Некого ему, Демиду Хоролу, бояться! Он живет и будет жить, как хочет. А вот книги старика Баритона, видно, сильно повлияли на Ларису. А на него не повлияли?
Пришел домой, поужинал, взгляд упал на тахту, где лежал переплетенный в кожу один из томов Вовгуры. Не удивительно, что на Ларису, в сущности, еще глупенькую девчонку, они производят впечатление, есть в них что-то особенное, завораживающее... Вот у нее воображение и разыгралось... Милая, смешная девчонка! В книгах деда все прозаично, всего-навсего описан ключ от сейфа, который в 1954 году выпускал славгородский завод. Хотя... Старался Баритон, старался. Ни одной детали не упустил. Перевести все это на математический язык ему, студенту мехмата, проще пареной репы. Кстати, надо съездить в университет, подать заявление о переводе с заочного на вечернее отделение. Одно дело слушать обзорные лекции Лубенцова во время сессии и совсем другое — прослушать весь его курс. И снова мысли обратились к Софье Павловне, только на этот раз почему-то за нее не было страшно... Посмотри-ка, как тщательно описан ключ от сейфа Фрица Вертгейма! Переведем это на язык цифр, и станет он длинным числом, состоящим только из нулей и единиц. Вполне возможно, машина не только определит размеры, но и спроецирует ключ на экране. А что, не исключено! И опять, зачем понадобился тебе ключ от сейфа старого Вертгейма?
Не ключ был важен Демиду. Был в его интересе к записям Вовгуры один момент: чисто мальчишеское еще удивление перед этим электронным чудом — ЭВМ, вера в ее безграничные возможности, ожидание чего-то необычного. Вполне возможно, машина найдет свой вариант решения, подскажет свой путь — и откроется тайна. Разве это не чудо? Машина — это не мозг человека, но решения ее зачастую могут быть неожиданными. Пиши, пиши, не ленись, места на магнитной ленте хватит.
А вот этот ключ так понравился Вовгуре, что он даже нарисовал его. Какой это номер? Тридцать восьмой...
Демид не заметил, как задремал за книгой, и рису
нок ключа словно ожил,.. Вдруг очнулся. Книга, соскользнув с колен, упала на пол. Что его разбудило? Знакомо и тихо позвал звонок детского телефона. Так по утрам его будила Ольга Степановна... Демид почувствовал, как по телу пробежал озноб.
Телефон позвонил снова, и парень взял трубку.
— Слушаю,— через силу, осипшим вдруг голосом сказал он.
— Демид, иди к нам чай пить,—послышался молодой, хорошо знакомый голос.— Ты что молчишь? Это я — Ганя, не узнал?
Оказывается, как все просто в жизни: нет чудес, есть обыкновенная очередь на получение квартир в райсовете...
— Это я от неожиданности,— наконец справился с собой Демид.
— А для нас не было неожиданностью, ведь мы знали, где ты живешь,— весело щебетала Ганя.
— Почему же не позвали помочь?
— Не нужно было, здесь все оказалось в лучшем виде, ты все организовал. Я знаю. Управдом так и сказала.
— Не совсем так,— возразил Демид, с болью вспоминая свою учительницу.— Просто не хотелось выбрасывать вещи Ольги Степановны, понимаешь, рука не поднялась. А придумала все это Лариса...
— Вот и расскажешь о ней, когда придешь,— уже тоном приказа заявила Ганя.— Мы ждем. А этот телефон — твое лучшее изобретение!
Демид, уже стоя на пороге, оглянулся. Неуютная все- таки у него квартира. Шторы бы, что ли, на окна купить? Впрочем, вряд ли помогут шторы. Хозяйка здесь нужна, хозяйка!
Глава двадцатая
После Нового года, когда мороз разрисовал огромные окна шестого цеха фантастическими листьями папоротников и пальм, Валера Пальчик подошел к монтажному столу, за которым работал Демид, и сказал:
— Все!
— Я знаю примерно десять значений этого слова в твоем лексиконе...
— Сейчас узнаешь одиннадцатое. В шестом цехе ты больше не работаешь.
Валера сказал эти слова торжественно, гордо и одновременно трагически.
— Вечная история,— заявил он,— мы берем сырой материал, отформовываем его, обрабатываем, шлифуем, а когда он становится скульптурой, передаем другим.
— Это я, что ли, стал скульптурой?
— Ты, конечно. И переводят тебя в десятый цех к комплексу товарища Павлова. Ты сам об этом просил, или они проявили инициативу?
— Просил я сам,— искренне признался Демид,— но эту мысль когда-то подкинул мне Павлов.
— Значит, потянуло к широким горизонтам и необъятным мечтам, и стало тебе маловато нарих скромных тэзов, на которых, можно сказать, держатся все электронно-вычислительные машины.
— Честно говоря, маловато...
— Понимаю, все понимаю. Ну, хорошо, закрывай свои наряды, сдавай инструменты, а завтра — к Павлову.
