Ушла бы я от Виктора давно, да к вам боялась вернуться, а жить одной — негде да и не на что.
Плыву по течению.
А тут случай подвернулся. Сидим мы с Таней, подружкой, моей однокурсницей, тоже из нашей Марьиной рощи, на скамеечке у фонтана на ВДНХ. Не упомню уже — на какую-то выставку не попали. Я сигарету покуриваю.
Парень подсел к нам.
— А колечки выпускать умеешь?— спрашивает.
— Умею.
— Ну и дура набитая! Зачем себя этой дрянью травишь? И как-то непонятно втянул он нас в разговор. О каком-то мифическом Усть-Балыкском месторождении нефти рассказывал, о том, что они, геологоразведчики, в случае удачи так и пишут начальству в телеграммах: «Скважина лупит по всем правилам...»
Сам он в Москве завершал какие-то свои дела и собирался снова на Крайний Север, на озеро Ханто, куда, как он сказал, высаживается большой десант и где будет город.
И обратился ко мне: ну что, говорит, у тебя за душой, кроме лица смазливого? Чувствую, и в институте едва-едва у тебя. Вот и выходит, Лена, «зелень» ты сплошная: нет у тебя ни биографии, ни дела стоящего впереди. Хочешь сделать жизнь? Проверить себя? Самостоятельности хочешь? Помогу купить билет до Сургута, а дальше доберешься.
И ушла я с ним — московским корчагинцем Сережкой с улицы Станиславского. Вот такая моя история...
А строителем я все же стала: папе ведь так хотелось. В нашем СМП наше подразделение называется — транспортные строители железных дорог. Папа знает, что это значит: впереди геодезисты с теодолитами, а мы за ними уже на болота наступаем.
Знаете, жили мы поначалу в бочке, как и многие здесь (мы с Сережкой сразу же расписались; к черту, сказал он, эти модные дурацкие гражданские браки!). Не в маленькой, а в большой бочке, с окном и дверью, утепленной снаружи и сверху, живем. «Жаль,— шутил Сережка, что в ней ходить только по прямой линии можно».
Может, из-за этой бочки я иногда не против пофилософствовать? Нет, просто, наверное, мудрее стала. Помню, папа с первого класса меня готовил в свой строительный институт и все повторял: по Марксу, человеку для жизни необходимы пища, одежда, жилище. Готовься к благородному делу, дочка, города строить.
Вот я и строю теперь. А тут, на Севере, человеку особенно жилье и пища нужны. Не поешь вовремя, не обогреешься в тепле — ох как худо! Как инженер, папа любит всегда точности, краткости и определенности, этого он и от своих студентов требует.
Так вот, я буду предельно точной и краткой. Посмотрите по карте: где дорога от Сургута до Уренгоя? Так вот, между ними был пикет. А теперь он стал станцией Ноябрьская. Как-то в местной газете я прочитала, что один из проектировщиков московского Гипрогора — разработчик нашего будущего города у озера Ханто, на макете написал: «В 1985 году — 50 тысяч, к 1990-му — 70 тысяч. До встречи в 1990-м в кафе «Сибирячка»!»
Ну, а если серьезно — каким станет наш город?
Железная дорога разделит его на две зоны: промышленную и жилую, а они свяжутся подземными переходами. В первой разместятся базы, мастерские, а в жилой части — пяти- и девятиэтажки в северном исполнении. Ну и, конечно, в каждом микрорайоне — магазины, детские садики, аптеки и т. д.
Это все в будущем. Не буду писать ни про 40-градусныи мороз зимой, ни про комаров да гнус летом. Этого добра хватает. Да и без меня об этом много понаписано.
Комментарий Лены. Вы, наверное, в газетах и журналах читаете: тюменские клады раскрывают свои тайны. Богатство их несметное. И люди, пробивающиеся к этим кладам, сказочные.
Правильно. Все это в государственном масштабе. А я про себя скажу. Моя соседка — Ольга Николаевна, наша наставница, воспитавшая четверых детей и настрадавшаяся со своим бывшим мужем, любившим в рюмку заглядывать, про нас с Сергеем говорит: «Не надо и клада, если в семье ладно».
Это я уже специально для мамы написала. Действительно, в семье у меня все хорошо. Сын растет. Здоров. А если снега навалит — ничего страшного. Давно прошли те времена, когда приходилось жаться в тесных палатках, а питаться в своих котлопунктах.
С первых дней к нам вовремя доставляли мясо, лук, рыбу, крупы всякие. Правда, с овощами туговато было. Даже летом. А вот теперь и тут полный порядок: между нашим городом и Большой землей наладили, как его назвали у нас на Севере, «витаминный воздушный мост»; свежие овощи и фрукты постоянно к нам поступают авиарейсами.
А с приходом зимы — в нашем микрорайоне снежный городок появится. И мы с сынишкой пойдем смотреть на всякие сказочные фигуры. А Сергей обязательно голову Черномора вылепит. Вот вам и еще одно преимущество наших северных снежных мест.
