С другой учительницей (т. е. именно бакалавром педагогики) в разговоре упомянул Дон Кихота. Она в ответ глазами хлопает. Я уточнил, что имею в виду персонажа Сервантеса.
— ??? Да я, когда в школе училась, не брала курс мировой литературы, откуда я могу про этого Сервантеса знать?!
И впрямь, откуда…
Как-то мои 12-классники (молодые люди 18–19 лет) заспорили «про Вторую Мировую войну». Т. к. был урок физики, я вмешиваться в их спор не стал, а занял позицию наблюдателя. И вот голоса разделились. Одни утверждали, что «Советы были в той войне союзником Гитлера». Другие возражали, что «Советский Союз воевал с Германией, и Германия победила». Лишь только самый продвинутый молодой человек снисходительно заметил, что «в той войне русские помогали Канаде». Это тот культурный уровень, с которым они войдут в жизнь.
Если под культурным уровнем общества понимать не только уровень образованности, но и уровень бытовой культуры, то можно прибавить:
— постоянное воровство, которое требует огромного количество видеокамер наблюдения, — ими там всё утыкано;
— постоянную опасность вшей в школе, про которую мы в брежневском СССР не слыхали;
— привычку мыть посуду не проточной водой, а в заполненной водой раковине (т. е. полоща её в помоях);
— отсутствие привычки мыть руки перед едой (как я понял, это характерная «советская» черта, своеобразный маркер: кто в Америке моет перед едой руки, тот, вероятно, советский шпион);
— огромное количество «юмора», связанного с кишечными газами: об этом постоянно говорят (и не только.) ученики на уроке, с искромётным американским остроумием на эту тему прохаживаются в популярном мультике «Шрек», даже в фильме про «американский полёт на Луну» их «астронавты» обсуждают именно этот аспект космической жизни (можете представить себе подобное в устах Гагарина?!).
Далее каждый поживший на Западе продолжит перечень сам.
Добавлю ещё одно: когда я пытался обсудить с канадцами некоторые общественные проблемы, связанные со школой, то постоянно слышал ответы в совершенно одинаковых словах! От Нью Брунсвика до Британской Колумбии незнакомые друг с другом люди не только «думали» одинаково, но даже высказывались в одинаковых выражениях. Прямо как в романах Кафки! Отмечу, что, по моему ощущению, люди Сев. Америки, среди которых я жил, были сплошь «взрослыми детьми «Т. е. никогда не пытались думать самостоятельно, поставленные в тупик вопросом, отвечали: «Да просто так заведено!» (Its just the way of things!), всецело полагались на авторитеты. Т. е. вели себя подобно детям. На тех этажах западного общества, которые я наблюдал, «взрослых» я не встречал: они где-то, разумеется, есть, но управляют «детьми» незаметно. Замечу в сторону, что в советском (позднем) обществе детки, наоборот, быстро вырастали, благодаря хорошему образованию и массе свободного времени. И превращались в типичных подростков: языкатых ниспровергателей авторитетов, насмешников и скептиков, не желающих считаться с реальностью. Прямо, как в песенке у Окуджавы: «Все они красавцы, все они таланты, все они поэты!» Многие так и остались «подростками» до седых волос: ведь для трансформации подростка во взрослого нужно хлебнуть горя и испытать ответственность за себя и за других. А вот это-то и был главный советский «дефицит». Результатами такого затянувшегося тинэйджерства мы могли сполна насладиться в «перестройку». Впрочем, это уже совсем другая песня…»
Австрия. О классической музыкальной, а также общеобразовательной культуре в Австрии рассказывает А. В. Сиденко, пианист, преподаватель, выпускник Государственного Музыкального Училища и Государственного музыкально-педагогического института им. Гнесиных, г. Москва. Преподаёт с 1994 года в музыкальных школах различных регионов Австрии.
«Когда я осенью 1994 года приехал в Австрию, в моём ментальном багаже почти что непоколебимо, аксиоматически был укоренён следующий миф: Австрия — это страна с глубокими и живыми классическими музыкальными традициями!
Причина возникновения этого мифа, думаю, несложна: 1) музыкальный народ — любители, профессионалы, школьники, студенты, педагоги — с детства впитывают примеры величайших взлётов творческого человеческого духа; примеры исключительных, уникальных — и тем не менее достаточно массовых, концентрированных на австрийской земле в течение каких-то 150–160 лет от Гайдна до Малера — проявлений классической музыкальной культуры.[99]
Ну, и как не предположить — зная всё это, живя этим, любя всё это, — что существует глубоко укоренённая, живущая, цветущая и «вечнозелёная» музыкально-культурная традиция. Традиция, предполагающая хорошо развитую дидактически и методически,[100] проверенную временем систему музыкального образования — от начального до высшего, — называемую термином «школа»?
