Я из автомата, здесь очередь. Приходи вовремя. Понял, у какой колонны?
– У левой.
– У первой левой, если стоять лицом к театру. Ну пока.
В трубке послышались частые гудки.
Я отошел от телефона, а они еще стояли в ушах: ук-ук-ук-ук… Я был огорошен и подавлен. Так, наверное, чувствует себя борец, которого неожиданно бросили на обе лопатки.
Вот это, называется, поговорили. «В одиннадцать!.. У Большого…»
– Майонез! – промолвил я и с силой захлопнул «вкусную» книгу.
Получалось, что мне нужно идти на эту встречу. Ведь я не успел сказать, что не приду. А Танька и Виталька будут в одиннадцать у левой колонны. Будут ждать.
Дел у нас в Москве предполагалось немало. Мы хотели и по музеям походить, и в цирке побывать, и в Лужниках, и в Третьяковской галерее. Дядя Вася перед отъездом так и сказал: «В Третьяковку загляните. – И, взглянув на меня, добавил: – Левитану мой поклон передай».
Как же теперь быть? Не появляться у Большого – значит, все пойдет кувырком.
Я подошел к телефону, вынул из кармана листок с номером Нины. Пожалуй, спрошу, как туда ехать.
Трубку сняла Нина.
– Приветик! – сказал я. – Как делишки? Мне хотелось казаться бодрым и беззаботным, но Нина сухо спросила:
– Кто это?
– Эдик.
– А, братец, здравствуй! Я тебя не узнала. – Голос у нее повеселел.
– Как гранит?
– Грызу понемногу.
– Приятного аппетита.
Она засмеялась:
– Спасибо. А твои как делишки?
– Как всегда: на пять с плюсом! – И я небрежно спросил: – Между прочим, ты не знаешь, как мне до Большого театра добраться?
– От Кривоколенного?
– Ага.
– Между прочим, знаю. Лучше всего пешочком, через пятнадцать минут будешь у Большого. – И она стала рассказывать, как мне идти. Потом спросила: – А у тебя что, билеты на дневной спектакль?
– Нет, деловая встреча, – проговорил я не спеша. – У первой колонны.
– Хорошо, что не у девятой. Ну, желаю успеха… в делах. Звони.
– Приветик, – сказал я.
…Лишь у Большого театра я понял смысл «девятой» колонны. Я насчитал восемь колонн. Девятая – несуществующая. Встреча у девятой колонны – значит, липовая встреча. Всего-навсего обман.
Но Таня и Виталька ждали меня у первой левой колонны. Я увидел их еще издалека. Они тоже меня увидели и пошли навстречу.
Что им сказать? «Значит, вот вы какие!» – скажу. Нет! Лучше пока ничего не говорить. Интересно, что они сами скажут?
Таня сказала:
– Ну как, легко нас нашел?
– Легче легкого.
А Виталька посмотрел на часы и сказал:
– Задерживаетесь, сэр. Пять минут вас ждем.
– Твои часы врут. Положи их под трамвай.
Таня немного посмеялась, но я подумал, что она смеется неискренне, притворяется.
– Что будем делать? – сказал я, внимательно рассматривая колонну.
– Есть предложение, – проговорил Виталька. – Сесть в метро – и до Лужников.
– Метро рядом. – Таня показала куда-то рукой.
Но я не стал даже смотреть в ту сторону. Ясное дело: они уже обо всем договорились. А мне не хотелось идти у них на поводу, и я сказал:
– Чего туда ехать! Тучи вон собираются. Намокнем только.
Таня посмотрела на небо:
– Ой, верно.
Но Виталька проговорил:
– Ерунда. Не растаем.
– Нет, я мокнуть не хочу, – сказала Таня. Виталька тоже взглянул на облака:
– Дождя не будет. Поехали. – Он мотнул головой.
– Институт прогнозов, – сказал я.
– Точно не будет, – упорствовал Виталька.
– А по радио обещали, – соврал я. – Кратковременные… местами.
– Вот видишь, – сказала Таня Витальке. – Не нужно в Лужники.
