Юноши наши готовы хоть сейчас пойти в бой, дайте прогнать врагов с нашей священной земли. Только дайте нам оружие, будьте нашим предводителем! Я предлагаю выпить за здоровье и успехи в нашем общем деле, за великого Энвер-пашу!
Энвер молча поднес свою рюмку к губам, сделал глоточек и поставил рюмку на место. Затем так же степенно взял вилкой кусочек мяса и съел его. Он молчал, разглядывая сидевших за столом. Остановившись на Абдухамиде, подумал: «На матерого волка похож этот безбородый толстяк. Видимо, он здорово разбирается в политике, не верит в пустые обещания, не хочет потерять свою должность, выпустить из рук власть. Мне это даже нравится!.. Нужно поговорить с ним наедине... И побыстрей отправиться в горы, к басмачам... Там свои люди — Хасан-бек, Алиризо-эфенди, Данияр-бек, Усманходжа...
Долго оставаться в Бухаре небезопасно».
Энвер встал и подал знак, что хочет говорить. Все замолчали.
— Господа! Я и мои друзья весьма признательны вам за гостеприимство, за ваши добрые чувства! Мы видим, что сердца ваших юношей охвачены болью за нацию, патриотизмом, верностью исламу. Они горят желанием доказать свою преданность родине. Они готовы немедленно поднять мятеж, разбить, смести с лица земли все и всех, кто мешает проявлять эти чувства. Радостно это видеть! Это вселяет в наши сердца веру в наши силы, в нашу храбрость. Да, храбрость! Это вдохновляет. Не нужно здесь доказывать, что я и мои друзья не принадлежим к числу нерешительных, трусливых людей. Но когда находишься в стане врагов, видишь их происки и коварство, то нужно быть крайне осторожным. И вот я открыто заявляю, что с момента прибытия нашего в Бухару мы видим со стороны государственных учреждений, отдельных лиц и особенно русских враждебное к себе отношение. Вокруг нас постоянно вертятся какие-то незнакомые люди. Это явная слежка! Здесь собрались лишь друзья, которым можно откровенно сказать, что после моей встречи с полномочным представителем России Юреневым мы твердо решили как можно скорее уехать из Бухары. Дело в том, что во время нашей беседы Юренев, как бы невзначай, несколько раз спрашивал, когда мы уедем из Бухары. А нам известно, что русские большевики на ветер слов не бросают. Они действуют... Разум подсказывает, что нужно как можно скорее прийти нам к какому-то решению, разъехаться и приступить к делам. Я поднимаю этот бокал за здоровье тех молодых людей, чья кровь бушует, как гроза, и которые готовы сейчас откликнуться на зов родины и нации!
...В этот вечер было произнесено еще немало речей, подобострастных тостов и громких слов о родине, нации и вере. И наконец приступили к деловому разговору.
Джадидам стало ясно, что Энвер со своими приспешниками ничего определенного не привезли, только пустые, зыбкие обещания. Кто знает, может быть, ему надоело топать по французской земле и он попросил у своих хозяев какую-нибудь другую работу... И они ему предложили вот эту — неопределенную и неоплачиваемую. Поедешь, мол, туда-то, соберешь вокруг себя недовольных, укрепишь ислам, объединишь и возглавишь басмачей Преуспеешь в этих делах — будешь есть свой хлеб с маслом, провалишься — пеняй на себя! Энвер, видимо, решил испытать свое счастье, потому и приехал... Ну да ладно, сейчас важно, чтобы он и его дружки выехали из Бухары, пока он не привлек к себе серьезного внимания советских органов, армии...
Заканчивая беседу, Абдухамид сказал:
— Значит, решено: дня через два вас и ваших друзей паши милицейские работники — османские тюрки по национальности — обеспечат оружием и выведут за город, якобы на охоту.
Вы же двинетесь прямо в Карши... Оттуда — через Термез и Кабадиан — в Душанбе к муджахи-дам.
