие-нибудь блюда славонской кухни.
— Да, господин,— ответил учтивый официант и направился к столику, за которым сидели Прпич и Веселица.
В дверях появился милиционер и пригласил Розмари.
— Надеюсь, она расскажет все, чтобы оказать помощь следствию,— заметил я.
— Она говорит только правду.— Произнеся это, немец не покраснел, поскольку при нынешнем его цвете лица это было попросту невозможно.
— Так же как вы?
Штраус уставился на меня, видимо размышляя над ответом. Я же подумал, что не к месту задал вопрос, в котором прозвучало сомнение.
— Всю правду! — произнес Штраус, подчеркивая каждый слог.— Впрочем, большую часть времени вы провели вместе со мной в гараже, беседуя с автомехаником.
— Да, вы правы! И любовался последней моделью «мерседеса».
— Что ж, как говорится, конь о четырех ногах и то спотыкается...
Мудро сказано. Наконец, выбрав момент, я попросил разрешения удалиться: хотелось привести себя в порядок и отдохнуть. Чедна и Штраус остались за столиком. Я подошел к Прпичу и Веселице и сказал студенту, что ночевать он будет в одной комнате со мной. Номер я не назвал, похлопал Нино по плечу и покинул гостиную.
Уже стемнело. В коридоре горел свет. Лестница, ведущая наверх к номерам, находилась в конце коридора. Я поднялся на второй этаж. На дверях комнаты, расположенной у самой лестницы, было написано «Горничная». Сразу за этой комнатой находился новый номер Штраусов — десятый. Дальше двенадцатый — для Прпича. Моя комната — напротив десятой, чуть наискосок. А рядом — пятнадцатая, предназначенная для Чедны и Джордже.
Я остановился у десятой. Нажал ручку. Заперто. И дверь моего номера тоже заперта. Я вставил в замок ключ, но прежде, чем его повернуть, задумался над тем, что же происходило в этой комнате до того, как там появилась Юлиана. Ей, Чедне и Штраусу пришлось ждать не одну минуту, пока Розмари открыла дверь. Спала ли она? Возможно. Молодая, здоровая девз'шка после утомительного путешествия уснула как убитая. И, появившись на пороге, румяная, как ангелочек, прямо из царства снов шагнула в суровую действительность! Румяная, как ангелочек!.. Почему?
Я хмыкнул и огляделся. Коридор был пуст. Ключ скрипнул, поворачиваясь в замке, я толкнул дверь и вошел в темную комнату. Зажег свет. В номере царил порядок: широкая постель застелена чистым бельем, по
обе стороны от нее—тумбочки с ночниками, над ней — сельский пейзаж, занавески на окнах задернуты. В комнате чистота и свежий воздух—должно быть, горничная закончила уборку и закрыла окна перед самым моим приходом.
Я распахнул дверь в ванную комнату. И здесь чистота и порядок. Ничто не напоминало об ужасающей картине — лежащая на постели задушенная шелковым шарфом Юлиана.Шелковый шарф? Странно! Ромео раздавал шелковые шарфы — как священник благословения! Шарфы были похожи, словно близнецы. Он подарил Юлиане, Чедне и Розмари. Именно в таком порядке. Я вспомнил, как при этом Ромео читал Шекспира, демонстрируя свой актерский талант. И тут у меня возникла тревожная мысль о грозящей еще кому-то опасности.
Первой жертвой был Ромео. Задушен шелковым шарфом! Второй жертвой стала Юлиана. Задушена шелковым шарфом! Кто третий?Чедиа и Розмари тоже получили по шарфу в подарок от Ромео. Не станет ли одна из них следующей жертвой?Пока в моей голове роились эти мрачные думы, я не мог отвести взгляда от кровати. Белые наволочки, без единой морщинки простыни и покрывало. Перед моим мысленным взором предстала бледная Юлиана с затянутым на шее шарфом. Эта же постель хранила отпечаток тела спавшей невинным сном Розмари.
Спала ли она?Была ли она одна?И что только не придет человеку в голову! Но если вспомнить ссору между «отцом» и «дочерью», вполне объяснимо, что мои мысли приняли такое направление. Если «отец» называет «дочь» шлюхой, поскольку установил «истину», значит, она шлюха! К тому же, если фамилия отца Штраус, а дочери — Штраух, многое становится ясным. Следует также добавить, что обычно отец и взрослая дочь не спят вместе в одной постели. Я мысленно похлопал себя по плечу: «Браво, парень, ты начинаешь соображать!»
