..
Я бы мог и сам спуститься к вам и посидеть с вами в доме Закирбая, но здесь, как я уже сказал, спокойней и безопасней. Здесь мы можем побеседовать откровенно, наметить планы на будущее. Затем, если вы согласитесь, совершим ночную вылазку, чтобы продолжать свою борьбу...
Буду считать, что в вашем лице встречу всех своих бухарских друзей, подышу воздухом Бухары. За то время, что я далеко от всех вас, среди каменных гор под высоким небом, я чуть не умер с тоски. Около меня нет ни одного искреннего друга...
Все беседы и обсуждения будем вести здесь. Но я считаю необходимым предупредить вас, чтобы вы были осторожны.
Скажу вам откровенно, состояние моих львят не очень хорошее. Длительные походы, бои, усталость, голод и беспросветность угнетают их. Боюсь, как бы они не восстали против меня! Вы должны поговорить с ними, сообщить им радостные новости, ободрить их, поселить в их сердцах надежду. Начинайте это делать уже там, внизу, давайте побольше обещаний, говорите, что день победы близок...
Посылаю за вами одного из своих самых ловких, умеющих лазать по горам воинов. Хотя подняться сюда нелегко, вы не бойтесь. Мухаммед Ер знает свое дело, он доставит вас в целости и сохранности, не то я ему голову отрублю. Достойный человек и Закирбай, но на всякий случай не слишком раскрывайте ему наши секреты. Сейчас никому нельзя верить. Если сможете, возьмите с собой сахару и сластей. Продукты за большие деньги доставляет нам сюда Закирбай. Хорошо, что я захватил с собой из Бухары немного денег! Надеюсь, у вас тоже есть деньги? Ну, пока будьте здоровы, с нетерпением вас ожидаю. Ваш друг и покорный слуга.
Прочитав письмо, Низамиддин расстроился, страх овладел им с новой силой. Он понял, что Асад уже не тот лев, каким он знал его раньше, неудачи и лишения ослабили его. Теперь он нуждается в лишней головке сахара, просит его достать. О боже! И этот человек, который своим взглядом мог сразить леопарда, теперь стал слезливым, словно побирающийся ученик медресе, написал такое жалкое письмо, не мог даже солгать, чтобы скрыть неблагополучие в своем лагере. Какие черные дни! Какой поворот судьбы!
Зачем же ему, Низамиддину, идти к Асаду Махсуму? Одним едоком будет больше в лагере голодных.
Нет, уж лучше я отсюда прямо отправлюсь в Самарканд. Неужели не смогу прожить там какое-то время, изменить имя, не выдавать своего прошлого, своего высокого чина?.. Зачем мне лезть в пасть дракона? Скитаться по полям или лазать по горам? Как говорит Закирбай, с русскими воевать трудно... Не надо верить пустым обещаниям, ждать, что придет Энвер-паша и совершит чудо!..
— Мы решили сегодня же ночью доставить вас наверх,— сказал посланец Асада, прерывая размышления Низамиддина.
— Как? Кто решил? — спросил Низамиддин, не поняв. Мухаммед Ер, человек от Асада Махсума, удивился и посмотрел
на Закирбая. Опытный и наблюдательный Закирбай сразу понял, что письмо Асада не понравилось гостю, и, помедлив, ответил:
— Ребята хотят сегодня ночью отвести вас к Асаду. Но я вижу, вас утомила дорога. Отложим это на следующую ночь. Во-первых, вам надо отдохнуть как следует перед трудным подъемом, во-вторых, пусть ребята хорошенько обследуют местность, убедятся, что все спокойно вокруг. Что ни говори, а подняться на вершину, обвязавшись веревкой, не так-то легко!
— Обвязавшись веревкой? — удивился Низамиддин.
— А как же иначе? — сказал Закирбай.— Ведь я вам все время об этом твержу. Мы подтаскиваем провизию, овес и клевер к пещере под горой, даем сигнал, высекая огонь из кремня, условным криком вызываем людей Асада.