— Там мы, конечно, встретимся с господином Усман-ходжой? — спросил Энвер-паша.
— Непременно! Все дела в его руках. Мы надеемся, если на то будет воля аллаха, вы займете Душанбе. В ваших руках будет и столица и оружие.
— Если на то воля аллаха.
Все молитвенно подняли руки и проговорили «аминь».
Бухара ты моя многострадальная! Сколько тяжелых дней и страшных ночей выпало на твою долю! Каких только обид и несправедливостей ты не перенесла!
Переворачивая страницы твоей истории, я который раз пропускаю через свое сердце твои страдания и боль, содрогаюсь и плачу... О, как я ненавижу и презираю тех, кто вырос на твоей земле и из корыстных целей готов предать и продать тебя! Я закипаю от гнева, думая о тех, кто, родившись на этой земле, топчет ее грязными сапогами.
Злодеи, проклятые недруги народа — Асад Махсум и Энвер-паша — подняли смуту на твоей священной земле, Бухара! На что они рассчитывают? Заверяю, что в ближайшее время они будут разбиты!
А сейчас, пока Асад Махсум находится в Байсуне, Энвер-паша в Бухаре, понаблюдаем за ними и за их делами.
Седьмого ноября 1921 года Энвер-паша проснулся взволнованный, ему приснилось что-то очень жуткое. Но, открыв глаза, он понял, что лежит в большой светлой комнате на мягкой кровати, и успокоился. Оба его спутника спали на полу, покрытом мягким пушистым ковром.
— Что с вами? — участливо спросил Сами-паша, проснувшийся от стонов Энвера.— Вы так стонали. Дурной сон привязался?
— Ох, лучше не спрашивай! А может, он и к добру!.. Трудно сразу разобраться. Как истолковать — не знаю.
— Я не верю снам,— сказал Сами-паша,— но все же расскажите, что вам приснилось... Может быть, я найду толкование.
— Снилась мне широкая бескрайняя степь и на ней большое войско. Я сижу на белом коне, разодетый как жених... Да, да, я это хорошо запомнил. Мне было весело, я гнал коня, вглядываясь в лица солдат, стоящих в строю. Вдруг мне путь преградила полная крови река... Представляешь? А мой конь бесстрашно, не снижая скорости, перешел через реку... Но шедшие за мной воины, дойдя до реки, тут же исчезли... Я остался один. Тут вижу, ко мне подходит бухарский эмир (кстати, я его никогда не видел), угрюмый и мрачный старик, снимает с головы огромную чалму монарха, надевает ее на меня. Чалма оказалась такой тяжелой, что я не мог шевельнуть головой. Голова моя под этой тяжестью непроизвольно клонилась набок, а чалма соскальзывала на лицо... Мне было трудно дышать, но, как ни старался я сбросить с лица душную чалму, это мне не удавалось.
Так я в мученьях и проснулся.
— Я думаю, что ваш сон можно истолковать так: вы будете эмиром Бухары, но до того придется претерпеть некоторые трудности,— сказал Сами-паша.
— Ты действительно так думаешь?
— Конечно! А что тут еще можно представить?
— Нет. Эмиром я не стану. Я буду диктатором. Диктатором всего Туркестана!
В эту минуту с улицы донеслись звуки музыки, веселый смех, голоса людей...
— Что произошло? Отчего такой шум? — встрепенулся Энвер.
— Не знаю,— ответил Сами-паша, недоумевая.
Тут подал голос только что проснувшийся Муиддин-бек:
— Должно быть, идет праздничная демонстрация в честь Октябрьской революции, ведь сегодня седьмое ноября.
— Да, Октябрьская революция,— в тяжком раздумье пробормотал Энвер и умолк.