— Ёалера,— неожиданно заинтересовался Демид,— а тебе никогда не хотелось перейти в десятый?
— Мне даже предлагали— ответил бригадир, и Демид не усомнился в искренности его слов,— только я Однолюб. Люблю свой цех, свою бригаду. Хочу сделать их такими, чтобы и они мной гордились. Переходить от интересного к более интересному, меняя место работы,— это просто. Интересное сделать еще более интересным — вот задача!
— Ты не одобряешь моего поступка?
— Почему же? Одобряю. Все правильно. Для тебя, а не для меня. Просто у нас с тобой разные характеры. Когда ты впервые пришел к нам в цех, я уже знал, что ты здесь не засидишься, я к твоей работе приглядывался. И если основная проблема кибернетики когда- нибудь будет решена, то сделают это такие, как ты.
— А в чем, по-твоему, эта проблема?
— В отставании математики, в отставании программирования от технических возможностей машины. Программист иногда годами составляет программу, которую машина потом решает за пять минут. До тех пор пока мы не научим машину программировать, поставив перед ней лишь общую задачу, кибернетика не станет кибернетикой в полном понимании этого слова.
— И ты думаешь, что решать эту проблему придется мне?
— Может, не тебе лично, но твоему поколению.
Валера был старше Демида только на семь лет, но по работе с полным правом мог считать себя старше на целое поколение. И если такой, как Валера, рядовой бригадир, правда, с высшим образованием, задумывается над основными проблемами кибернетики, то они наверняка будут решены. Ведь если лучшие, ищущие умы думают над этим, то просто невозможно, чтобы где-то не вспыхнула искра нового открытия.
— Андрей Валерианович тебе не мешает? — вдруг, улыбнувшись, опросил Валера.
— Какой Андрей Валерианович? — не сразу понял Демид.
— Мой Андрюшка.
— А мешает, его и не слышно вовсе,— засмеялся Демид и в душе позавидовал: у Валеры есть сын.
— Вот подожди — мы с ним скоро гантелями начнем заниматься,— пообещал Валера,— тогда услышишь.
Демид еще что-то говорил, шутил, смеялся, заканчивая работу и сдавая инструмент, а мысли его были уже там, в десятом цехе.
Есть какая-то удивительная притягательная сила в науке, которая называется кибернетикой, и во всем, что связано с электронно-вычислительными машинами. Они вошли в быт и в промышленность, простейшие из них стоят в обычных сберегательных кассах, а все равно столкновение с ними, соприкосновение с заложенной в них идеей обязательно вызывает ощущение встречи с будущим. И это справедливо: наше будущее, завтрашний день всей планеты в большей степени зависит от того, как станет развиваться именно эта наука. Будет ли человечество жить мирно и счастливо, или через несколько поколений погибнет в атомной катастрофе, тоже в большей степени зависит от нее. Кибернетика — это наука- инструмент, и, чем точнее и надежнее он будет, тем счастливее будут люди. Счастливее? Да, все дело в том, в какую сторону пойдет развитие этой науки, в чьих она окажется руках...
«Мысли мои, наверное, весьма примитивны. Чтобы по-настоящему глубоко рассуждать о таких серьезных вещах, еще нужно учиться и учиться»,—подумал Демид, открывая дверь своей квартиры. Всегда хочется быстрее
очутиться в знакомом уютном тепле, хотя ему теперь и мороз нипочем. Он купил себе теплую синюю куртку, меховую шапку. А старый платок Ольги Степановны, который когда-то спасал его от простуды, теперь вспоминает с нежностью и грустью. Вот так мы теперь живем, товарищ Хорол, а летом, может, в Крым в отпуск поедем, а может, и за границу. В завкоме есть любые путевки, заводской профсоюз — организация мощная, было бы желание ездить, смотреть, узнавать...
Ну, а сегодня он займется библиотекой, надо привести книги в порядок. Комната небольшая, вот он и сконструировал специальные полки, нашел ребят-столяров из соседнего дома, они сделали все точно, как он хотел, еще и чертежи у него выпросили, пригодятся, говорят, для других книголюбов, все квартиры стандартные, выходит, и мебель может быть одинаковой.
Вчера он просверлил дрелью в бетонной стене отверстия, вбил туда деревянные пробки, сегодня привернет шурупами полки, все будет держаться прекрасно. Красивое наследство оставила ему Ольга Степановна! Книги он разместит так, чтобы удобно было ими пользоваться: вниз поставит собрания Сочинений, энциклопедический словарь. Над ними поместит современную литературу, справочники, еще выше встанет поэзия, он до нее не часто добирается, но может быть, придет время, захочется и ее почитать.
Взявшись обеими руками за раму, тряхнул стеллаж: стоит словно забетонированный, можно расставлять книги. И только наклонился за первыми томами, как позвонили в дверь. Бросился открывать — так и есть, Лариса. Стоит на пороге, нос покраснел, шубка заиндевела.
