Натолкнул его на эту идею случай.
Тогда он был еще третьим секретарем райкома...
В дождливый день поздней осени в райком позвонили из села Цаблиани. На тамошнюю птицефабрику приехал один из руководителей республики проверить состояние дел.
Ни первого, ни второго секретаря на месте не оказалось, и в Цаблиани срочно выехал Малхаз.
Член бюро ЦК компартии республики ко времени его прибытия уже ознакомился с фабрикой и осматривал теперь строительство нового корпуса для инкубатора.
Из актива района его сопровождал только Сандра Эдишерашвили. Он ни на шаг не отходил от ответственного лица и, по-видимому, был с ним довольно коротко знаком.
Малхаз тоже все в глаза ему заглядывал и ходил по пятам.
Когда они кончили осмотр, Сандра что-то шепнул на ухо члену бюро. Тот сперва глянул на наручные часы, затем, видно, изъявил согласие, при этом посмотрел на стоявшего поблизости Малхаза и, в свою очередь, тоже пошептал что-то Сандре.
— Товарищ Малхаз, Владимир Абибоевич просит вас поехать с нами! — крикнул Сандра Малхазу и рукой указал на черную «Волгу».
В черную «Волгу» с правительственными номерами сели трое: член бюро, Сандра и Малхаз.
Машина понеслась к дому Сандры.
Там все было готово к приему именитого гостя.
Сандра встретил продрогшего Владимира Абибоевича таким угощением, что о лучшем и мечтать нельзя было.
Пораженный увиденным и услышанным, Малхаз в то ЖЕ время старался получше рассмотреть богатое убранство комнаты, в которой находился, красивую и бойкую дочку Сандры и НЕ упустить ни слова из 6РСРДЫ Сандры с ЧЛЕНОМ бюро...
А Владимир Абибоевич и СИДЕВШИЙ В обнимку с ним Сандра знатно ПОВЕСЕЛИЛИСЬ.
ЧЛЕН бюро оказался ОТМЕННЫМ выпивалой и поддержал в том щедрого хозяина. Воодушевленный всем происходящим, Малхаз ТОЖЕ НЕ ударил лицом в грязь, составил достойную компанию двум старшим товарищам.
В тот вечер и увидел Малхаз, в каких близких дружеских отношениях находится Сандра Эдишррашвили с ЧЕЛОВЕКОМ, ЧЬЕ имя по ВСЕЙ Грузии произносится с глубочайшим ПОЧТЕНИЕМ.
Несмотря на то ЧТО Малхаз был ЗДЕСЬ посторонним, ни гость, ни хозяин НЕ старались скрыть своих близких взаимоотношений. Разошедшийся Сандра НЕСКОЛЬКО раз сказал Владимиру Абиборвичу такое, ЧЕГО бы, наверное, никто другой НЕ посмел.
Именно тогда и возникло у Малхаза грешное желание породниться с семейством Эдишерашвили.
С той поры и пошло. С той минуты, когда закралась в душу эта мысль, он уже глаз не сводил со смелой, избалованной всеобщим вниманием, говорливой и горделивой Маринэ, которую еще со школы помнил как озорную девчонку.
Видать, и Сандра заметил жадные взгляды секретаря райкома, которые тот украдкой бросал на его дочь, и совершенно по-иному стал воспринимать своего гостя.
В тот памятный вечер Малхаз убедился в двух вещах: во-первых, член бюро, один из руководителей республики, больше считался с Сандрой, чем с первым секретарем их района, и больше ему доверял. Малхаз отказался невольным свидетелем того, как Сандра умело и ловко «уладил» какое-то дело. С таким хитроумием, с плутовской наивностью он поставил под сомнение, а по сути «похоронил» несколько важных вопросов, которые Вахтанг Петрович считал решенными, что Малхаз ушам своим не верил.