– А куда же? – спросил он.
– Поехали в Третьяковку, – предложил я.
– Успеем еще, – отозвался Виталька.
– Нужно подумать, – заметила Таня. – Ладно, чего тут стоять на одном месте? – сказал я. – Идемте пока, по дороге решим.
Мы обогнули станцию метро и пошли по проспекту Маркса. Я уже знал, что громадное здание слева – гостиница «Москва», а впереди на площади будет бывший Манеж, а по правой стороне – университет.
Пока я раздумывал, как бы при удобном случае выложить Витальке и Тане все эти мои знания, мы подошли к углу улицы Горького. Виталька снял с плеча фотоаппарат и принялся щелкать.
– Хочешь, – сказал я ему, – вся площадь будет у тебя как на ладони?
– Хочу. Где твой ковер-самолет?
– Кроме смеха.
– Понимаю. – Виталька перекручивал кадр. – Ковер-самолет сейчас заправляется бензином, а через минуту опустится у наших ног.
– Не веришь – не надо. Мое дело предложить, твое – отказаться.
– А на чем бы мы поднялись? – поспешила вмешаться Таня.
– На лифте… Заодно мороженого поедим. Хочешь?
Таня поняла, что я не шучу.
– Идем, – сказала она и посмотрела на Витальку.
Он пожал плечами.
Я почувствовал, что взял верх, и скомандовал:
– Айда!
И опять, как вчера, огромный лифт потащил нас на пятнадцатый этаж. А когда я привел Таню и Витальку на веранду, с которой открывается вид на Москву, они ахнули в один голос. Да и я взглянул и тоже не мог оторваться, словно видел это впервые.
Таня все приговаривала: «Какая прелесть!», «Как чудесно!».
Виталька молчал и сосредоточенно щелкал своим аппаратом.
Меня охватило торжество: ведь это я привел их сюда, и теперь они довольны, что пришли, а привел я их, сломив, видимо, тот уговор, который был между ними. Я захотел окончательно подчинить их своей воле и сказал:
– Между прочим, здесь отличное мороженое.
– Ты откуда знаешь? – удивилась Таня.
– Знаю вот. Идемте.
– Все столики заняты, – проговорил Виталька, отрываясь от фотоаппарата.
– Подождем. – Я, конечно, понял, что Виталька сказал это так, с досады: ему хотелось бы первому сказать насчет мороженого, а он опоздал.
Теперь мы поглядывали не только за перила, но и на столики: не освободится ли какой-нибудь?
И тут у меня возникла еще одна удачная мысль. Я шагнул к первой проходившей мимо официантке и попросил ее позвать тетю Настю. (Назвать ее просто Настей я как-то не мог.)
– У тебя в Москве несколько тетушек? – спросила Таня.
– Ты говорил, что ее зовут Гекта? – присоединился к ней Виталька.
– Та родная, – сказал я, – то есть почти родная… в общем, родственница, – запутался я. – А это знакомая.
Тем временем откуда-то появилась Настя.
– Эдик! Здравствуй! Молодец, что пришел.
– Здравствуйте… – произнес я, а в гол оно вертелось: «Как же сказать?… Настя? Или тетя Настя?» Так ничего и не придумав, я бухнул: – А я не один. Мы втроем пришли… съесть мороженого, а места все заняты.
– А сестричка где? – спросила Настя.
– К экзамену готовится. – Я покосился на Таню и Витальку.
– Идемте, – решительно сказала Настя и пошла по веранде быстрыми шагами.
Мы двинулись за ней.
Возле простенка стоял стол без стульев. Его голубая пластиковая поверхность тускло блестела.
– Беритесь, – кивнула нам Настя и сама взялась за край стола.
Мы с Виталькой приподняли стол с другого края, и через минуту он уже стоял у перил веранды, накрытый скатертью и украшенный вазочкой с цветами, как и все столы.
– Вот это тетя! – сказал Виталька.
Я не понял: то ли он сказал это обрадованно, то ли с насмешкой. Он умеет так говорить, что не поймешь.
