Предварительно, естественно, засаду устроим. Внезапно нападем. А кто первый стреляет, того и победа.
Клест радостно загоготал.
— Точно, железнодорожники нам еще и спасибо скажут. А то помнишь, когда на сортировке тачки брали — троих под горячую руку мочканули…
Куренной не обращал внимание на болтовню Клеста и продолжал развивать план.
— А если не столкнемся — возьмем раньше их.
Димон с хрустом откусил кусок огурца, лицо его выражало глубокое раздумье.
— Ну да… — наконец проговорил он. — Если вагон последний — отцепим его и все дела. А если нет — остановим состав… Хотя зачем весь состав? Отцепить вагон можно и в середине состава… Ты, кстати, москвич, еще номер вагона не сказал.
— Моя информация денег стоит. Мне совсем неохота повторять судьбу вашего друга. Деньги вперед.
Турецкий сказал это с таким видом, как-будто ему не в первой было торговаться.
Куренной бросил многозначительный взгляд на Турецкого, затем посмотрел на часы.
— Ладно. Все обсудили — пора и по домам. У нас еще есть время, чтобы протрезветь и переспать. Потом собираемся для обсуждения подробностей. С утра чобы все были свеженькие, как после бани!
Все встали, Клест торопливо плеснул себе в стакан остатки водки и залпом выпил. Удовлетворенно хекнул и пошел к выходу. Димон поспешил за ним, а Куренной, когда за ними закрылась дверь, недовольно сказал Турецкому:
— Зря ты про деньги при ребятах. Могли бы и сами договориться.
— Говори, — коротко бросил Турецкий.
— Пятьдесят. — Так же коротко ответил Куренной.
Турецкий пренебрежительно усмехнулся.
— Почему же так мало?
— У меня больше сейчас нет на руках.
Краем глаза Турецкий видел, как Димон подошел к Лене, они о чем-то возбужденно разговаривали, жестикулируя и явно ругаясь.
— Ты обманешь меня, — Турецкий испытующе взглянул на Куренного.
— Я могу тебе сразу отдать.
— Ну да. А потом выстрелить мне в лоб, когда груз получишь. Кто я такой? Я здесь у вас лицо неустановленное. Искать не будут. А с совестью ты договоришься.
Куренной резко одернул его:
— Москвич, я слово тебе даю!
— Ну давай тогда сделаем так, — предложил Турецкий. — Сегодня уже поздно, а завтра утром отправь почтовый перевод в Москву. Запоминай: главпочтамт, до востребования, Плетневу Антону Владимировичу. Дашь мне квитанцию — я тебе вагон пальцем покажу.
— Хитрый ты мужик, Антон, недоверчивый…Бачу, с тобой дела не просто делать.
— Да скорее осторожный, — ответил Турецкий и развел руками, дескать — какой есть, такой есть. Уже не переделаешь.
А во дворе события развивались стремительно. Дело уже дошло до рукоприкладства. Лена неожиданно влепила Димону пощечину и быстро пошла на улицу. Димон широкими шагами настигал ее, и девушка ускорила шаг.
— А ну стой! Ленка! — окликнул он ее.
— Да пошел ты… — услышал в открытое окно Турецкий. Лена сорвалась с места и побежала. Оба скрылись за деревьями. Турецкий встал, потому что понял — сейчас его помощь нужна Лене. Еще чуть-чуть — и будет поздно.
— Шо-то я тебя никак не могу понять… Кто ты такой, Антон Плетнев? — допытывался Куренной, сверля Турецкого взглядом.
— В данный момент — я ваш мозговой центр, — усмехнулся Турецкий. — Ну ладно, я пойду…До завтра.
