Можно сказать — золотой запас страны.
— Не мы отцепляли, — хмуро заявил один из них. — Мы как раз засаду устроили, чтобы на горячем бандюков поймать, а золото государству вернуть.
— Бреши больше, — перебил его Кирик. — Вы золото сами хотели захапать, потому и засаду устроили. К нам информация поступила. А мы — отряд быстрого реагирования, — самодовольно усмехнулся он и пошел к начальнику. Тот уже приступал к осуществлению второй части плана захвата.
Шкурат, оглядев расчищенное поле боя, махнул рукой в сторону вагона.
— Ну шо, пошли? Будем этих брать.
Два милиционера с автоматами выступили вперед и все вместе остановились у двери. Шкурат даже не стал стучать. Он зычным голосом приказал:
— Откройте, милиция.
За дверью молчали.
— Ну, долго вы в молчанку будете играть? Не хотите по хорошему? Сейчас взломаем дверь. И только попробуйте сделать хоть один выстрел, мы вас в решето превратим.
Шкурат махнул рукой, подзывая Сашка Ященко, и тот фомкой стал вскрывать дверь. Он довольно быстро справился со своей задачей. Когда дверь со скрежетом отъехала, на пороге стояли трое молодых, но довольно помятых мужиков с обалдевшими физиономиями. Бесполезное теперь оружие лежало у их ног. С законом спорить они не решились. По начальственному тону Шкурата поняли, что теперь имеют дело с местными властями. Кирик и Волохов тут же надели на них наручники и выволокли из вагона.
— Ну и влипли! — пробормотал один из охранников, когда его взгляд упал не лежащих на траве убитых — и братков, и казачков. — Да тут война была!
— По вашей милости, — ухмыльнулся Волохов.
— Накаркал, — укоризненно взглянул второй охранник на говорившего. — Хотел кому-то ряшник прострелить…
Начальник отделения мельком взглянул на охранников вагона и распорядился:
— Нехай сидают на траву. А я посмотрю, из-за чего такой бой разгорелся.
Он с трудом взобрался в вагон, очень мешал живот, но просить подмоги у подчиненных не позволяло самолюбие. В вагоне стоял застоявшийся запах мужского пота, дешевых папирос и испорченного туалета. Шкурат поморщился:
— Сколько дней ехали? — выглянул он из вагона глотнуть свежего воздуха.
— Сегодня десятые сутки, — пробурчал самый старший с уставшим, невыспавшимся лицом.
Шкурат пересилил отвращение к запахам и принялся осматривать вагон.
— Ты смотри, как оборудовали, — обратился он к Кирику.
Вдоль стен на полках стояли ровными рядами ящики. У одной из стен лежали прямо на полу три тюфяка.
— Давай сюда фомку, — обратился Шкурат к Кирику.
Кирик взломал замок на первом ящике и открыл крышку.
— Якись каменюки, — удивленно протянул он.
Шкурат заглянул через его плечо. В ящике действительно лежали серые необработанные камни.
— А ну остальные взломай, — приказал он.
Кирик стал обходить ящик за ящиком и сбивать замки. Когда последний ящик был вскрыт и там тоже оказались камни, Шкурат уже не удивился. Он взял в руки один камень и как будто в раздумье взвесил его. Потом встал в дверях вагона и обратился к Волохову.
— Подведи ко мне этого, замученного. Точняк старшой у них, ночи не спал — золото охранял.
Когда Волохов подтолкнул к двери Бориса, Шкурат присел перед ним на корточки и ткнув под нос камень, спросил:
— Золото где?
— Какое золото? — хмуро переспросил тот.
Начальник резко встал и ударил охранника ногой в лицо. Тот упал на насыпь и схватился за челюсть.
— Золото где?! — повысил голос Шкурат.
Охранник медленно встал и, сплюнув сгусток крови вместе со сломанным зубом, процедил:
— Ты стоишь на нем.
Шкурат сначала непонимающе взглянул себе под ноги. Потом постучал каблуком по половицам и наконец широкая улыбка появилась на его лице.
— Давай фомку, — протянул он руку к Кирику. Поддел одну доску — и она легко поддалась, потом вторую.
— От и ладненько, — еще шире улыбнулся начальник отделения. — А то якись каменюки хотели нам подсунуть. За дурачков нас держали.
Под досками ровным рядом лежали слитки с золотом. Охранники тоскливо смотрели на богатство, которое уплывало из их рук. А какая ждет перспектива их самих, об этом сейчас лучше было и не думать.
