— Отец болел, а то бы давно навестил тебя. А что у вас, как дела?
— Да как будто неплохо, но земля иссохла без воды, весь урожай мог пропасть. К счастью, сегодня получим воду, наша очередь. Поскорее бы полить землю. Немного хотя бы, если останется, попоить и деревья... Отец наказал мне присмотреть за поливом.
— Как, и на воду очередь? — изумился Халим-джан. Он никогда не задумывался над этим, считал, что все на свете продается, только воду и воздух не продают.
— Кому по очереди, а кому и без. Если арыки будут переполнены, достанется и нам немного, а если нет — пусть земля сохнет от жары, пусть выгорают все посевы!..
— Что же будет с бедняками?
— Богатым не все ли равно? — с горечью сказал Садык.
— А что, если сказать об этом аксакалу или мирабу, наконец?
— Пойти к ним без ничего — пустое дело. Но ведь и нечего нам отдать-то, ни крошки лишней нет...
Оставим этот разговор... Я вырезал для тебя красивую трость, она в доме.
— Спасибо тебе, друг, ты ведь настоящий мастер! Существует ли еще твоя свирель?
— Да, если хочешь, я тебе поиграю.
— Конечно, хочу!
Беседуя, юноши подошли к дому Садыка. Во дворе стоял страшный шум: кричали, ругались, кто-то выкрикивал проклятья.
Во дворе Халим-джан и Садык увидели такую картину: со всех сторон сбежались соседи, отец Садыка сидел на суфе, из раны на голове сочилась кровь, кто-то прикладывал к ней пепел от сожженного войлока. Мать, рыдая, сказала Садыку, что отца жестоко избили у арыка, у ворот мираба.
— Но ведь наша очередь на воду,— изумился Садык.
— Сейчас, сынок, право сильнейших, резко сказал его отец и, увидев Халим-джана, еще резче воскликнул: - Вот слуга этого избил меня и отнял воду!
— Мой слуга? — недоумевая, спросил Халим-джан.— Кто же?..
— Пойдите и сами узнайте! Лучше бы мы жили где-нибудь рядом с нищими, с кафирами, чем с баем...
Халим-джан минуту постоял в нерешительности, потом круто повернулся, выбежал со двора и помчался в свой сад. Садык в это время поливал из кумгана окровавленные руки отца.
— Отец,— сказал он,— Халим-джан — мой друг! Ручаюсь, что он ничего плохого не сделал и не сделает!
— Погоди, сынок, вырастет твой друг и тебя же побьет той самой тростью, которую ты для него вырезал. Не зря народ говорит: волчонок вырастет — непременно волком станет!
Садык в ответ твердил уверенно и упорно:
— Нет, нет, не волк он и волком не будет!
Так препирались отец с сыном. А тем временем кипящий гневом Халим-джан вбежал в свой сад. У ворот стоял фаэтон его дяди Самада, и кучер, набрав ведро воды из полноводного арыка, тщательно мыл его, приводил в порядок.
— Это приехал мой дядя? — спросил Халим-джан.
— Да, ваш дядя... Отдыхает в беседке...
Беседка была сооружена недавно из добротных деревянных досок и походила больше на маленький домик. Ряд миндальных и айвовых деревьев и густые кусты ярко-красных роз скрывали ее от глаз гуляющих в саду, от входа в сад. Эта часть сада у ворот считалась мужской половиной. Женщины, гулявшие по саду, могли быть спокойны: никто их не увидит...
Халим-джан решительно ринулся к беседке. Там сидели Самадходжа и его старший сын, они играли в карты.
Отдавая дань приличиям, Халим-джан вежливо поздоровался, но тут же резко спросил:
— В этом арыке не было воды, откуда же она появилась? Лицо Самадходжи выражало полное недоумение.
— То есть как откуда? Мы приказали слуге, он пошел и пустил. Ты, видно, плохо соображаешь...