Лена свернула с дороги в заброшенный сад, чтобы сократить дорогу и побыстрее добраться домой, к дяде Володе, который защитит от этого пугающего своей назойливостью и ревностью человека. Но уже через минуту она поняла, что совершила глупейшую ошибку. Кто ее сможет защитить сейчас, в этом глухом месте, если вокруг ни души? А шаги ее преследователя уже совсем рядом… Она даже слышит его тяжелое прерывистое дыхание. Лена сорвалась с места, но было уже поздно. Димон нагнал ее и резко дернул за руку.
— Ты мне скажи, шо це за хмырь? — ревниво стал допрашивать девушку Димон. — Видкеля ты его знаешь?
— Я с тобой, хам, не только балакать, даже по одной улице ходить не стану. Зря я вчера пулю на тебя пожалела… Уйди от меня. — Лена от гнева уже не помнила себя и ее понесло. Лучше бы она промолчала! — тут же с запоздалым раскаянием подумала она.
— Значит я хам? А он культурный, да? Москви-ич, как же! Шо он тебе нашептал? Думаешь, я слепой?
— Я тебе уже сказала, что мы только один раз встречались, когда он в магазин заходил. Сколько можно выпытывать? Печеньем его угостила, потому что он голодный был. А наш народ сам знаешь, какой, чужих не любит. Тут умри у них на глазах от голода, они куска хлеба не дадут, — попыталась она как-то загладить свою грубость. Но тут же подумала: а чего ради? Кто он такой, чтобы оправдываться перед ним?
— И вообще, почему я должна отчитываться? — гнев опять охватил ее. — С каких это пор ты на меня права предъявляешь? Да еще после всех тех гадостей, что наговорил мне.
Димон больно сжал ее руку. Лена вскрикнула.
— А теперь ты о правах балакаешь? Сама сидела, сколько я тебе сказал, ждала меня, а теперь вдруг надумала — права нету у меня на нее! — взвился Димон. — Чи ты не меня ждала? — начал он догадываться. — Наверное, хотела узнать, куда твой москвич пойдет. Шобы с ним вместе тикать… Так вот знай, он сдохнет завтра, я тебе слово даю. Я вас обоих вот так… рядком уложу.
— Отпусти меня, больно, — застонала Лена, когда Димон сжал ее руку еще сильнее.
— Не пущу тебя! Шо я — хуже Ковальчука, который тебе проходу не давал? Едва от него избавились, теперь этот москвич появился, нелегкая его принесла. А я тебя давно люблю, ты же знаешь… Да не хотел дорогу Сергею переступать. Так шо моя душа теперь спокойна. Теперь ты все равно моя будешь! И от этого москвича тебя избавлю, и от остальных, если захотят мне дорогу перейти… Кто там еще на очереди? Волохов Петька? Того дурачка ногтем прижму — враз отступит.
— Он стиснул Лену в объятиях, понимая, что сейчас она полностью в его власти, и это сильно его возбуждало. Впился в ее губы своими жадными губами, пытаясь протиснуть свой язык между сжатыми ее зубами. Девушка стала вырываться, но где ей было справиться со здоровенным разгоряченным казаком? Его рука торопливо расстегивала на ней платье, Лена вырывалась, отворачивая свое лицо от мокрых губ Димона, и рыдающим голосом повторяла:
— Пусти… Пусти… Ненавижу тебя, урод!
— Нарываешься, ментовка! Шлюха! — Ее слова разъярили Димона и он с размаху ударил Лену по лицу. Димон решил, что его час настал, сейчас он сделает с ней все, что задумал прошлой ночью. Сейчас она расплатится за все унижения, которые он испытал из-за своей любви… А потом он ее бросит здесь, на этой сырой траве, и завтра торжествующе расскажет своим друзьям, как эта ментовская сучка ползала у его ног и просила прощения… Потрясенная Лена осела на землю и горько заплакала, закрыв лицо руками. Никто никогда не поднимал на нее руку. Да знай она, какой подонок Димон, никогда бы даже здороваться с ним не стала. Не зря предупреждал ее дядя Володя, что Димон самый подлый из всех казаков, что не надо проявлять свою воспитанность и улыбаться ему. Он ее доброжелательность может растолковать по-своему… Дождалась… Если бы она могла, если бы в ее руках сейчас оказался карабин, не раздумывая выпустила бы в него пулю, только бы видеть, как он корчится, подыхая, у ее ног… И никого нет рядом, чтобы защитить ее, а Димон уже расстегивает ремень и взгляд у него такой поганый, что лучше умереть на месте, чем оказаться в его руках.