И последнее. Город растет. Детишек все больше. Молодежь в основном у нас. Ясли и садики появляются. Уговаривают меня воспитательницей пойти. Подумаю. Педагогический институт все-таки хочу закончить. Заочно.
Из письма к бывшему мужу. ...Ты все, Виктор, твердил о раскованности, о том, что жить надо так, как бог на душу положит. И гражданский брак придумал. Модно, мол, сейчас многие так живут. Да и брак этот нужен был тебе ради твоего же удовольствия. Удобно: никаких обязательств.
Зачем я тебе была нужна? Приятно, наверное, было тебе, закоренелому холостяку, своим друзьям показать меня: смотрите, какая телочка, волоокая, тихая да покорная.
А когда мы вместе оставались — я по часам засекала: десять минут чистого времени в сутки ты говорил со мной. Пригладь, приготовь, подмети. У тебя, видишь ли, свои важные литературные дела: диспуты, новые стихи друзей. А ты, дуреха, помалкивай.
Правда, любви к поэзии я только и научилась от тебя. И за то спасибо.Господи, а как ты перепугался, когда я заговорила о ребенке. Помнишь? Нет, не для семьи я создан, буду я возиться с коляской. И все в том же духе. И закатил такую истерику, что и вспомнить страшно.
Ты и письмо мне написал не потому, что обо мне вспомнил. А, наверное, для своей очередной проблемной статьи; пытаешься, говоришь, разобраться в психологии современного молодого человека.
Помню, еще в институте профессор наш цитировал одного современного зарубежного классика: человечество делает головокружительные успехи в области НТР. Была эпоха пара и газа, не прошло и ста лет — наступила эпоха расщепления атома, еще меньше времени — эпоха проникновения в космос. А вот люди остались теми же, что и две тысячи лет назад: те же слова шепчут влюбленные под луной. Больше того, многие из нынешних разучились шептать эти слова. Как и ты.
Вот и я могла быть такой же. И еще напиши, что здесь, на Севере, началась моя гражданская биография, а не гражданский брак. Ну, уже об активной жизненной позиции, надеюсь, ты сам допишешь.
И в статье еще можешь привести стихи, которые мне очень нравятся и которые я читаю в концертах. Это из «Тризны» Шевченко:
Без малодушной укоризны Пройти мытарства трудной жизни, Измерить пропасти страстей, Понять на деле жизнь людей. Прочесть все черные страницы, Все беззаконные дела...
И сохранить полет орла И сердце чистой голубицы! Се человек!..
Человеком я стала, Виктор, понимаешь, человеком! И не пиши мне, ради бога, больше. Не пиши.
Из письма подруге Тане.
...Долго я тебе собиралась написать, Танюша. Длинное-длинное письмо. И нежное. А потом все надеялась, что встретимся в Москве. А ты тоже в отпуск укатила, когда я приезжала.
Молодец ты, Танюшка, институт уже окончила, и в аспирантуру, верю, поступишь. У тебя всегда все хорошо получалось. Помню, как ты радовалась, когда твоего Петьку на стационар перевели. Тебе и здесь повезло: ты ему сразу двойню родила.
А я была в Москве, пришла к вашему дому возле улицы Станиславского, куда ты к Петьке переехала, а дома-то уже и нет. На том месте новый строят. Позвонила твоей маме — говорит, ты в Пицунде отдыхаешь.
Как я по Москве соскучилась! И в мой любимый театр Маяковского попала, и в Третьяковку смоталась, и даже в музее восточного искусства, что на улице Обуха, побывала. Москва есть Москва! Далеко мы от всего этого, ой как далеко — больше четырех тысяч километров по воздуху.
А когда органный концерт в зале консерватории слушала, думала, совсем обалдею. Сижу в зале и думаю: а что же у меня хорошего-то в жизни было? Бетховена исполняют, а я только и слышу удары сердца.
Не знаю, почему у меня все так получилось, да только не могла я ценить в свой московский период жизни всего того, что имела. То ли родители проглядели меня? То ли сама я слишком увлеклась компашками? Ты как-то сразу отошла от нас.
Не обязательно, конечно, уезжать из Москвы на Крайний Север, чтобы найти себя и чтобы стать человеком. Для меня же Север стал не просто спасательным кругом. Здесь я нашла все: семью, друзей, счастье.
Помнишь, в институте наш профессор-старикашка проводил свои социологические исследования странным методом: в коридоре, на лекции или просто в лифте он вдруг спрашивал студента: «Скажите, коллега, что такое счастье?» Спросил однажды он вот так и меня. Застал врасплох. И знаешь, что я ответила?
«Счастье,— говорю,— это когда ни о чем не думаешь. Когда ничего не болит. Когда хорошо оттого, что я просто с вами, профессор, разговариваю».
«Оригинально, весьма оригинально,— сказал он и добавил:— Скудноваты у вас, уважаемая, понятия. А счастье ку-цое. Но ничего — это пройдет».
И, как видишь, прошло.
Но расскажу по порядку.