— Сегодня очередь отца Садыка, воду должны были они получить. А вы приказали провести воду в этот арык. И ваш слуга исполнил ваше приказание: он не только повернул воду, но еще разбил голову отцу Садыка.
— Что ты болтаешь, племянничек? — зло усмехнулся Самадходжа.— Дался тебе этот Садык! Да кто он такой, в конце концов! Вода эта божья, а не чья-то...
— Нет, тут на нее очередь, потому что сразу на всех не хватит! Пойду скажу отцу, он не допустит насилия, не захочет прослыть убийцей.
Самадходжа молчал. В его руках задрожали карты, он бросил их на ковер. Карты взял его сын, нехорошо усмехнувшись. Он быстро и аккуратно сложил колоду и сунул ее в карман.
— Ну, уж если мы убийцы, так беги и докладывай миршабу, а не твоему отцу! Вставай, сынок... Больше ноги нашей здесь не будет!
— Бросьте, отец, стоит ли обращать внимание на слова этого глупого мальчишки? А вы еще обижаетесь. Он недостоин этого!
- Сами вы поступили недостойно! — резко воскликнул Халим-джан..
— Ну, погоди, щенок, так тебя стукну, что пылинки от тебя не останется! — прокричал яростно Самадходжа.
Увидев, какой оборот принимает дело, папенькин сын Самадходжи быстро побежал к воротам; за ним, тяжело ступая, шагал его отец. Он что-то бурчал, ругался и отплевывался.
Лошади еще не были распряжены, и через минуту фаэтон двинулся с места. Халим-джан облегченно вздохнул. К нему подбежал услышавший крики садовник и взволнованно спросил:
— Что случилось, мой господин?
— Поскорей собирайтесь, отведите воду в земли огорода отца Садыка!
Халим-джан говорил так решительно и резко, что садовник, пробормотав лишь: «Хорошо, хорошо», взял кетмень и ушел.
Халим-джан, глубоко задумавшись, пристально смотрел на журчащий арык. Вода была мутной, нечистой, но в то же время целительной. Души дехкан радуются при виде воды, каждая капля ее — жемчужина, источник благополучия для народа, особенно для бедняков...
Уровень воды в арыке все понижался и понижался, и в конце концов вся вода ушла. «Ага,— подумал Халим-джан,— значит, садовник перевел воду к соседям».
Подле водоема он встретил мать и сестер. Они уже обо всем знали.
— Ах, сынок, какой ты добрый, справедливый! — Мать погладила сына по голове...
Робия хорошо знала характер брата. Ей казалось, он не допустит, чтобы она страдала, будет на ее стороне. Он пожалеет ее и непременно поговорит с отцом.
Случай вскоре представился. В мехманхане сидели вдвоем отец и сын. Для Ахмадходжи это было теперь обычное времяпрепровождение. Вернувшись из Москвы больным, он большую часть дня проводил в гостиной. Его навещали друзья, и день проходил в беседе с ними. В тот день он получил письмо из Москвы, которое по слабости зрения сам прочитать не мог; позвал Халим-джана, чтобы тот прочитал ему вслух. Письмо оказалось от московского врача, лечившего его там. Врач напоминал, что он должен соблюдать режим, не волноваться, не нервничать, подольше отдыхать...
— Вот что, сын мой,— сказал он,—я плохо себя чувствую. Хотя врачи поставили меня на ноги, но боли продолжаются... Опасаюсь, что дети мои останутся сиротами.
— Да хранит вас бог, что вы такое говорите? Вы еще крепки и не стары. Это врачи вас запугали, чтобы набить себе цену.
— Дай бог, чтобы ты оказался прав!.. Но, во всяком случае, пока я жив, я должен выполнить еще два дела на земле. Во-первых, выдать замуж твою сестру Робию, во-вторых...
— Да, я узнал, что...— перебил Халим-джан отца и тут же умолк.