23
Когда появился сам начальник отделения милиции Шкурат, Лена немного воспряла духом. Нельзя сказать, чтобы она доверяла ему, наоборот, зная его по рассказам дяди Володи как человека бесчестного, девушка испытывала к нему неприязнь и даже более того — терпеть его не могла. Удивительно, как у такого наглого взяточника и ворюги рос вполне приличный сын. Вот уж не всегда права пословица — яблоко от яблони недалеко падает. Лена была классным руководителем в классе, где учился младший сын Шкурата — Павлик, милый застенчивый мальчик с большими голубыми глазами и белокурыми непослушными волосами. Он учился на «отлично», был хорошим другом — ребята его любили, а Зина Пороховая, одноклассница Павлика, всегда краснела, когда встречалась с ним взглядом. Лена поняла, что девочка влюблена в парнишку и сочувствовала ей. За Павликом бегали девчонки обоих параллельных классов.
Начальник милиции вышел из машины, когда недолгий бой у вагона уже закончился.
«В машине отсиживался, шкуру свою берег», — неодобрительно подумала она, когда он появился среди участников военных действий к завершению операции. Он стоял, выпятив живот, и наблюдал, как задержанным надевали наручники и рассаживали по машинам, а мертвых разложили в один ряд. Шкурат скорым шагом прошел мимо тел, окинув всех разом беглым взглядом. И когда начальник с милиционерами направился к вагону, Лена облегченно воздохнула: Турецкого среди лежащих не было. Со своего наблюдательного пункта она решила осмотреть окрестности и прикинуть, куда же девался Александр. Ведь он исчез как раз в тот момент, когда началась стрельба. Его нет ни среди живых, ни среди мертвых. И даже бинокль не помог, сколько она не всматривалась вдаль и по сторонам.
Лена спустилась с пригорка и пошла куда глаза глядят. Что-то ей подсказало, что нужно идти по направлению к некошеной траве, которой здесь было предостаточно и местами она выросла по пояс. Жители станицы в такую даль на косьбу не ходили. Достаточно травы для скотины было и поближе.
Лена растерянно смотрела по сторонам и стала звать Турецкого сначала тихо, потом, отчаявшись и чуть не плача, позвала громче:
— Александр Борисович! Саша!
— Здесь я, Лена, — услышала она его голос совсем рядом, почти под ногами. Турецкий лежал на спине в высокой траве и смотрел в небо, покусывая травинку.
— Вы не ранены? — бросилась девушка перед ним на колени и едва удержалась, чтобы не обнять его от радости. Турецкий посмотрел на нее долгим взглядом. Какой же он уставший, измученный — с любовью подумала о нем Лена. Так хотелось прижаться к нему, поцеловать в заросшую щетиной щеку…
— Нет, девочка, просто устал немного. Это ты стреляла тогда?
Лена только кивнула головой. Она не стала рассказывать, как всю ночь вынашивала план его спасения, как впервые в жизни сидела в засаде и как впервые выстрелила в человека. Какое счастье, что она не убила того бандита. Ведь пришлось бы жить с этим всю оставшуюся жизнь! Даже в состоянии нервного напряжения она нашла в себе силы проследить за раненым, как он отползал в сторону и спрятался за машиной.
— Спасибо тебе, — улыбнулся Турецкий. И его улыбка была самая замечательная.
Где-то в небе послышался звук приближающегося вертолета. Они оба одновременно подняли головы. Вертолет пролетел совсем низко над Турецким и Леной, она от неожиданности испугалась и прижалась к Турецкому. Он обнял ее за плечи и проговорил, глядя в небо:
— Вот и все…
А Лена подумала, что была бы самой счастливой на свете, если бы он держал ее в объятиях подольше.
Начальник отделения важно прохаживался вдоль вагона, заложив руки за спину. Самодовольная улыбка играла на его лице и он предвкушал, как доложит начальству о разоблачении банды ворюг, позарившихся на золото Родины. И ведь это под его руководством так блестяще проведена операция по изъятию золота. Два УАЗика арестованных, банда Кудри прекратила свое существование, банда казаков разоблачена и обезврежена, а ее атаман, он же главарь, уничтожен на месте преступления. Это какой же плюс в его послужном списке! Так и в город могут перевести на повышение. Все, хватит прозябать в этой глуши. Пора выходить на широкий простор. Сынка, кстати, нужно определить в хорошую школу, учителя его хвалят, в пример другим ставят. Да и жена его затосковала в Новоорлянской, поговорить ей здесь не с кем, не то общество. Да и вообще — есть ли здесь равные семье Шкурата? Выпить с ним каждый горазд, но это скорее делает честь его собутыльникам, а не ему самому…
Шкурат остановился у двери вагона и напустив на себя строгость, стал наблюдать за работой подчиненных. Разгрузка золота шла полным ходом. У вагона прямо на гравий расстелили брезент и золото складывали на него.
Шкурат неприятно удивился, когда услышал над головой шум мотора и над ним завис вертолет. Не успел он окончательно огорчиться, как вертолет приземлился тут же, рядом с вагоном. Из вертолета, как заведенные, начали выпрыгивать СОБРовцы — в масках, при оружии. Как в каком-то солидном боевике. Они веером рассыпались вокруг вагона, занимая боевую позицию. Шкурат самодовольно усмехнулся — и без них обошлись. Но когда из вертолета вышли несколько человек в штатском и направились к вагону, лицо Шкурата осветила самая радушная улыбка, на какую он только был способен.