Нас ждут, спускают сверху веревку. Мы обвязываем веревкой мешки и снопы, подаем сигнал, они тянут веревку наверх. Бог даст, так и вас обвяжем и подымем.
— А вдруг веревка оборвется?
— Не оборвется,— сказал Мухаммед Ер.— Я уже два раза сам подымался и спускался на ней. Нужно только немного смелости и ловкости!
— Нет! — решительно сказал Низамиддин.— Я так не хочу. Нужно поискать другой путь. Неужели вы, местные жители, каждый день бродя по горам на охоте или собирая ревень, не можете найти более безопасный путь?
— Другого пути нет! — отрезал Закирбай.— Раз нужно, вы подниметесь на гору и по веревке!
— Хорошо, хоть этот путь есть, а то наши люди там с голоду бы умерли,— сказал Мухаммед Ер.— Слава богу, что большевики не знают об этой дороге!
— Недаром эту гору называют Санг Кала,— сказал Закирбай.— Кто туда поднимется, будет спасен, надо только охранять единственную узкую тропу наверх, и ничто живое не сможет добраться. Сам бог создал эту крепость, и она много раз спасала мусульман от натиска неверных. Много раз разбитые, измученные отряды находили прибежище в Санг Кале, там отдыхали, залечивали раны и, восстановив силы, скатывались вниз, как огненный сель, на головы врагов... И ваш отряд, даст бог, когда-нибудь покатится вниз, сметая врагов со своего пути!
Низамиддин слушал Закирбая, не вникая в смысл его слов,— мысли его были далеко. Узнав про веревочный путь, он внутренне весь задрожал и сказал себе, что ни за что — ни по веревке, ни другим путем — не пойдет к Асаду Махсуму. Он оттянет отправку на два-три дня, уговорит кого-нибудь, чтоб его проводили в Самарканд. Если пообещать Закирбаю много денег, он все устроит... Машинально он повторил вслед за Закирбаем:
— Да, покатимся вниз. Но неужели красные не могут дознаться про этот ваш веревочный путь и по нему взобраться в лагерь?
— Если узнают, конечно, доставят нам много хлопот. Но мы осторожны.
— Да, надо быть осторожными,— сказал Низамиддин.— Мы еще подумаем, как мне туда добраться. Конечно, лучше было бы подняться на коне, а не по веревке, как канатоходец...
Закирбай промолчал.
Поужинали — поели шурпу, выпили зеленого чая. Закирбай и его сын приготовили гостям постели и ушли. Посланец Асада снял сапоги, разделся, лег и, растянувшись, вздохнул свободно.
— Слава господу богу! — выговорил он.— Хорошо лечь в мягкую постель, увидеть над головой потолок мирного дома! Сколько уж дней камень служил мне подушкой, трава и солома — постелью, а пищей — вода и пустая похлебка без мяса!..
— Такова война, такова участь беглецов...— сказал Низамиддин и,
Санг Кала — букв.: каменная крепость, замок, укрепление, подумав, спросил: — А что говорят львята? Выражают недовольство?
— Еще как! Некоторые даже попытались взбунтоваться против Асада Махсума...
— А Махсум?
— Что Махсум? Он их всех расстрелял. Потом начались побеги. Чуть не пятьдесят человек убежали... Сейчас Махсум сам не спит и нам покоя не дает.
— Такой нервный стал?
— Нервный?! Как масло каленое! Искры довольно, чтобы вспыхнул.
— Бедный Махсум, бедный Махсум! — проговорил Низамиддин и больше ни о чем не спрашивал.
Усталый Мухаммед Ер тут же захрапел. Но Низамиддин уснуть не мог, страшные мысли овладели им.