И во-вторых, что у Сандры совершенно обворожительная дочь, умеющая держать себя на людях и имеющая прекрасное общественное положение. Шутка сказать, Маринэ была директором музыкальной школы и членом райкома!
Кутеж избранных еще не был закончен, а соблазнительный план уже созрел в голове Малхаза. С течением времени этот план точно снежный ком катался, катался в сознании предприимчивого молодого человека и превратился в целую лавину, которая погребла под собой и Вахтанга Петровича, и его капризную взбалмошную дочь.
...И вот сидит теперь Малхаз на заднем балконе большого эдишерашвилевского дома и внутренним взором созерцает все то, что произошло в его жизни за столь недолгое время, и то, что может произойти в дальнейшем.
Первое, конечно, видится ясно и четко, а второе скрывает такой туман, что трудно распознать, что же там, впереди...
Со дня его женитьбы на Маринэ прошло более трех недель ...Вдруг на балкон выбежала радостно-растерянная Маринэ. Лицо у нее горело, голос дрожал, когда она торопливо, взволнованно обратилась к мужу:
— Малхаз, к нам Владимир Абибович пожаловал!.. Он узнал, что мы с тобой поженились, и приехал поздравить!.. Специально, говорит, приехал молодоженов повидать! Представляешь?!! Отец от радости в пляс пустился. Тебя зовет... Такую вазу он нам преподнес, такую!.. Обалдеть можно... Чешского хрусталя!.. Ну, давай, скорее, скорее, выйди к ним, неудобно!.. Они в маленькой столовой, чтобы никто вдруг не нагрянул, не помешал.— И Маринэ, сияющая, счастливая, выбежала обратно.
— Почет и уважение зятю! — громко провозгласил член бюро, когда Малхаз вошел в комнату. Важно, вельможно эдак поднялся, сделал несколько шагов ему навстречу, крепко пожал руку и торжественно поцеловал.
— Вишь, какой чести удостоился, а? — загремел Сандра, обращаясь к Малхазу.— Не будь ты моим зятем, небось не сподобился бы — не целовал бы тебя Абибоевич! — И он заключил в свои мощные объятия почетного гостя.
Стол накрыли в укромной комнате, чтобы никто посторонний, случайно забредший к Сандре, не нарушил ненароком приятного времяпрепровождения влиятельной персоны, не помешал бы ему кутить «в своем кругу».
В тот день Малхаз впервые за все время пребывания в доме Эдишерашвили играл на гитаре и пел.
Маринэ влюбленными глазами глядела на мужа, Сандра то и дело вскакивал с места, орал во всю глотку, восхищаясь музыкальным дарованием зятя, и требовал того же изъявления восхищения и от гостя.
Но и гость не оставался в долгу. Он ретиво аплодировал и без конца восклицал, что-де такому талантливому молодому человеку нечего делать в Самеба, надо его перевести в Тбилиси.
Тут у Сандры вспыхнула идея. «Более удобного случая у меня не будет,— подумал он,— давай-ка попытаю судьбу, скажу, ведь охи да ахи Абибоевича должны завершиться чем-то дельным!»
— Чего ему в Тбилиси нужно, для него и здесь дело найдется, ежели он с умом себя поведет! — как бы невзначай проговорил Сандра и метнул взгляд на Владимира Абибоевича.
Член бюро в этот момент подцепил вилкой рыбку цимори, разделал ее, как положено, вдоль хребта пополам, извлек целиком хребет, отправил в рот одну половинку мякоти и, жуя, уставился в упор на Сандру.
— Какое, например, дело? — заинтересованно спросил он.
— Дорогой Ладо,— по-домашнему, запросто обратился хозяин к члену бюро,— разве много у нас таких чудесных парней? Таких замечательных администраторов, таких работящих, знающих, хороших организаторов? Разве такой золотой человек должен пропадать заместителем председателя райисполкома, тогда как бездарный Цквитинидзе во вторых секретарях ходит, а уж что до председателя райисполкома — так эта балда балдой только потому и председательствует, что он, вишь ты, ровесник первого секретаря райкома и они вместе где-то там работали! А ну, попробуй вызови его, познакомься, поговори с ним и скажи после, должен ли этот осел сидеть в председательском кресле?!