Он ненавидел эту революцию, которая потрясла весь мир. Всем сердцем своим и разумом он желал ей поражения. В годы первой мировой войны он, известный агент кайзеровской Германии, мобилизовал турецкие войска на войну против России и Англии. Ради низменных интересов он, прислужник германских милитаристов, обрек на гибель тысячи молодых турецких юношей... После войны и великой революции в Турции он, как предатель интересов своего народа, был изгнан из страны и скитался вдали от родины. Мог ли такой человек, понимавший, какое влияние оказала Великая Октябрьская революция на передовых людей Турции, как окрылила их и вдохновила на борьбу,— мог ли он испытывать к ней какие-либо чувства, кроме ненависти?
Если бы не было Октябрьской революции, если бы Ленин не провозгласил исторического декрета о мире, если бы в ярких лучах солнца Октября не сгорели поджигатели войны, может, и не было бы революции в Турции, кто знает?
Октябрьская революция освободила от гнета Туркестан, который является частью Средней Азии, хотя Энвер почему-то именовал так всю Среднюю Азию.
Октябрьская революция передала истинным хозяевам Кавказ и Крым, а Энвер и подобные ему политики считали их неотъемлемой частью Турции... Словом, Октябрьская революция сделала нашу планету тесной для Энвера. Потому-то при одном упоминании о ней он приходил в дурное настроение.
Веселый шум, эти радостные возгласы свободного народа Бухары, эти песни и музыка словно пули вонзились в его сердце.
— Вставайте поскорее! Неужели вам нравится валяться здесь и слушать ликование большевиков?!
Говоря это, он вскочил. Ему бы в эти минуты с кем-нибудь поспорить, удовлетворить свою страсть к диспутам, забыться, чтобы хоть на время избавиться от гнетущих мыслей.
— Нет, мне совсем не нравится это ликование,— ответил Сами-паша.— Я люблю шум битвы и особенно, когда вступаю победителем в какой-нибудь город или селение и слышу стоны раненых бойцов, плач и причитания женщин и детей, треск пылающих костров,— все это доставляет мне истинное наслаждение, равного которому я не знаю.
— Ты старый кровопийца! — сказал Энвер, желая разжечь спор.— А если ты войдешь в комнату пыток и увидишь, что пытают меня, растянув на чорчубу, или что я валяюсь в луже крови и рыдаю от мук,— ты тоже будешь наслаждаться?
Сами-паша поморщился Это был человек безжалостный, жестокий и этим гордившийся. Если бы ему довелось действительно увидеть Энвера под пыткой, умирающего в мучительных страданиях, он был бы счастлив, он бы ликовал. Конечно, если бы ему лично это ничем не грозило. Смерть Энвера была бы ему только выгодна, не стало бы его главного соперника в борьбе за власть.
— А ты, Энвер, получаешь удовольствие от издевки над своим младшим другом...— тихо пробормотал он и вышел из комнаты.
— Что до меня, то я всем звукам предпочитаю звуки кипящего котла с пловом,— весело сказал Муиддин-бек, убирая постели.— Куда девались, черт возьми, хозяева этого дома? Оставили нас одних, а сами ушли на демонстрацию!
— Неужели у этих бухарцев нет ни стыда, ни совести? — проворчал Энвер.— А вот кто-то идет сюда.
В самом деле, пришли два человека — служащие Назирата иностранных дел, помогавшие по хозяйству. Они вошли в комнату и, приветливо поздоровавшись, сразу же принялись за дело, помогли Муиддин-беку убрать постели, принялись готовить завтрак
— Какие новости? — спросил Энвер и добавил: — Мы еще не выходили на улицу.
— Новостей нет! Сегодня праздник, все учреждения закрыты, все отправились на демонстрацию, к Регистану.
— Ох да, демонстрация! — Он словно выплюнул изо рта это слово и вышел из комнаты.