Он говорил бедный Махсум, а сам был в худшем положении. Он не знал, что ему делать, куда податься, что придумать. В Бухаре он был в такой панике, что ничего не соображал, не было времени сесть и все обдумать как следует. Его судьбой, его жизнью распоряжались другие, и он без сопротивления выполнил их приказ и отправился к Асаду Махсуму. Но он не мог тогда представить себе, до какой степени положение Асада было гиблым. Он думал, что Асад создаст ему сносные условия жизни, хоть и не такие, как в саду Дилькушо, что он приготовит для него отдельный дом, слугу, повара... Но вот, оказывается, вместо подушки — горный камень, а пища — вода и постная похлебка!
Нет, Низамиддин не дурак, чтобы обречь себя на такие муки! Нужно что-то предпринять, обмануть судьбу! Если отправится в Самарканд, не попадется ли он и там в руки врагов? Где он будет жить? Правительству Бухары сейчас уже известно, кто он такой, к чему стремился, значит, бухарское правительство обратится к правительству Туркестана, и его тут же поймают! Что же делать? Если пойти к Асаду, там голод и холод и всякие ужасы, да еще придется сносить тяжелый характер Асада, все его выходки!
Нет, ни за что он не пойдет к Асаду. Надо пробраться незаметно к Самарканду, скрыться в каком-нибудь дальнем глухом кишлаке! Но до Самарканда по дороге — тысячи преград и препятствий. И что скажет тот, кто прислан Асадом, чтобы доставить меня наверх целым и невредимым? Как его уговорить? Ведь если он вернется без меня, без Низамиддина, Махсум его в живых не оставит. Нет, он не поддастся моим уговорам — ведь он называет себя приближенным Махсума, верным ему человеком. Махсум не приблизит к себе человека, не проверив его. Лучше всего — поговорить с Закирбаем. Если Закирбай согласится, то он сумеет найти отговорки, чтобы выпроводить Мухаммеда Ера. Например, найдет подставного гонца, который будто бы привезет новое указание мне — выехать срочно в Самарканд для переговоров с туркестанскими властями. Да, Закирбай может все устроить.
На следующий день утром, за завтраком, Низамиддин обратился к Закирбаю:
— Вы сегодня не собираетесь пойти за кислячкой?
— Возможно... Если других дел не будет, пойду и нарву для вас и для господина Махсума немного кислячки.
— Вы не возражаете, если я пойду с вами?
— Пожалуйста!
Закирбай отправил сына и посланца Махсума в другой кишлак за овсом и пшеницей, а сам вместе с Низамиддином отправился в горы.
Кишлак, где они находились, был расположен у северного подножия Байсуна и считался одним из красивейших в окрестности. Кишлачные дома подымались один над другим, как на ступеньках, с двух сторон с шумом текли вниз две речки, беря начало в родниках наверху. В кишлаке было немного зелени, росло несколько исполинских чинар. Высокая мечеть и просторная каменная площадка перед ней видны издалека. Ниже площадки бил из скалы родник, на берегу его росла чинара.
Проходя мимо мечети вместе с Закирбаем, Низамиддин поздоровался со стариками, сидевшими у входа в мечеть на деревянных чурбаках, и удивился, что в ответ они даже не встали с мест.
Небо было ясным, ярко светило солнце. Хотя шел уже июль, в горах еще царила весна. Оттого ли, что не было пыли, или от частых дождей листва на деревьях казалась изумрудной. Земля за кишлаком была покрыта свежей травой, пестрела цветами. В ветвях деревьев порхали, пели, чирикали птицы.
Низамиддин и Закирбай прошли по улочкам, проложенным между домами и садами, добрались до каменистой горной стены. В лучах яркого утреннего солнца камешки на ней блестели, как осколки стекла.
Низамиддин пришел сюда, на эту каменистую, почти лишенную растительности гору не для того, чтобы собирать ревень, он хотел в укромном местечке открыться Закирбаю, поговорить с ним по душам. Как только они миновали кишлак и поднялись немного в гору, он сказал, что устал, сел на плоский камень и внимательно огляделся — нет ли кого поблизости.