Малхаз хорошо знал, что между Сандрой и председателем райисполкома была фамильная вражда, и вот рыжий плут нашел момент подкосить осточертевшего врага.
— Мда-а-а,— по-русски, многозначительно протянул член бюро и, откинувшись на спинку стула, стал раскачиваться вместе со стулом на двух задних его ножках. Он качался так довольно долго, точно канатоходец на проволоке, явно что-то обдумывая.
— Говоришь, не справляется с делами? — проговорил он и добавил опять по-русски: — Так, да? — Он подразумевал, конечно, председателя райисполкома.
— Э-эх,— махнул рукой Сандра,— он точно недодержанный сыр. Таких, как он, в наше время недоделанными называли, сырыми то есть, помнишь, нет? — Сандра заржал так, что в серванте раздвижные стекла тренькнули.
— А что, если мы и правда назначим его председателем райисполкома, а? — раздумчиво, по-русски же проговорил член бюро. На этот раз он имел в виду Малхаза.
— Хорошо будэт! Оч-чен хорошо будэт! — блеснул своим знанием русского языка и Сандра, захлопал в ладоши и потянулся целоваться с членом бюро. Потом сам же посмеялся над своим корявым русским, поддел в бок Малхаза и всучил ему гитару,— играй, мол.
Владимир Абибоевич был, так сказать, наследием старого состава бюро ЦК. Неоднократно проносился слух, что Абибоевича переводят на пенсию, но, очевидно, это было не таким-то легким делом. Далеко и глубоко пустил корни Абибоевич, крепко сидел...
И несмотря на то что прошло уже довольно много времени с тех пор, как состав бюро ЦК обновился, Владимир Абибоевич продолжал все так же неколебимо восседать в том же своем кресле, вершить судьбы людские и неустанно помогать «своим».
В Самебском районе таким «своим» у него был Сандра.
И не без оснований. В 30-е годы двое молодых парней-выдвиженцев, Абибоевич и Сандра, оказались вместе на каких-то двухгодичных курсах. Бедняка Абибоевича, можно сказать, кормил и поил Сандра, которому присылали недурное пропитание из деревни, во всяком случае, друзья никогда не знали недостатка в пшеничной муке и картошке, лобио и луке, сыре и меде.
После окончания этих курсов некоторое время они работали вместе в Хашурском районе землеустроителями и там продолжали
Оставаться друзьями. Теперь Абибоевич был силен, знатен, влиятелен, но Сандру не забывал и старой дружбы не порывал.
Со своей стороны и Сандра всячески старался ублажить Абибоевича и, надо признать, весьма преуспевал в этом. То и дело посылал он ему подношения и подарки.
Абибоевич любил кутежи и знал в них толк. «Что может быть лучше хорошего застолья!» — восклицал он обычно в порыве откровенности в узком дружеском кругу.
Потому в его доме то и дело накрывался стол. В каждый Новы и год, на Майские и Ноябрьские праздники, в дни именин самого Абибоевича и его супруги, в дни рождений детей и внуков, как правило, давались грандиозные званые обеды либо ужины, и если бы не щедрая рука Сандры, Абибоевичу трудно пришлось бы устраивать знаменитый «кутеж Ладо».
Поставку молочных поросят и филе молодой свиньи, выкормленных кукурузой черных кур-молодок, мяса лани и рыбы цоцхали из вод Куры Эдишерашвили по собственной воле взял на себя.