– А про какую сестричку она спрашивала? – поинтересовалась Таня.
– Не про сестричку, про знакомую. Это она ее называет сестричкой.
– Загадочно, – сказал Виталька. – Тетя вовсе не тетя, сестричка тоже не сестричка.
Он засмеялся, повертел вазочку с цветами.
– А какие она экзамены сдает? – спросила Таня. – Она в каком классе?
Я видел, что наступление на меня повелось со всех сторон. Нужно было давать отпор. Самый решительный.
– Она на историческом факультете, – сказал я небрежно. – Вон видите – университет… – я махнул рукой, – она там учится.
Таня и Виталька удивленно посмотрели в ту сторону, куда я махнул.
– Не туда смотрите. Это гостиница – поддел я. – Университет левее. Вон желтое здание, И вот там, через улицу, – тоже университет.
Теперь атаки были отбиты. Виталька и Таня сидели, хлопали глазами. Им, конечно, очень хотелось спросить, откуда у меня такая знакомая, но они выжидали, думали, что я сам скажу об этом. Как бы не так! Ждите!
Настя принесла нам мороженого, и мы тут же взялись за дело.
Мороженое, я это уже давно заметил, едят по-разному. Одни аккуратненько снимают ложкой с мягких, податливых шариков тонкий слой, другие едят по-человечески – быстро.
У меня всякой там церемонии с мороженым не получается. Еще, помню, в детстве пана мне сказал, что мороженое я не ем, а уничтожаю. «Не набрасывайся на него с такой яростью, – сказал он. – Ты что, ненавидишь его?» – «Нет, – сказал я, – навижу… даже очень». – «Уничтожитель», – проговорил папа. «Своего здоровья, – добавила мама. – Не ешь такими кусками!»
Но я всю жизнь продолжал поедать мороженое большими кусками. Вот и сейчас двумя взмахами ложки я уничтожил один шарик пломбира.
Уничтожил и вдруг случайно увидел, как не спеша и деликатно подносила Таня ко рту свою ложечку. Наверное, сидит и думает про меня: «Вот дикарь!» И рука моя, готовая отхватить половину следующего шарика, бессильно повисла вдруг в воздухе.
А еще мне представилась такая малоприятная картина: Таня и Виталька прохлаждаются мороженым, а я, значит, как троглодит пещерный: все сожрал уже и зыркаю по сторонам жадными глазами. Ничего себе положеньице! Нет уж, видно, придется сейчас и мне тянуть волынку с этим мороженым.
Рука моя повисела над пломбиром, затем я положил ложку в вазочку и даже слегка отодвинулся от стола вместе со стулом.
Я стал смотреть вниз, как по площади и улицам бегали, словно маленькие букашки, автомобили. С высоты они казались одинаковыми. Только по цвету отличались. Особенно юркими и суетливыми были машины с оранжевой крышей – такси.
Потом я посмотрел на небо, по которому проплывали тучи, подцепил ложкой кусок мороженого и решил смилостивиться. Я сказал:
– Пожалуй, дождя не будет. Хотите, можем поехать в Лужники.
Но Виталька на это не клюнул.
– Нет уж, – проговорил он. – Сам же предложил Третьяковку. Чего мы будем то так, то эдак! Ты ведь там ни разу не был?
Ну тип! Знает же, что я впервые и Москве. Но спросить ему обязательно нужно было так, чтобы все поняли, что он, Виталька, в Третьяковку уже ходил и побывал он там, наверное, раз сто, а может, и двести.
Я ответил ему, что нет, не был, поскольку у нас в Уярске Третьяковки не имеется, но читал про нее книгу. Если говорить точнее, то я читал не книгу, а несколько страниц в каком-то журнале, поэтому боялся, что Виталька спросит сейчас название книги.
Но он не спросил. Лишь наставительно заметил:
– Это нужно увидеть. – Он поднес ложку с мороженым ко рту. – Увидеть своими глазами, – и проглотил мороженое.
– Трепач! – не выдержал я.
– Что?!
– Самый настоящий, – сказал я.