Вокруг никого не было. Кишлачное стадо давно ушло наверх, за первую горную гряду, население кишлака занято домашними хлопотами. Низамиддин усадил Закирбая рядом с собой и, помолчав минуту, сказал:
— Горный край — удивительная красавица, с ней приятно полюбезничать два-три дня, а долго жить трудно.
— Да,— отвечал Закирбай,— в горах нелегко жить, для этого нужно много мужества и выносливости.
— Вот я и думаю,— сказал Низамиддин подчеркнуто, желая привлечь внимание собеседника,— надо ли мне подыматься в Санг Калу, что я там буду делать, как жить?
— Конечно, будет немного трудновато,— ответил Закирбай,— но ведь вы там будете не всю жизнь!
— Трудно будет,— повторил Низамиддин.— Боюсь, что я не выдержу тех трудностей...
— Не дай бог, почему же?..
— Да, да, я знаю,— прервал его Низамиддин,— лезть мне туда неразумно, бессмысленно.
— Конечно,— отвечал Закирбай,— умный человек не бросится в огонь. Но Санг Кала не такое страшное место. Бог посылает вам все необходимое — для этого существуем мы, верные ваши слуги. У Мухсума наверху два дома, он устроит там и вас, а наступит день — и вы с победой спуститесь вниз.
— Нет, Закирбай,— решительно сказал Низамиддин,— я решил не идти в Санг Калу!
Закирбай был ошеломлен. Он взглянул в глаза Низамиддину.
— Не пойдете в Санг Калу? Что же, вы хотите вернуться обратно в Бухару?
— Нет, в Бухару я не вернусь. Я хочу уехать в Самарканд.
— А что вы скажете Махсуму?
— Ничего...
Придумаем что-нибудь. Конечно, без вашей помощи я ничего не смогу сделать. Вот почему я и привел вас сюда. Теперь — Ваш подол — моя рука — давайте договоримся. Все что хотите я могу вам дать. Сколько вам нужно золотых? Сколько штук? Скажите!
— Постойте, постойте! — проговорил Закирбай, отталкивая от себя протянутые к нему руки Низамиддина.— Не в деньгах дело! Как же так? Из Бухары ваши руководители сообщили нам, чтобы мы вас встретили и проводили к Махсуму. Мы так и передали. Махсум прислал к нам своего верного человека и ожидает вас с нетерпением... Как же мы теперь можем, вместо того чтобы отвести вас в Санг Калу, проводить в Самарканд? Махсум в первую же ночь спустит к нам своих воинов и вырежет всех нас вместе с семьями!
— Ничего он не сделает, если действовать разумно. И ведь нелегко спустить сюда людей и оружие.
— Что же вы считаете разумным?
— Я думаю, что будет хорошо, если вы найдете мнимого гонца. Гонец этот нынче же, перед закатом солнца, прискачет на коне в кишлак и скажет, что есть новый приказ моих руководителей, что Низамиддин-эфенди должен срочно ехать в Самарканд, и передаст мне подложное письмо. Я, сделав вид, что обязан подчиниться, напишу Махсуму письмо с извинениями и пошлю с его человеком, а сам с вашей помощью отправлюсь в Самарканд.
— А если про эти махинации узнает! Махсум. Что тогда?
— Не узнает, если у вас есть надежный человек.
— А если ему сообщат, что вы в Самарканде?
— А я не буду ходить по Самарканду, я где-нибудь скроюсь. Закирбай ничего не сказал и задумался.
Он и представить себе не мог, к чему приведет их беседа. Он считал, что Низамиддин является одним из руководителей той группы, чьи приказы исполняет Махсум как военный. Центр ной группы, который находится в Бухаре, очевидно, возлагал большие надежды на Низамиддина, доверял ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37