— Здравия желаю, товарищ полковник…Вот… — он широко развел руками, — а мы тут золото незаконное конфисковали. И ликвидировали две преступные группировки.
Он не стал сразу вдаваться в детали операции, приберегая их на закуску. Как сказала бы его жена — на десерт.
Шкурат был готов ко всему — к тому, что немедленно все бросятся пожимать ему руку и поздравлять с успешно завершенной операцией, к тому, что его действия высшее начальство одобрит и оценит должным образом. Но товарищ полковник никак не выразил своего восхищения и его холодность сначала обескуражила, а затем и насторожила Шкурата. Одним словом — настроение у него испортилось непонятно почему.
Полковник в ответ не улыбнулся, он сурово посмотрел на золото, потом перевел взгляд на Шкурата.
— Что же вы не предупредили нас, Дмитрий Иванович? Серьезное это дело. Золото в таких количествах… Это уже сфера деятельности прокуратуры.
Шкурат заискивающе улыбнулся.
— Решили — сами справимся, товарищ полковник. И как видите — справились! Безо всякой авиации…Накол всего пару часов назад пришел.
Полковник брезгливо поморщился.
— Что за тюремные выражения, майор?
— Извиняюсь, информация, — тут же с готовностью исправился Шкурат. — А как вы про это узнали, товарищ полковник? Стрельбу из города услышали? — он рассыпался мелким смехом, его глаза спрятались в щелочки, губы растянулись в улыбке, обнажив неровные зубы.
Полковник ничего не ответил и почему-то не оценил остроумие начальника отделения. Напротив, он отвернулся от Шкурата и через плечо спросил у невесть откуда взявшегося Володи Поречного:
— Что ты говорил, капитан? В машине посмотреть?
Володя молча кивнул. Улыбка мгновенно сошла с лица начальника отделения и он едва сумел сохранить на лице невозмутимое выражение. Но его выдали глаза — он злобно уставился на Володю, который с независимым видом остался стоять у вертолета, словно он, а не Шкурат спланировал эту опаснейшую операцию с конфискацией золота. Если бы Шкурат мог, то испепелил бы своего бывшего коллегу взглядом.
К милицейскому УАЗику уже подходили два СОБРовца. Один из них только нагнулся и тут же вытащил из-под сиденья увесистый брезентовый мешок. Когда мешок развязали и вывалили содержимое на землю, под лучами солнца засверкали пять больших слитков золота.
— Это тебе для хознужд? — язвительно спросил полковник у начальника милиции. — Наверное, капусту в бочке прижимать? Вместо груза.
Полковник, оказывается, тоже знал толк в шутке. Но шутка у него была страшная, и Шкурату действительно стало страшно. Он понял, что допустил ошибку. Непоправимую ошибку.
Шкурат потерянно смотрел на полковника и глаза у него бегали. Краска медленно заливала лицо. Оно мгновенно покрылось испариной. Начальник отделения не сразу нащупал карман, из которого вытащил большой носовой платок. Вытирая лицо, он перевел взгляд на Володю. Тот скрестил пальцы и показал «решетку», потом развел руками и издевательски улыбнулся. У Шкурата как будто что-то оборвалось внутри. Он едва не взвыл от отчаяния. Вся его карьера, которую он строил годами, все его усилия — хитрость, коварство, бесчестность — пошли прахом. Руки у него задрожали, к горлу подступила тошнота, а потом наступила полная апатия.
Почему так грустно? И откуда это ощущение одиночества и полного опустошения? Ведь рядом любимый человек… А вот ощущение утраты не покидало Лену. Турецкий сидел совсем рядом, она чувствовала тепло его тела через рубашку и украдкой смотрела на его профиль. Мыслями он был далеко от нее, она это чувствовали и огорчалась. Ну почему он не смотрит на нее? Неужели ему интереснее наблюдать за тем, что происходит у вагона? Вон ведут к вертолету понурую фигуру начальника отделения, СОБРовцы собирают трупы и уносят их в одну из милицейских машин, одна за другой отъезжают машины, двери вагона опять закрыли и опломбировали. Все это не имеет к ней никакого отношения, у них так мало времени, а он молчит и думает о чем-то своем…
Турецкий проследил взглядом за вертолетом, который с ревом поднялся с места. Лопасти пропеллера рассекали воздух, низко пригибая траву, а вертолет резко взял вверх и сразу развернулся на восток. А теперь действительно все. Рядом сидит славный человечек, он слышит ее осторожное дыхание. И этот человечек столько сделал для него, что вряд ли он когда-нибудь ее забудет… Когда Алесандр повернулся и встретился взглядом с Леной, она зарделась и смущенно отвела взгляд.
— Слушай, Лен, ты меня обещала посадить на поезд… — напомнил ей Турецкий и вопросительно посмотрел на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32