– А ну повтори!! – Виталька со стуком положил ложку на стол.
– Ребята, ребята, что вы! вмешалась Таня. – Вести себя не умеете. Как во дворе.
Ну и сказанула: «Как во дворе»! Да там мы уж давно прекратили бы эту скрытую дипломатическую войну. Там можно было бы выйти в бой с открытым забралом. Но тут, в Москве, да еще при Тане, мы и так, по-моему', слишком сдерживались.
Сгоряча я одним махом съел оставшееся мороженое. Наплевать, что обо мне подумают. Троглодит так троглодит. Пусть ковыряются в своих вазочках, воображают друг перед другом, строят из себя какую-то персону.
Через некоторое время подошла Настя, посмотрела на наши кислые лица, спросила:
– Что, мороженое не понравилось?
– Ой, что вы! Очень вкусное, – вежливо ответила Таня.
– Вкусное, – проговорил Виталька.
– Очень, – буркнул я.
– Может, еще принести? – спросила Настя.
Но мы отказались, стали расплачиваться. Настя дала нам сдачу, и тогда Виталька, передвинув в ее сторону пятнадцатикопеечную монетку, вдруг сказал.
– Это вам.
Я подумал, что Настя ошиблась, и теперь Виталька возвращал ей лишнее.
Но Настя поджала губы и не взяла монетку.
– Это вам, – повторил Виталька. – На чай.
– Вон отсюда! – Резким движением Настя смахнула деньги со стола. Монета серебристым жуком мелькнула в воздухе и жалобно дзынькнула где-то на полу.
– Не имеете права, – проговорил Виталька, побледнев.
– Я тебе покажу право! – бушевала Настя. – Сам еще копейки не заработал, а туда же… А ну убирайся!.. Сопляк!..
На лице у Насти появились красные пятна, рука вздрагивала.
Виталька, видимо, понял, что ему лучше всего уйти, не раскрывая рта.
Поднялись и мы с Таней. В нашу сторону Настя не посмотрела. Мне хотелось подойти к ней, что-то сказать, вернее, как-то объяснить, что Виталька, мол, такой идиот, корчит из себя при Таньке кавалера. Но с соседних столиков на нас смотрели, и я не смог этого сделать.
Глядя в пол, мы прошли через всю веранду к выходу. Веранда была длинной-длинной, никак не кончалась.
На автобусе № 5 мы подъехали к кинотеатру «Ударник», откуда, как сказал Виталька, два раза шагнуть – и будет Третьяковка.
Мы шли по набережной, а в ушах у меня все еще звучало: «Вон отсюда!», «Убирайся!» – и появлялось перед глазами Насти по лицо в красных пятнах.
Виталька держался обычно, словно бы ничего не произошло, то и дело заговаривал о чем-то. Тани больше помалкивала. А если отзывалась на его болтовню, то коротко, несколькими слонами. Но Виталька этого не замечал.
Нас остановили какие-то люди – стали спрашивать, где Третьяковка. Виталька объяснил, что нужно идти прямо, а потом свернуть направо. Люди бросили нам: «Спасибо» – и помчались дальше.
– Сынок, – услышали вдруг мы, – пособил бы и мне дом сыскать.
Только сейчас мы увидели, что рядом с нами стоит низкорослая тетенька с большущим свертком. Она держала его двумя руками, прижимая к груди: так ей, наверное, было легче. Как она возле пас очутилась, мы не заметили. Хотя она и назвала Витальку «сынком», но он ей, конечно, годился во внуки: женщине было лет шестьдесят, а то и побольше.
Виталька так и сказал:
– Какой дом-то, бабусь? В один миг найдем.
– Да я и сама не знаю какой, – ответила тетенька. Голос у нее был певучий и звонкий; я, признаться, никогда не встречал старушек с таким голосом.
Мы переглянулись: что за чудачка, ищет, сама не зная что. А тетенька вздохнула и добавила:
– Вот беда-то.
Все мы подумали о том, что вот, мол, спешим в Третьяковку, а тут на нашу голову свалилась эта странная тетенька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21