Наши замечательные педагоги и профессора с сияющими глазами рассказывали нам на лекциях по истории музыки об их кумирах, — о композиторах венской школы, об их гениальных произведениях…
Писать я буду о том, что наблюдаю вот уже почти 17 лет подряд. То, что я буду рассказывать, могут подтвердить как мои коллеги, эмигрировавшие с бывшей территории Советского Союза, так и австрийские коллеги из тех, кто не поражён вирусом «теплохладности» по отношению к своей профессии.
В музыкальных школах Австрии уже довольно давно распространена система «Stunde zu zweit», т. е. — «урок вдвоём». Это когда на индивидуальном уроке, в классе с одним учителем и одним инструментом одновременно присутствуют два ученика. (То есть, один учится, а второй в это время «гоняет балду». - прим. Я. С.). Тот факт, что далеко не всегда возможно подобрать пару более или менее подходящих друг другу по уровню развития, способностей и интереса к предмету учеников, что прекрасно понимает каждый преподаватель и директор, никого не волнует. Речь идёт об экономии: родители каждого из этих учеников оплачивают полный час обучения, получают же их дети de facto лишь по полчаса занятий.[101] Иногда это вызывает резонные вопросы со стороны родителей, типа: «А почему, собственно, я плачу за полный час, если час делится на двоих?» Их быстро успокаивает директор дежурными и уже годами отшлифованными фразами: «Это правило для всей школьной системы нашего региона, поскольку регион вынужден экономить, ситуация с бюджетом — сами знаете какая…», — и т. п. Родитель говорит что-то вроде: «А… Ну, раз так, то тогда понятно… Что ж делать…» — и согласно кивает головой. Тогда следует момент ободрения: «Но если Ваш ребёнок покажет успехи, то с 3–4-го года обучения можно будет подумать о том, чтобы перевести его на полный индивидуальный час… За те же деньги». Тут родитель обычно «расслабляется»: «Ну, что же, это хорошо, справедливо…».
Как выдумаете, страдает ли качество обучения, если ученик общается с педагогом 25 минут в неделю, вместо 50 минут?
Те, кто ходил в советскую ДМШ,[102] помнят, что с первых же классов были не только уроки по специальности — по 2 часа в неделю, но и уроки сольфеджио — тоже по 2 часа в неделю, и так называемой «музыкальной литературы» — по 2 часа в неделю. Кроме того, в старших классах появился камерный ансамбль — с 5-го класса — фортепианный ансамбль с 6-го — аккомпанемент. Были в старших классах также и уроки теории музыки — по 2 часа в неделю.
Здесь о таком ученик, вернее, его родители, могут только мечтать. Как уже было сказано: 1 час в неделю («урок вдвоём») — специальность, плюс 1 час в неделю 8 недель подряд, за пару месяцев перед переходным или выпускным экзаменом — лекции по темам музыкальной теории.
Отсутствие теоретических образовательных дисциплин вроде истории музыки приводит к тому, что даже хорошие ученики (количество каковых, понятное дело, стремится к нулю) в конце обучения не знают, кто такой Рахманинов, Скрябин, Прокофьев, Шостакович… Имена Листа, Равеля, Малера, Брукнера и др. для них — тоже зачастую загадка. Пианисты не знают таких величайших представителей своей специальности, как тот же Рахманинов, как Рихтер, Бенедетти-Микеланджели, Гульд. Это всё при том, что колоссальное количество записей в любых форматах доступно сегодня в интернете! Нам, представителям поколения 70-х г.р., о таком свободном доступе в сокровищницу мирового музыкального и исполнительского искусства приходилось только мечтать. Нередко ученики музыкальных школ практически совсем не знают знаменитейших симфонических или оперно-балетно-симфонических произведений, таких как, например, 3, 7 симфонии Бетховена, 3 или 4 симфонии Брамса. Шуберта — величайшего австрийского композитора, венца, одного из абсолютных гигантов мировой музыки — не знают ВООБЩЕ, за исключением, пожалуй, его имени, симфоний Чайковского не знают, Шопена знают по крупицам разученного. Продолжать можно долго. Картина удручает.
Ведь если незнание хотя бы имён русских и советских творцов мирового культурного наследия ещё можно списать на контузии, полученные в результате информационной войны, то на что списывать незнание таких имён «своих», немецкоговорящих авторов, как Рильке, Ремарк, Гессе, Манн, нередко — Гёте, Шиллер? Не только мызыкант, но любой образованный человек, закончивший гимназию, а тем более университет, обязан быть знаком с именами и произведениями, составляющими мировое культурное наследие.