— Ничего, говори, говори... Что ты хотел сказать? Халим-джану пришлось сделать над собой усилие, чтобы сказать:
— Говорят, что вы намереваетесь выдать Робияхон замуж за Хамид-хана?
— Ну и что ж, сынок, лучше его не найдешь!..
— Но Робия не хочет.
— Э, сынок, девушки капризны... никогда сразу не дают согласия... Ты еще в этом не разбираешься.
— Нет, отец, это не так' Робия говорила со мной откровенно, всю душу открыла. Ей не нравится Хамидхан, она не может даже думать, что он станет ее мужем!
— Ну, а что мне делать? — воскликнул Ахмадходжа и сразу умолк, призадумавшись.
Его угнетала мысль о неустроенной судьбе дочери.
— Где найти такого человека, который понравился бы ей? Хамидхан, по крайней мере, порядочный человек, наш родственник! Он скромен, беден... Я ему охотно помогу стать на ноги. Он в тысячу раз лучше зазнавшихся, глупых папенькиных сынков, которые выросли в роскоши и богатстве. Они ничего не хотят делать, только проживать отцовские деньги, кутить! Робия — глупенькая девушка, она всего этого не знает. Вот ты — другое дело. Ты должен понять меня: я уже сказал тебе, что хочу выдать Робию замуж, проводить ее в дом мужа, тогда и умереть не страшно... Вот так, сын мой!
— Все это верно, отец! Но если Робия будет несчастна в этом браке, то вы же будете расстроены... Неужели нет другого выхода из положения?
— Это все, что я вижу,— грустно ответил отец. Голос у него был усталый, надтреснутый.-— Ты не волнуйся, сын мой, все образуется. День и ночь благодарю бога за то, что он послал мне тебя. На тебя все надежды мои! Ты мой наследник и станешь хозяином моего добра... Тебе придется опекать своих братьев и сестер. Поэтому выслушай меня внимательно. Прежде всего надо объяснить глупой Робии, что лучшего мужа, чем Хамидхан, ей не найти. Он — ее судьба, ее счастье. Он будет ее на руках носить. Будущая свекровь относится к ней доброжелательно и сердечно, поможет и по хозяйству. Их дом стоит неподалеку, к тому же начали строить новый, как достроим его — сыграем свадьбу.
Халим-джан призадумался. В общем, отец говорит убедительно, по-видимому, он прав.
— Хорошо, отец, я поговорю с ней.
— Вот-вот, на тебя вся моя надежда! И когда мы закончим это дело, то отправимся с тобой в хадж! Хочу побывать там, пока жив.
— А как с моим ученьем? — встревожился юноша.
— Вернемся, и ты продолжишь свои занятия. Само путешествие расширит твои представления о мире, о людях, явится хорошей школой для молодого ума.
— Но, отец, вы еще не совсем оправились после болезни... А дорога не близкая, трудная...
— Уповаю на божью милость. Как выйдем в путь к святым местам, все болезни уйдут, как рукой снимет...
— О, если бы!
С того дня все пошло как по расписанию. Настал день, и праздновали свадьбу.
Все комнаты и большой зал были полны людей. Музыканты яростно били в бубны, танцоры плясали, на широко раскинутые дастарханы ставились все новые блюда.
А в новом доме, выстроенном для молодых супругов, хлопотали родственники и самые близкие друзья. Стены комнат были украшены мастерски исполненными рисунками.
Особой роскошью отличалась комната молодых. Пол покрыт красивым ковром, называвшимся «кизыласк», в одном из углов висели «чимилек» — свадебные занавески. Вдоль стен натянуты веревки, на которых висела женская одежда — атласные, бархатные, парчовые, расшитые золотыми нитями платья, платки. Это богатое приданое преподносит жених невесте. А развесили наряды так, чтобы гости видели — жених у девушки не бедняк. На гвоздях, вбитых в стену, красовались наряды жениха — камзолы, искусно расшитые халаты.
Соседняя комната, чуть меньше этой, предназначалась матери жениха.