Раздвинув занавески, я распахнул настежь окно и стал всматриваться в темноту.Мой взгляд остановился на рефрижераторе. Это была машина Ромео. Около нее суетились какие-то люди и, насколько я мог видеть, демонтировали ее. И тут мне
вспомнился телефонный разговор Сенечича с кем-то, вероятно, из Загреба и отчетливо произнесенное им слово — Интерпол!Черт возьми! Дело, похоже, усложняется!Однако все по порядку. Я выглянул из окна. Комната находилась на втором этаже; внизу, очевидно, была рыхлая земля. Если бы человек — даже не очень спортивный— выскочил из окна, он бы благополучно приземлился или в худшем случае слегка ушибся. Прпич говорил, что Ромео, появившись из-за мотеля, чуть прихрамывал. Проходя мимо, он подмигнул Прпичу, человеку, у которого отбил жену. Как будто хотел сказать: «Ромео верен себе! Вот он идет, одержав очередную победу!..» А шел он из комнаты, которую его заставила покинуть нуждавшаяся в отдыхе Юлиана. Разрумянившемуся ото «сна» ангелочку Розмари понадобилось всего три минуты, чтобы высвободиться из страстных объятий, выпроводить любовника в окно и открыть двери!
Если Штраус пришел к тому же выводу, что и я, то ревность или, скорее, ущемленное самолюбие могли толкнуть его на убийство.
— А ты чего тут?
В комнату входила Чедна.
— Я решила привести себя в порядок. Розмари еще у следователя, а Штраус с Прпичем и Веселицей беседуют.— Чедна встала рядом со мной у окна.— Что там происходит?— поинтересовалась она, заметив людей возле рефрижератора.— По-моему, это машина Ромео.
— Верно,—подтвердил я.— Судя по всему, эта махина скрывает тайну.
— И эта комната — тоже.
Чедна ты осмотрелась.— заглянул в их Широченная кровать, отец и дочь, паспорта?
— Ты оказалась права! Фамилия немца — Штраус, Розмари— Штраух.
И я рассказал Чедне, к какому выводу пришел, разглядывая эту комнату и выстраивая свои предположения относительно Ромео и Розмари.
— Очень может быть,— согласилась со мной Чедна.— У Штрауса была причина мстить Ромео. Но у него не было причин убивать Юлиану. Впрочем, он, с его богатством и возможностями, вряд ли бы пошел на преступление из-за какой-то шлюшки!
— Погоди,—я прикоснулся к шарфу на шее Чедны,— почему ты не снимаешь его?
— Зачем? Кому-то он приносит несчастье, а кому-то, может, наоборот!
— У Розмари я шарфа не заметил.
— Наверное, она считает, что он приносит несчастье, и убрала его куда-нибудь подальше. А почему ты спрашиваешь?
— Честно говоря, у меня предчувствие, что следующей жертвой станет она.
— Ты прямо как женщина — веришь предчувствиям! Я рассмеялся:
— А ты? Разве у тебя нет ощущения, что это заколдованный круг?
— Не волнуйся! Я позабочусь о Розмари. Впрочем, думаю, что теперь у ее двери будет дежурить милиционер. Куда ты? — спросила Чедна, увидев, что я собрался уходить.
— Спущусь во двор. Меня интересует, почему демонтируют рефрижератор. Заодно пбсмотрю, нет ли следов под окном.
— А я пойду к себе, приму душ и приведу себя в порядок перед ужином.
Я уже был в коридоре, когда Чедна меня окликнула:
— Предраг, подожди, я кое-что тебе скажу.— Она догнала меня.— Если Ромео был здесь, он, несомненно, выскочил в окно. Как ты полагаешь, убийца Юлианы сделал то же самое?
Заперев дверь своего номера, я проводил Чедну и, дожидаясь, пока она войдет к себе, подумал: «Если убийца молод, очевидно, и он выпрыгнул...»
Я спустился по лестнице и наткнулся на официанта.
— Все в порядке? — спросил он.
— Да, спасибо, можете похвалить горничную.
— Обязательно.— Он притронулся к моему плечу.— Я бы хотел кое-что сказать вам по секрету.
Я ободряюще взглянул на него; этот человек был сама любезность и услужливость.
— Знаете,— начал он,— во время матча, кажется где-то в середине первого тайма, я провожал клиента и видел, как господин Штраус подошел к рефрижератору...
— Что-что?—переспросил я удивленно.
— Он встал на подножку, размахивал руками... Не больше минуты... Потом отправился в автосервис.
— Вы сказали об этом следователю?
- Нет, не сказал. Я не хотел каким бы то ни было образом оказаться замешанным в эту идиотскую историю.