«Виноваты конкретные педагоги», — скажете Вы. Да, но мы должны обучить человека игре на инструменте, прежде всего. То, что мы успеваем впихнуть в головы школьников из теоретических знаний всего лишь за 50 минут в неделю, да ещё и «вдвоём», мы делаем. Однако невозможно использовать все уроки по специальности на культурно-музыкальное образование ребёнка — Боливар не выдержит двоих. Попробуйте-ка человеку, желающему стать лётчиком, прочитать только лишь курс истории и теории воздухоплавания, а затем посадите его в самолёт. Полетит? Вот то-то! — отвечу я.
Будет ли хоть что-то улучшаться? Нет. Не будет. Будет только ухудшаться. Хорошо, если не лавинообразно. Если, конечно, не произойдёт чудо. Обычное, чудесное.
Музыкальные школы буквально удушает сегодняшняя финансовая ситуация. Сотням детей в Штирии каждый год не удаётся попасть в музыкалку;[103] частью люди выстраиваются в очередь, частью — отказываются от этой идеи.
При этом катастрофически сокращается финансирование музыкальных школ: «…На шесть миллионов евро должен сократиться бюджет 48 штирийских музыкальных школ. Согласно планам экономии земельного правительства, в будущем на школы выделяется лишь 18, вместо 24 миллионов евро. Два миллиона евро должны быть сэкономлены в 2012-м, остальные четыре — в 2013…»[104]
«… Причиной потери качества преподавания директора называют неэффективную систему: переполненные классы и неправильное распределение средств. Учителя вынуждены работать в своё свободное время, чтобы адекватно продвигать одарённых учеников…»[105]
И ещё один момент, который австрийские директора музыкальных школ небезосновательно считают одной из ключевых причин значительного недофинансирования и катастрофического ухудшения общей ситуации: «…результаты штирийских участников конкурса «Прима ла музика»[106]<…> ухудшились. «Налицо ощутимые потери качества», — говорит Герхард Фрайингер, директор музыкальной школы Айзенерца и председатель Совета музыкальных школ — совещательного органа при земельном правительстве. Предмет критики номер два[107] в связи со всем этим: секция по музыкальным школам земельного правительства занята и руководится людьми, «не имеющими отношения к этой специальности»,[108] которые, по сути дела, как говорит Фрайингер, содержательно не должны были бы иметь с музыкальными школами ничего общего. К тому же они слишком мало прислушиваются к Совету музыкальных школ. Это проявляется также в том, что Совет перестал созываться земельным правительством…»[109]
С многолетним недостатком финансирования связано ещё одно курьёзное обстоятельство: «многостаночность» австрийских учителей музыкальных школ. Педагог преподаёт множество разных специальностей одновременно, причём часто довольно далеко отстоящих друг от друга по виду инструмента и технике игры на нём. Например, одна моя коллега преподаёт гармонь, цимбалы, скрипку, блокфлейту и фортепиано, другая — скрипку и фортепиано, ещё один коллега преподаёт тубу, тромбон, прочую низкую медь, а до недавних пор преподавал и «киборд»,[110] фортепиано и виолончель… «Киборд» — это отдельная песня! Это, понимаете ли, самостоятельная специальность в австрийских школах! Гораздо большее количество учеников хотят заниматься «кибордом», а не фортепиано.
Не лучше дела обстоят и с общей культурой. Кое-что я уже заметил выше — о незнании многими молодыми людьми таких имён, как Рильке, Ремарк, Гессе, Манн и др. Интересно, что имя Менделеева, как создателя одной из фундаментальных основ всей человеческой науки — Периодической системы элементов, сегодня просто замалчивается в австрийских гимназиях. Предположу, что во всех или в большинстве из них. Вопрос о Менделееве я задавал нескольким гимназистам и гимназисткам, обучающимся в разных гимназиях Австрии. Первый раз я задал этот вопрос в 1996 году. Ответ «не знаю» меня настолько ошеломил, что с тех пор я задаю его постоянно. Понятное дело, что имя Гагарина — тайна за семью печатями, что имена Пушкина, Достоевского, Гоголя, Чехова, даже Толстого, несмотря на голливудские «Войны и миры», — пустой звук, трудноразбираемый нерусским ухом. Обо всём этом мне рассказывали австрийские интеллектуалы и просто образованные люди. Интересно, что возраст тех людей, для которых большинство из перечисленных выше имён творцов не является просто колебанием воздуха, — от 45 лет и старше. Они, как и я, считают, что за последние 10–20 лет произошёл лавинообразный «обвал» количества и качества знаний, которые молодёжь выносит из средней школы. Да и университетское образование, по их мнению, отнюдь не улучшилось. (Подробнее см. миф № 21). Очень многие взрослые австрийцы, в возрасте до 45 лет, даже имея высшее образование, никогда не слышали таких имён, как Жюль Верн и Стивенсон, Хемингуэй и Драйзер, Джек Лондон, а иногда даже Шекспир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54