Улетела я тогда с Сережкой, как ты помнишь, в чем стояла. Лечу в неизвестную мне Тюмень, и, может быть, впервые в жизни жалко-жалко себя стало. Вот тогда первый раз и задумалась: что же хорошего у меня-то в жизни было? И очень мало припомнилось. Один раз я, кажется, счастлива была, когда мы с тобой на турбазе на Кавказе вдвоем отдыхали. Твой папа путевки нам тогда купил. Качели, смех с утра до вечера. Счастливы были.
А еще?
Вспомнила, как под Звенигородом у бабушки в селе гостила, когда она еще жива была. Вышли ранним утром мы с ней на покос. Я иду впереди, роса обжигает голени, траву разгребаю руками, а бабушка косой: вжик-вжик. Красота. Трава синяя-синяя. От шалфея. Блаженные, голубые минуты. Увы, их было так мало.
А еще вспомнила, как на той же турбазе я в маске рыбу под водой поймала.
Вот и все. А остальное — в каком-то тумане...
Прилетели в Тюмень ночью — и я, кажется, сразу поняла, что попала в совершенно иной мир. Молодежи битком набито: как раз студенческие отряды собирались со всех концов на свой трудовой семестр. Песни, шутки, счастливые лица. А на куртках адреса: Дагестанский медицинский, Казанский университет, Киевский автодорожный. И москвичей полно, конечно. Смотрю — возле аэропорта гусеничный вездеход стоит, а в его кабине двое: он и она. С гитарой, песенки напевают.
Все мне интересно. Рассматриваю, раздумываю. На окошке справочного бюро записка приклеена: «Василий, приходи в гостиницу «Восток». Заработал деньги. Шабаш. Возвращаюсь домой. Купил машину. Обмываю третий день. Жду от 9 до 6 вечера в номере. Каждый вечер — в ресторане. Витек».
Это я уже позже поняла: любители «длинного рубля» тоже едут на Север. Только им труднее всех приходится. Не такой уж длинный этот рубль, как поначалу кажется. Заработать
его надо. И в условиях нелегких. Не случайно, наверное, тут и поясные коэффициенты, и всевозможные надбавки. Недавно вот западные немцы о наших краях фильм снимали, к нам приехали и говорят: нет, не напрасно тут платят больше.
Но я, кажется, немножко отвлеклась. Сижу в аэропорту и слушаю: Нижневартовск, Уренгой, Салехард. К аэропорту то и дело красные «икарусы» подъезжают и увозят с собой таких веселых, счастливых ребят, которых нечасто и увидишь.
И опять же я нашего институтского профессора вспомнила. Про его кибернетическую модель, о которой он на лекциях рассказывал. Не знаю — помнишь ли? Создали ученые кибернетическую модель современного молодого человека и сравнили, чем он отличается от тех, кто был молодым тридцать лет назад. Оказалось, современные молодые люди красивее, ухоженнее стали, лучше одеваются, больше знают. Но черствые душой, слишком деловые. Так говорил старикашка.
И тут я поняла: не все учла кибернетическая модель...
Что долго рассказывать? Прилетели мы на место. Сережка неделю отпуска взял. Я этой недели никогда не забуду. Счастливая была по-настоящему. Ходили в лес. Прошлогоднюю бруснику (очень вкусная!), голубику собирали, а сморчков вообще девать было некуда. Была грибная пора и после, но этих сморчков никогда не забуду. Есть тут в наших местах Светлое озеро, так вот там мы и провели эту неделю. Болота вокруг. Я Сережке на носок сапога прыгала, чтобы в трясину не угораздить. Но и по пояс провалилась, и у костра сушилась, и кулеш варила.
Да что это я тебе про всякую дребедень?Совсем ведь не о том сказать хотела.Понимаешь, Танюшка, что здесь главное? Чувства обострены, обнажены, человек виден как на ладони. И, мне кажется, нет пустоты. Пустоты во всем.
Видишь, как я рассуждаю теперь. Как солидный человек, уже кое-что повидавший. Улыбаешься?А осталась я такой же миниатюрной, если не сказать больше.И, что кривить душой, скучаю по Москве. Хотя знаю, мой дом здесь, на Севере. Сама понимаешь, я ведь девчонка без претензий, из Марьиной рощи родом. А твой отец всегда любил повторять: в Марьиной роще люди попроще...
Комментарий Лены.В одном письме всего то и не опишешь. Вот разговор о том же счастье. Прибыли к нам недавно новые девчонки, сразу после школы. Некоторые на волю вырвались от папенек да маменек.
Наш совет секретарей комсомольских организаций рейд провел: чем занимаются по вечерам новички, как к новой жизни приобщаются, чем свой досуг в общежитиях заполняют.
Зашли мы в одну из комнат пятиэтажки: четыре девчонки проживают. Дым от сигарет. Хоть топор вешай. Магнитофон включен — блатные песенки. На столе бутылка «грушек-яблочек» (так бывшие «бичи» дешевое вино называли). На танцы девчонки готовятся.
Одну из них наш комсорг уже видел на танцплощадке, мягко говоря, раскованной. В этот раз он был неумолим: напишем родителям, как вы себя тут ведете, на ударных стройках,— и баста. А то и отправим плацкартным вагоном восвояси. А, надо сказать, наказание это страшное: отчислить из коллектива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54