— Господи! — воскликнул я.— Вы же взрослый, умный человек! Сообщи вы вовремя обо всем следователю, Юлиана, возможно, была бы жива и здорова! Сейчас же идите к Сенечичу!
— Сейчас же пойду, господин Равник. По правде говоря, я хотел вначале посоветоваться с вами...
Боже, как люди наивны! Я вышел из мотеля, миновал бензоколонку и, обогнув здание справа, оказался прямо под окном своего номера. Я присел на корточки и стал внимательно изучать рыхлую, свежеперекопанную землю. «Вероятно, посажены цветы»,— подумал я. Наконец я отчетливо различил следы ботинок и еще отпечаток, который могла оставить рука. Должно быть, выпрыгнув из окна, Ромео приземлился на четвереньки. Следы вели в ту сторону, откуда я пришел.
И тут я почувствовал, как кто-то похлопывает меня по спине. Подняв голову, я увидел над собой знакомое лицо: Звонко Новак из Секретариата внутренних дел Хорватии, специалист по борьбе с контрабандой наркотиков.
— Откуда вы взялись? — спросил я, выпрямляясь.
— А, это вы, Равник! — воскликнул Новак.— Что это вы ковыряетесь в земле?
— Один бедолага выпрыгнул из этого окна; я ищу, не осталось ли чего-нибудь после него. А что делаете вы?
— Осматриваю машину того бедолаги. Тоже ищу, не осталось ли после него чего-нибудь.
— Вы разговаривали с Врзичем?
— И с ним, и с Сенечичем. Сейчас опять пойду к ним, пока мои ребята занимаются машиной. Кстати, поглядим, как у них идут дела...
Я последовал за ним. «Ребята», которые демонтировали рефрижератор — а то были, несомненно, мастера своего дела,— только что сняли огромные передние колеса.
— Как-то мы обнаружили наркотики в покрышках,— сказал Новак.— А в рефрижераторе хватает мест, где можно оборудовать тайники для «товара».
Минут десять мы постояли возле автомобиля, а затем вернулись в мотель.
Я предложил Новаку зайти в гостиную познакомиться со свидетелями событий, и он охотно согласился. Здесь были все, кроме Розмари. Рядом с Чедной сидел Штраус. При взгляде на багровое лицо немца невольно возникало опасение, что его вот-вот хватит удар. За другим столом сидели Прпич и Веселица. Я подумал, что Веселицу еще не допрашивали и непонятно, почему Сенечич его не трогает. Вдруг меня охватило беспокойство. Я подошел к Штраусу и поинтересовался, где Розмари. До него как будто не дошел смысл моего вопроса, и мне пришлось повторить.
— Боже мой, это так ужасно! Боюсь, что у нес нервное потрясение. Я отправил ее наверх. Пусть примет душ, придет в себя...
— Она ушла одна?
— Я проводил ее и велел запереться.
— Ох, Чедна, ведь ты обещала позаботиться о ней,— прошептал я и позвал: — Новак, скорее за мной, может еще не поздно!
Должно быть, мой голос прозвучал столь повелительно, что Новак последовал за мной, не говоря ни слова. Я слышал за спиной тяжелое дыхание перепуганного немца. Наверное, к нам присоединилась и Чедна.
В коридоре я побежал, быстро поднялся по лестнице, перескакивая через ступеньки, и в мгновенье ока очутился у дверей номера Штрауса. Подергал ручку. Заперто. Я позвал:
— Розмари!
Никто не откликнулся. Я изо всех сил заколотил и дверь с криком:
— Розмари, откройте, ради бога, откройте.
— Да что с вами? Вы сошли с ума? — пытался остановить меня Новак.
Я обернулся и рядом с Новаком увидел Штрауса — в его глазах был страх.
— У вас есть револьвер? Стреляйте в замок! Новак колебался.
— Стреляйте! — Это прозвучало как приказ. Раздался выстрел, и двери распахнулись.
В номере было темно. Я щелкнул выключателем, и по комнате разлился свет. На полу лежала обнаженная Розмари, а на шее у нес был шелковый шарф...
Глава четвертая
Бедная Розмари! Глядя на ее мертвое лицо, я невольно вспомнил слова Отелло:
Должна увянуть сорванная роза. Как ты свежа, пока ты на кусте! Но вряд ли в этих строках заключался ответ на вопрос, кто затянул шарф на шее Ромео, Юлианы и Розмари.
Когда я зажег свет и увидел лежащую на полу обнаженную Розмари с шелковым шарфом на шее, я застыл в оцепенении. Меня охватило чувство вины. Ведь я предвидел опасность и ничего не сделал, чтобы защитить девушку от руки убийцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13