Укололо ее в спину, выхватило сумку с деньгами и документами и убежало. Пожилая женщина от болевого шока потеряла сознание. К счастью, ее обнаружили прохожие и на руках донесли до больницы, совсем рядом больница была. А то так бы и скончалась от потери крови, он зацепил легкое и еще несколько миллиметров — до сердца достал бы.
— Ничего себе! — воскликнул Щеткин. — Вот это «когти»! Эта писучая тоже описывает длинноволосое чудовище с когтями, он и ее ограбил.
— Она-то своими ногами пришла, ей крупно повезло. А Сигалова лежит в реанимации.
— Чем он ее проткнул — известно?
— Узкое длинное лезвие, чуть толще шила.
— А ну зови Ирину, хочу дать ей почитать заявления. Три нападения за одну неделю — не многовато ли будет для чудовища с нечеловечески длинными ногтями? И заметь, все нападения произведены исключительно на пожилых женщин.
— А я и не удивляюсь. Они обычно вечерами не опасаются ходить, думают — кому они нужны? Это молодые девчонки еще как-то остерегаются, прислушиваются к шагам сзади. Да к тому же с пожилыми и справиться легче, они даже отпор не могут дать. Эта старушка Марта счастливое исключение. Думаю, если бы грабитель был не один, она все равно просто так не сдалась бы, старой закалки бабуся. Она, кстати, в лагерях не сидела в сталинские времена?
— Да кто ж ее знает…Мне как-то в голову не пришло спросить об этом. Я и так восхищен ее отчаянностью.
— Наверное, сидела, — убежденно сказал Бондарев. — А вот Сигалова не сидела. Правда, она и по возрасту моложе… Даже не попыталась что-то сделать, чтобы защитить себя.
— Еще бы, если тебя сзади протыкают так, что ты сознание теряешь… — съехидничал Щеткин.
— Однако же эта с губами пришла как ни в чем не бывало, еще и целое сочинение тебе накатала. Хотя он ее тоже пырнул сзади.
— Этой повезло. По какой-то причине он ее легонько кольнул, так, для острастки. А, может, силы не рассчитал. А следующую видишь — пырнул уже со всей дури, совершенствуется гад. Чтобы жертва не смогла описать его. А она, между тем, пришла в сознание и описала. Так что зря ты Сигаловой не доволен. Надо дать ориентировку всем патрулям, чтобы искали длинноволосого блондина с длинными ногтями.
— Если только он не действует в парике и с накладными ногтями.
— Сначала ищем длинноволосого блондина, а потом уже будем думать о парике.
Только Бондарев вышел из кабинета, Щеткин принялся названивать домой. Трубку не поднимали. Сестра на работе, он это знал, а вот племянница должна была сегодня прийти домой пораньше. Он позвонил ей на мобильный:
— Зайка, — обратился он к ней, как обычно обращался, — ты где это ошиваешься?
— С подружками гуляю, — удивилась племянница вопросу дяди. Как-то он прежде не интересовался среди дня, где она проводит время.
— Будь осторожнее, Зайка, по пустырям и темным дворам не шляйся. И подружек предупреди.
— А мы и не шляемся. А что? Страшный дядька появился?
— Отнесись к этому серьезно, девочка, — игнорировал ее насмешливый тон Щеткин.
— Заметано, щас предупрежу, — пообещала Зайка. Она еще не отключила телефон, а уже принялась оживленно передавать новость подружкам о страшном дядьке, который подстерегает юных девушек в пустынных дворах и делает с ними что-то ужасное.
Щеткин подумал, что сегодня же купит ей газовый баллончик. Даже если «Крюгер» до сих пор нападал только на пожилых женщин, неизвестно, какие планы у него на будущее. Да и «Лесоруб» гуляет на свободе. И хотя он промышляет совсем в другом округе, какое-то средство самозащиты молоденькой девочке надо иметь непременно.