— Ты счастливый человек, Лариса, — сказал Демид, здороваясь с ней и принимая от нее пальто,— приходишь, когда тебя ждут и помощь твоя просто необходима. Видишь, благоустройством занимаюсь, стеллаж установил, будем с тобой книги разбирать.
— О, это я люблю,— Лариса взяла первую попавшуюся ей под руки книгу, раскрыла ее, лицо приобрело детское, ласковое выражение, пухлые губы тронула улыбка.— Гоголь, «Вечера на хуторе близ Диканьки»... Это не я счастливая, а ты: видишь, какими сокровищами владеешь! Я у тебя буду брать, как в библиотеке, ладно?
— Бери, пожалуйста. Прошлый год у меня был трудный, минуты свободной для чтения не мог выкроить.
Но зато теперь уйма времени, так что наверстаю. Составлю себе программу... .
— Ты не человек, а счетно-вычислительная машина. Таких, как ты, знаешь как современные девчата называют? Кибер! Шагу не ступишь без программы. Интересно, если тебе когда-нибудь захочется поцеловать девушку, ты тоже сначала запрограммируешь сей шаг?
— Все будет зависеть от того, какая окажется девушка. Если такая же хорошенькая, как ты, особенно с мокрым от мороза носом, то жди неожиданностей.
Лариса достала из рукава школьного платья платочек, вытерла нос. Наверное, снова дома переодеться не успела.
— А ты понемногу приучаешься говорить девушкам комплименты и превращаешься в обычного нахала. Прежде я смело шла к тебе, зная, что ты на такие штучки не способен, теперь такой уверенности у меня пет. Ты изменился к худшему.
— Не я изменился, Лариса,— улыбнулся Демид,— а ты красивой девушкой стала...
— Вот опять твои шуточки... А скажи откровенно, почему я тебе не нравлюсь? Как девушка?
— Ну, какая ты девушка? — снова рассмеялся Демид.— Ты для меня Лариска с Фабричной улицы. Но не зарекаюсь, подождем с годик, может, я ковром перед твоими ногами расстелюсь, стихи сочинять стану, конечно, с помощью машины, все, что захочешь, для тебя сделаю...
— Ничего мне от тебя не нужно. Хватит с тебя и Лильки. Ну, чего ты сидишь? Расставляй книги. Это дело тоже надо с умом делать.
— Как всякое дело. Справочники и учебники — вот на эту полку, чтобы под рукой были, а поэзию загоним наверх, до нее дело пока не дошло...
— Ты узко и односторонне воспринимаешь мир: ты прямолинеен и прагматичен, а я, например, полифонична.
— Как ты сказала? Полифонична? — переспросил, насторожившись, Демид. Слово редкое, но где-то он его уже слышал.
— Вот именно, полифонична — продолжала Лариса, как бы любуясь собой со стороны.— Для тебя книга имеет только одно назначение — давать информацию...
У Демида словно пелена с глаз спала, он даже слегка улыбнулся, но Лариса, занятая собой, этого не заметила.
— Конечно, главное назначение книги — давать информацию или вызывать эмоции, обогащать духовно человека. Все это правильно, и никто с этим не спорит, но у книг может быть и еще одна роль, о которой почему-то мало говорят: они могут быть украшением интерьера. Особенно, если корешки подобрать по цвету, как гармоничную радугу...
Ну конечно же, то же самое говорила и Лиля! Лариса почувствовала перемену в настроении Демида и оборвала себя на полуслове.
— Чему ты улыбаешься? — спросила она.
— Он как, групповые занятия проводит с вами или читает лекции индивидуально?
— Кто он?
— Разумеется, Тристан Квитко. Я уже слышал эти слова от одной знакомой, слово в слово.
— Лиля Барсук?
— Она. Имей в виду, что и у нее, и у тебя один учитель. Слова эти, если не вдумываться в их смысл, производят впечатление, а поразмысли — и на поверку окажутся откровенным мещанством. Лилю еще понять можно, она бронзовые краны в ванной поставила, книгу в руки взять не разрешает — не дай бог испачкаешь; прежде чем на стул сядешь, посмотрит, во что ты одет, не пострадает ли новая обивка. А ты? Ты же умная девчонка! Книга — часть интерьера, украшение комнаты!
•Как ты на это клюнула, понять невозможно! Почему-то мне казалось...
— Что тебе казалось?
— Ничего. Можешь молиться на своего «учителя». Только скажи ему, чтобы он не повторял вам одно и то же, пусть меняет пластинки, а то сам же себя в смешное положение ставит.
— Не говори, чего не знаешь,—Лариса положила книгу, взглянула на Демида,— он умный, начитанный, образованный. А как он читает стихи! Ты ему просто завидуешь. Не может быть, чтобы он кому-то, кроме меня...
— Может быть, все может быть, Лариса,— сказал Демид.— Подай-ка мне томик. Расставим книги, скажем, так, как размещаются буквы на пишущей машинке. Те, что чаще встречаются,— в центре, реже — на фланги.
В этот момент в дверь снова позвонили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45