Кроме того, не проходило и недели, чтобы Сандра не отправил любезному другу два объемистых ящика яблок. Яблоки, разумеется, были все отборные, одно к одному, и, разумеется, лучших сортов: картлийская сахаристая и рассыпчатая антоновка, сладкий как мед шафран, сочные бродские с пикантной кислинкой, ароматный царский кальвиль, ранет, синап и бог знает еще какие. Грецкие орехи тоже входили в ассортимент поставок Сандры. Он присылал сухие, крупные, чистые орехи, и когда хозяйка отжимала ореховое масло для изысканных блюд — баже и сациви, оно поражало всех ароматом, вкусом и янтарным цветом.
— Ну как, молодой человек, хочешь быть председателем? — напрямик, без обиняков, вопросил Малхаза Владимир Абибоевич.
— Да не знаю... если смогу...— скромно потупясь, промямлил Малхаз и вдруг, подняв глаза, неожиданно смело в упор посмотрел на члена бюро.
Его ответ и этот взгляд явно не соответствовали друг другу.
— Сможет, ей-богу же, сможет! — поспешно заверил Абибоевича Сандра.
— Ну так считай себя уже председателем! — напыщенно произнес Владимир Абибоевич и покровительственно похлопал Малхаза по плечу.
— Дай бог тебе долгой жизни, твое слово, конечно, закон, настоящая, понимаешь, государственная печать, только первый секретарь на это не пойдет,— коварно поддел члена бюро Сандра.
— Как это не пойдет? — грозно свел брови Абибоевич.
— Не знаю,— пожав плечами, отвечал Сандра,— ты же знаешь его фокусы, он того лучше знает и, естественно, больше доверяет ему.
— А что, разве мир на его доверии держится? — в голосе Абибоевича просквозило раздражение.
— Да, батоно Ладо,— вставил в свою очередь Малхаз,— вероятно, он будет против...
— Воспрепятствует, как сможет,— подтвердил Сандра.
— Пош-шел он к чертям! — вскричал разгоряченный вином Абибоевич и хватил кулаком но столу,— смотри ты на него!
— Очень уж он упрямый, милый мой Ладо, что ему взбредет в голову, то и делает. Намедни пристал ко мне в одну душу, хочешь не хочешь, на заречных полях сей только сою! А на кой шут мне соя, скажи на милость, и кто же тогда будет сеять пшеницу и кукурузу? И вообще, какое его собачье дело, что я буду сеять! Я председатель колхоза или он? Чего он лезет в мои дела?
— Ладно, ладно, я в этом разберусь! Пришлю комиссию, и посмотрим, как он тут будет выкаблучиваться! А теперь давайте-ка поднимемся на Ниши. Люблю я оттуда глядеть! «В небеса взлечу высоко, на подлунный мир взгляну...» — запел Абибоевич. У него был довольно приятный тенор, и он совсем недурно пел первым голосом.
Малхаз немедленно подхватил вторым голосом. Член бюро с удовлетворением обратил взор на молодого человека и запел громче.
— Сию минуту, Ладо-джан, сию минуту!..— вскочил Сандра.— Ради тебя, с твоим мужественным характером, с твоим умением работать, кутить, время проводить, с твоей добротой, широтой, с твоим умом, щедростью, ради тебя, любимый мой Ладо, я на все готов! — скороговоркой выпалил он и поспешно удалился, чтобы отдать необходимые распоряжения.
Проворству и быстроте движений этого рослого, грузного и уже немолодого человека нельзя было не удивляться.
«Ниши» называлась древняя молельня, находившаяся на одном из отрогов Триалетского хребта. С гребня горы, где стояла молельня, открывался прекрасный вид на всю Срединную, или Внутреннюю, Картли. Сама молельня стояла чуть ниже по склону, в густом ельнике. Поблизости виднелась хижина, сложенная из крупных бревен и крытая дранкой. Пол в хижине был глинобитный, потолок — прокопченный очажным дымом.
— Люблю сидеть на таком полу! — не раз говаривал Владимир Абибоевич, когда поднимался сюда кутить, и похлопывал ладонью по утоптанному, твердому, как камень, глинозему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61