Спаситель появился неожиданно. Она даже вздрогнула, когда из-за деревьев выскочил Турецкий и налетел на Димона, схватил его за плечо и рывком развернул к себе лицом. Тот даже не успел опомниться, как проклятый москвич со всей дури ввалил ему кулаком прямо в челюсть. Димон упал от неожиданности, хотя при его росте и весе ему приходилось схватываться и не с такими противниками. Лена вскочила, не веря своему счастью, и одновременно страдая оттого, что Турецкий стал свидетелем ее невольного унижения. Она сгорая от стыда, суетливо начала приводить себя в порядок. Все еще всхлипывая, только и смогла прошептать:
— Спасибо вам…
Девушка так неловко себя чувствовала, что не смела поднять глаза на Турецкого. И одернув платье, поспешила скрыться за деревьями. Сейчас бы бежать домой, к дяде Володе, но как оставить ее защитника с этим бандитом, который вне себя от ярости? Вдруг понадобится ее помощь? Лена наклонилась и в темноте начала всматриваться в траву, может, ей повезет и она найдет камень, тогда хоть какое-то оружие будет у нее в руках. Она уже вынашивала планы мести и представляла, как огреет камнем своего обидчика по голове. Но в темноте ничего не было видно, и Лена, шаря рукой в траве, так ничего подходящего и не нашла. А Турецкий словно и не подозревал, каким может быть опасным Димон. Он стоял над Димоном и даже протянул ему руку.
— Ну что, остыл? Извини, с детства не люблю, когда девчонок бьют.
Димон ухватился за его руку и вскочил на ноги. На этот раз реакция у него была мгновенная. Он выхватил пистолет и направил его на Турецкого.
— Ну шо, москвич? Страшно? Ты кого обмануть хочешь? Думаешь бабки взять и с Ленкой уплыть?
— Я плавать не умею, — Турецкому стало противно. Какой же мерзавец этот Димон. И ведь может выстрелить, даже задумываться не станет.
— Ты точно засланный, по роже твоей гладкой видать. Нарисовался вдруг откуда не возьмись, все тебе верят… Убедительные слова умеешь говорить. Через мента этого, Володьку, дядьку Ленкиного… Как я сразу не догадался? А он вас уже, наверное, и поженил…
Щелкнул взведенный курок, Димон приставил дуло прямо ко лбу Турецкого.
— Я тебя остановлю, падла…
— Да я ее второй раз в жизни вижу. Я просто не люблю, когда женщин бьют, извини… — Турецкому не хотелось выяснять с Димоном отношения, тем более что он видел — у того от ревности совсем крышу снесло.
— Ты себе в жопу свое «извини» засунь! Я тебя, думаешь, к Куренному отведу? Нет, гад, я Куренного в такие дела вмешивать не буду. Я тебя сам пристрелю. Прямо здесь кончу!
Турецкий услышал крики и шум, которые доносились со стороны кабака. За спиной у Димона он увидел между деревьями сполохи огня. Но Димон не обращал никакого внимания на шум, он видел перед собой ненавистного ему москвича, который решил отбить у него девушку.
— Ты ее уже трахнул? Скажи, трахнул? — орал он, не помня себя от ревности. Он не стрелял только по одной причине, потому что хотел узнать правду — было у Лены что-то с москвичом или нет? А москвич держался на удивление спокойно, игнорируя Димона и это приводило его в еще большее неистовство.