8
Клест чувствовал себя героем. Сегодня, наконец, он сумел проявить себя и даже получил боевое ранение в настоящем бою. А то казачки вечно подтрунивали над ним — и ростом не вышел, и хиловат для казака. Даже то, что он гарцевал на своем коне чуть ли не лучше всех, в расчет не принималось. Теперь он всем сразу сможет заткнуть пасть, продемонстрировав раненую ногу. Даже Куренной одобрительно похлопал его по плечу, когда вернулись в станицу. С одной стороны, он проявил настоящую храбрость, доказал Куренному и остальным казакам, что не просто пешка в казацком строю, а настоящий боец. С другой стороны — ранение, хоть и небольшое, царапина по касательной, но все-таки ранение, с настоящей кровью. И он геройски остался в строю, хотя запросто мог бы по состоянию здоровья отпроситься домой. А что там делать? Сидеть с сеструхой и ее байстрятами, в то время, когда тут такие дела намечаются? Хватит с них и того, что запрягли его, как рабочую лошадь. То одно им надо, то другое… То электричество в сарай провести, то ворот для колодца новый сварганить. Для всяких таких работ муж есть. Нехай и делает. Клест не виноват, что он отправился якобы на заработки, а сам уже полгода носа домой не кажет, только деньги высылает. Клест был уверен, что Ольгин мужик в городе шляется по бабам и деньги в основном на них тратит. Потому что те жалкие гроши, которые он высылал семье, мог бы заработать и здесь, не отправляясь за тридевять земель в тридесятое царство, в эти Набережные Челны… На одну дорогу сколько денег ушло, пришлось и Клесту дать взаймы этому шалопуту. Гаврюшка обещал отдать долг через два месяца, прошло уже шесть, а он и не вспоминает. Вот так и помогай людям. Никому верить нельзя, даже родственникам. Клест в очередной раз разозлился, очень жалко было своих кровных грошей. Сестру, правда, тоже жалко, но намного меньше. А детей и совсем не жалко, что без отца растут. С голоду не пухнут, носятся по двору, все ломают и портят, сестра их совсем не лупит, только сопли вытирает. Клест племянников не любил, брезгливо отодвигал их, когда радостно бросались навстречу. А за что их любить? В доме теперь покоя совсем нет. Даже ночью. Вот и вчера младший чем-то объелся, всю ночь ныл, маялся животом. Если бы не мать, Клест давно отправил бы сестру назад к свекрухе. Не посмотрел бы на то, что та ела сестру поедом. Вышла замуж — терпи. А та воспользовалась, что Гаврюшка уехал, и назад к мамке под крыло, пересуды теперь по всей станице. Дескать, неизвестно, вернется ли Гаврюшка теперь к своей жене, раз она при живом муже к матери сбежала. Может, он от нее и вовсе ушел, а чтобы народ не судачил, придумала, что на заработки. Ольга с любопытными соседями не церемонилась. Могла такое сказануть, что те не знали, что и ответить. Это перед свекровью она стелилась, лишнего слова сказать боялась. А соседей отшивала только так. И хотя Клест осуждал сестру за ее острый язык, жаловались ему соседи на нее, зато теперь никто не решался утолить свое любопытство, опасаясь нарваться на грубость.
Мысли у Клеста были быстрые, перескакивали с одного на другое. Не успел порадоваться, что Куренной его похвалил, уже огорчился, что Гаврюшка долг не отдает. Только что чувствовал себя героем, тут же вспомнил, что остался в дураках. Не умел он долго ни радоваться, ни огорчаться. Поэтому и врагов у него не было. Зла не помнил. Его пошлют — а с него все как с гуся вода.
Клест встал с ящика, на котором уже всю задницу себе отсидел, привалясь к облупленной стене кабака, и заглянул в пыльное окно. Куренной и Димон все еще сидели за столом и что-то обсуждали. И сколько можно? Над чем так голову ломать? И так все ясно — надо идти на дело. Такими деньгами пахнет! И с каких это пор Куренной стал так осторожничать? Раньше гуляли вольницей по всей Кубани, страха не зная, все на мази было. А сейчас каждое дело обдумывает, как полководец какой-то… Этот — Кутузов, кажись, который в Филях хотел всех немцев подпалить. Или французов? И, кажется, не в Филях, а в самой Москве. Хотя Кутузов русский человек, не мог он Москву подпалить. Как-никак столица целого государства. Наверное, французов, они же на наших раньше напали, чем немцы. Вот они Москву и подпалили, чтобы наших завоевать. А он их. И наши все равно победили. В голове у Клеста была полная мешанина, поскольку в школе в свое время бывал редким гостем, дома всегда дела находились… Ну шо тут думать? — вернулся он мыслями к нынешним делам. Налетели, постреляли, отобрали — и все чих-пых. А с этими обсуждениями недолго и проваландать дело. Конкуренты тоже не дремлют. Вон как рванули в свою Ворыпаевку. Наверное, тоже сидят-заседают, обдумывают, как золото захапать…Да небось уже давным-давно все и порешили.
Клест время от времени возвращался мыслями к вагону с золотом и прямо видел перед глазами бруски, от которых исходило сияние. В одном кино такое видел, грабители в банк забрались, окрыли сейфы, а там золото, золото. Вот бы Клесту хоть один такой брусок. Перво-наперво построил бы себе большой дом, как у начальника милиции. А, может, и больше. У того же золота не было, у него дом подешевле. Купил бы конезавод. Стал бы заводчиком, разбогател. Тогда все бы его уважали, любую девку-красавицу выдать за него за честь посчитали бы. Он бы прежде всего заслал сватов к Миколе Степановичу Карасику, у того дочка Галя первая красавица в станице. Лицо круглое, белое, брови тонкие, как нарисованные. Глаза, как вишни спелые. И сама справная — невысокая, в бедрах широкая, груди большие и круглые, как дыньки сорта «колхозница».
Воспитывают ее родители в строгости. Одно только послабление дали — отправили учиться в Краснодар на учительницу. Это плохо — тут же огорчился он. Ученая жена будет еще носом вертеть, мужа не уважать. Но когда он будет богатый, тогда его всякий зауважает…Будущее богатство его так обрадовало, что он даже заулыбался и забыл о Гаврюшкином долге.