Сейчас за дастарханом сидели Самадходжа, Хамидхан и его мать, они мирно беседовали.
— Милый племянничек! — сахарным голосом говорил Самадходжа.— Всей душой радуюсь, что ты стал зятем Ахмадходжи. Тебе на долю выпал счастливый жребий!
— Кто знает, дядя,— в раздумье сказал молодой человек.— Главное, чтобы я понравился невесте. Иначе счастья не будет.
— Э, что там невеста! Главное — деньги, богатство. А сойдутся ли ваши «звезды» или нет, тебя это не касается. Станешь богачом, будешь жить припеваючи...
Хамидхан усмехнулся каким-то своим мыслям и промолчал. Тут заговорила его мать, не проронившая до того ни слова:
— Ты не смейся, сынок, дядя правильно говорит: имея деньги, ни в чем нуждаться не будешь, жизнь улыбнется тебе, да и к концу ее подготовишься прилично... Вот подумай, твой дядя Ахмадходжа намеревается пойти паломником в Мекку, замаливать свои грехи у божьего порога. Многие бы хотели, да не каждому это доступно. Путь из Бухары в Мекку не дешево стоит. А при деньгах сможешь богу долг отдать и местечко в раю получишь!
— Это, значит, правда, что братец хочет в Мекку отправиться? — удивился Самадходжа.
— Правда! Говорит, что сразу после свадьбы и поедет.
— Но ведь он еле ходит, неужели один поедет?
— Не знаю...
— А впрочем, пусть едет! Ведь говорят, что тот, кто умер по пути в Мекку, становится шахидом,— сказал Самадходжа.
К этому времени Самадходжа обанкротился и погряз в долгах. Единственную возможность выкрутиться из этого положения он видел в наследстве богатого брата. Днем и ночью молил он бога, чтобы прибрал Ахмадходжу поскорее к себе и он стал его наследником. Сыновья Ахмад-ходжи еще не достигли совершеннолетия, и это давало ему особые права. Узнав, что Ахмадходжа собрался совершить хадж, он обрадовался, уверенный в том, что брату не выдержать трудного пути.
К Ахмадходже за день до отъезда в Мекку пришел врач, лечивший его. Выходец из Индии, он много лет жил в Бухаре.
— Вот хорошо, что вы пришли, я уже собрался послать за вами. Нужно ведь перед таким далеким путешествием человеку моего возраста посоветоваться с врачом, запастись лекарствами.
— Конечно! Я готов дни и ночи думать о вашем здоровье, мой господин!
— Спасибо, господин хаким. Я вам очень за это благодарен. Что же вы мне посоветуете, какие лекарства принимать, чтобы живым и здоровым добраться до священного места?
Лекарь замялся и в раздумье сказал:
— По правде говоря, господин бай, это путешествие вам будет трудно перенести... Но нужно уповать на всевышнего... Если бог смилостивится, вы преодолеете все трудности. Но для этого вы должны и сами себе помочь — вселите в сердце свре уверенность, что все будет хорошо, храбритесь, не падайте духом. Вот я приготовил для вас лекарства, поглядите. Этот шербет должен помогать желудку при переваривании пищи, а это снадобье — для укрепления сердечной деятельности... Эти таблетки — новое лекарство, вы его еще не принимали, оно успокаивает нервы...
Говоря все это, лекарь вытаскивал из своего мешочка лекарства, клал их перед баем.
— Согласно нашим правилам,— продолжал он,— я обязан принять в вашем присутствии по одной дозе от каждого, дабы вы были уверены, что они не ядовиты.
— Нет, нет, незачем,— отмахнулся Ахмадходжа. Он доверял этому врачу.
Но тот все же налил в пиалу шербет, закрыв глаза, взял первую попавшуюся из кучки таблетку и запил ее. То же самое он проделал и с другими лекарствами. Покончив с пробой, врач, улыбаясь, поклонился пациенту и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37