Турецкий всматривался в темноту и казалось, его вовсе не тревожит собственная судьба.
— Дима, смотри, там пожар…Кажется, кабак горит. Да посмотри, черт тебя подери, там же Куренной остался!
Димона ревность привела почти в истерическое состояние, голос его поднялся до визга:
— Клал я на пожар! И на всех клал! Сука! Ты мне надоел до чертиков! Убью на хер!
В ту же секунду Турецкий услышал выстрел, но к своему немалому изумлению он даже не почувствовал боли и остался стоять, а вот Димон повалился, как подкошенный.
— Руки подними! — услышал негромкий приказ у себя за спиной Турецкий и медленно оглянулся. Метрах в десяти от него стояли трое ворыпаевских, его наметанный глаз сразу узнал в них участников утренних «переговоров». Один из них держал в опущенной руке пистолет.
Вот тут Турецкий впервые за последние три дня растерялся, хотя события этих дней никак нельзя было назвать предсказуемыми.
— Спасибо… Он бы меня точно застрелил. — Турецкий старался не подавать вида, что растерян и удивлен. И хотя он и попал из огня да в полымя, но получается бандиты спасли его жизнь. Правда, она и сейчас висела на волоске. Но если бы у них были намерения его убить, они сделали бы это сразу. Что им стоило выстрелить дважды — и в казака, и в свидетеля убийства?
— Братва, а этот вчера на разборке был… Я его бачил. Он ихний, — кивнул на Турецкого один из ворыпаевских, здоровенный громила с выпуклым лбом и глубоко посаженными глазами, что делало его похожим на медведя гризли. Почему именно гризли — Турецкий не смог бы объяснить, просто у него сразу возникла такая ассоциация. А медведи гризли ох какие коварные и злобные, — мысленно предостерег себя Турецкий.
Вооруженный пистолетом бандит негромко приказал:
— Вперед иди. Тихо…А то вслед за этим отправишься.
— Да, да, конечно… — Турецкий пошел вперед, лихорадочно обдумывая ситуацию, в которую он попал на этот раз. Он не видел, как за деревом притаилась Лена, боясь пошевельнуться, и испуганно смотрела ему вслед. Ее бледное лицо освещали отблески пожара, зубы стучали от холода и страха. Знал бы дядя Володя, к кому сейчас попал в лапы Турецкий, он обязательно что-нибудь придумал бы…От страха у нее бешено колотилось сердце, а от бессилия хотелось взвыть.
В станице опять дружно лаяли собаки, слышались испуганные голоса станичных жителей.
— Та шо це таке? — кричал возмущенный женских голос. — Та хоч бы одна ночь прошла спокойно.
— Воду, несите воду, — кричал какой-то мужик. — А то сейчас огонь перекинется на деревья, потом на хаты — все погорим!
Со всех сторон бежали люди, гремели ведра, скрипели вороты колодцев. Ночная жизнь в станице была гораздо оживленнее дневной. Огонь поднялся столбом к небу, слышался треск полыхающих стен строения и уханье, стихия того гляди могла выйти из-под контроля. Встревоженные голоса людей разносились по всей округе, собачий лай становился все истошнее. Когда бандиты с Турецким скрылись в темноте и Лена услышала, как захлопали дверцы машины, потом звук работающего мотора, она наконец пришла в себя. Габаритные огни машины быстро удалялись, и Лена, едва сдерживая слезы, побежала домой, не разбирая дороги. Несколько раз она едва не упала, спотыкаясь в темноте, и если бы не голоса по всей станице, она бы от страха разрыдалась. Вот и родная улица, а вот и калитка, распахнутая настежь. Володя метнулся к ней и обхватил руками, прижав ее голову к груди. Лена разрыдалась.
— Шо?! Шо случилось? Хто тебя обидел? Скажи! Я его сейчас на месте уложу!
Он тряс Лену, как тряпичную куклу, а она не могла сказать ни слова, пока не выплакалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32