Вскоре был готов завтрак, все принялись за еду. Вдруг один из служащих воскликнул:
— Да, совсем забыл вам сообщить.— Он обратился к Энверу: — Вы уж простите меня... Один человек...— он осекся, и его слова подхватил второй:
— ...начальник милиции города Термеза Хасан-бек...
— Хасан-бек? — переспросил Энвер, как бы вслушиваясь в это имя. Наконец до него дошло.— Где мой милый Хасан-бек?
— Он здесь, ожидает ваших распоряжений и приказов!
— Почему вы до сих пор мне об этом не сказали? Почему заставляете его ждать!
— Мы не знали... А согласно правилам и порядку...
— Правила и порядки! — воскликнул вскипая Энвер.— Мне не нужны такие порядки! Немедленно приведите его сюда!
Один из служащих помчался выполнять приказание. Вскоре в комнату вошел рослый, крепкий тюрок в военной форме: он был весьма недурен собой.
— Дорогой мой Хасан-бек,— ласково сказал Энвер, встав и идя ему навстречу.
Остальные во время этой встречи почтительно встали. Энвер и Хасан-бек сжали друг друга в крепком объятии.
— Неужели это правда, неужели я вижу моего любимого Хасан-бека,— то и дело повторял Энвер.— С нетерпением ждал тебя.
— Мы еще в Батуме расспрашивали о тебе,— сказал Сами-паша.— Нам сказали, что ты поселился в Бухаре.
— Да, это верно! — сказал Хасан-бек.— У меня в пограничном городе Термезе хорошая должность. В моих руках гарнизон — более четырехсот конных и пеших воинов...
— Молодец! — восхищенно сказал Энвер.— А как ты узнал, что мы здесь? Тебе сообщили?
— Да,— как-то вяло ответил Хасан-бек и жестом дал понять, что не хочет говорить об этом при посторонних — Как только я узнал, что вы прибыли, я потерял покой и терпение, поскакал в Бухару, день и ночь скакал не отдыхая. Утром я был у ворот этого дома, но вы еще спали... Не хотел вас тревожить.
— Дорогой мой Хасан-бек, хорошо, что ты здесь,— сказал Энвер,— как вовремя ты явился. Именно сегодня, когда у меня на душе так неспокойно. Ты здесь — и вмиг исчезли все заботы и тревоги. А теперь, друзья, уберите дастархан и оставьте нас одних, нам о многом надо поговорить, посоветоваться.
Служащие быстро все убрали и ушли. Энвер подморгнул Муиддин-беку, чтобы он пошел за ними, проследил за их действиями. Ничто не должно помешать важной беседе с должностным гостем.
— Ну, расскажи, дорогой,— нетерпеливо сказал Энвер, садясь на диван,— как идут твои дела?
— В Термезе я собрал немногочисленную, но надежную и верную группу людей и поджидал вашего приезда. И вот три дня назад мне позвонил по телефону из Байсуна председатель республики и сообщил, что вы уже в Бухаре. Он тоже очень хочет повидаться с вами, потому и позвонил мне...
— Почему он уехал из Бухары? — присоединился к разговору Сами-паша.
— Точно не знаю,— ответил Хасан-бек,— но думаю, что они...
— Кто они? — перебивая, спросил Энвер.
— Усманходжа, Данияр-бек. Не зря они взяли с собой примерно семьсот воинов, четыре пушки и новые пулеметы
Здесь поговаривают, что они собираются разгромить басмачей,— сказал Энвер.
— Это, скорее всего, предлог,— сказал Хасан-бек,— что может подтвердить письмо вам от самого Усман-ходжи.
Это письмо я получил в дороге. Господин Усманходжа движется к Душанбе, вероятно, он уже там.
Энвер взял у Хасан-бека письмо. Оно было коротким. Усманходжа приветствовал дорогого гостя и выражал большую надежду на встречу с ним в Душанбе. «По моему распоряжению,— писал он,— власти Бухары беспрепятственно, в полной безопасности, доставят вас в Душанбе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37