Но прошло пять минут, Клест уже устал и мечтать, даже голова заболела. Он послонялся по двору, изнывая от скуки. Хотелось деятельности, а не пустого времяпровождения. Взглянул на москвича. Тот сидел с отсутствующим видом на бревне и курил. Тоже что-то мозгует…Клест не доверял ему. С какой такой радости он решил открыть карты Куренному? А потом еще и спасал его, когда сам Клест с Димоном рвали когти к машине. Ой как неудобно получилось… Но Куренной, слава Богу, в разгаре стрельбы не заметил их отступления. Ах же этот городской прогибучий! Вот так сидит, сидит, а потом что-то и слепит.
Клест от скуки решил повыкалываться. Поставил на перевернутый ящик бутылки в ряд, которые повытаскивал из ящиков у стены кабака, отмерил шагами расстояние, откуда знал точно — попадет и вскинул пистолет. Выстрелил — бутылка разлетелась вдребезги. Он покосился на Турецкого — заметил ли незваный гость, какой меткий глаз у Клеста? Заметил…Вон губы свои растянул в улыбке. А улыбка-то у него нехорошая, ехидная. Вот гад! Не оценил! Клест поднял руку и сделал несколько выстрелов подряд. Одна за другой разлетелись зелеными осколками бутылки. Красота! Вот меткость так меткость! Не каждый раз так фартит! Теперь Клеста не огорчала даже кривая ухмылка на лице москвича.
Окно распахнулось — Куренному стало душно. Приглушенный гул голосов вырвался наружу. Казаки сидели за столами, пили, ели и говорили все одновременно. Клест не любил всяких умных разговоров. Стрелять ему было гораздо интереснее. Да и москвича нужно было держать под надзором. Сам-то он вряд ли догадывался, но Куренной распорядился, чтобы Клест с него глаз не спускал.
Клест подошел к самому окну и услышал обрывок разговора Димона с Куренным.
— Так ты решил уже или нет? Времени-то мало…
Куренной затянулся сигаретой и невнятно проговорил:
— Не шебаршись…
— Ворыпаевские будут брать…Как пить дать. У нас на сортировке, из-под носа…И не посмотрят, шо ты Кудрю замочил. Це ж наша железка, кому как не нам брать? А мы, как идиоты, на смотр поедем? Добычу выпустим, когда она сама нам в руки идет?
Куренной после очередной затяжки раздраженно бросил:
— Та замолкни уже, уши болят.
Димон замолчал, посмотрел в окно.
— А с этим хмырем шо будем делать? Отпустишь его, да? Ты же его совсем не знаешь. Хто вин такый? И мало ли шо он еще знает? А, може, он совсем не тот, за кого себя выдает. Засланный какой-то…
Куренной молчал и попыхивал новой сигаретой. Пепел он стряхивал в тарелку, где неаппетитной горкой лежали растопыренные рыбьи кости.
Димон не умолкал.
— Эх…Паяльник бы ему в жопу засунуть…Враз бы все рассказал.
Куренной сердито взглянул на Димона.
— Слухай, Димон, иди куда-нибудь, займись чем-нибудь, развейся… С глаз моих. Потом побалакаем.
Димон бросил недовольный взгляд на Куренного и поднялся со стула. Куренной все думает, думает, взвешивает, а надо всего-то налететь гуртом на поезд и тряхнуть его хорошенько. Ведь ясен пень — такая фартуха раз в жизни бывает.
Но раз Куренной хочет пораскинуть мозгами в одиночестве, что ж, Димон не против. Ему даже не нужно думать, чем занять себя.
Городской хмырь развалился на ящике и сидел с таким видом, будто вокруг него никого не было. Игнорировал здешнее общество.
— Эй, москвичок, — крикнул с порога Димон, — как тебя там? Ты стрелять умеешь?
Турецкий поднял глаза на Димона и молча кивнул.
Клест оживился и осклабился в широкой улыбке. Он уже догадался, какое развлечение задумал Димон. И почему ему самому не пришло это в голову?
— Клест, хватит мусорить. Тащи мишень, щас мы себе тир устроим. По всем правилам.
Клест вынес мишень, которая хранилась в кабаке в подсобке, повесил ее на дерево, отступил на шаг и выровнял. Димон взял у него пистолет и протянул Турецкому:
— Давай…Слава Богу, нам не друг в друга стрелять…
Турецкий приглашающим жестом вытянул руку в сторону мишени:
— Ты первый. Как хозяин поля…
Димон подмигнул Клесту, небрежно вытащил из кармана свой пистолет и выстрелил.
— А мы не очень шумим? — поинтересовался Турецкий. — Люди вокруг, может, отдыхают.
— Не-а, сегодня не очень, — насмешливо возразил Димон. А про себя подумал: смотри, какой заботливый, о людях беспокоится Он выстрелил еще несколько раз подряд и удовлетворенно отметил результаты:
— Все в девятку! Ну давай, теперь твоя очередь. Покажи, на что способен.
Турецкий сделал упор из левой руки, прицелился и выстрелил прямо в десятку. Неторопливо прицелился и выстрелил еще дважды — и оба раза опять в десятку. Меткость москвича Димону не понравилась, он криво ухмыльнулся, не зная, к чему придраться, и язвительно заметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32