все мы ехали, все мы чего-то ожидали, все волновались. И теперь мне казалось, что это и меня встречают люди, собравшиеся на перроне. И мне тоже они улыбаются, и мне тоже принесли они цветы.
Тане какая-то тетка с родинкой на пухлой щеке протянула букетик:
– Наверное, Русалочка, да? Какая прелесть.
Таня смутилась.
А тетка уже рассматривала нас с Виталькой.
– И вы из театра? – спросила она улыбаясь.
– Нет, – проговорил я. – Не из театра.
Тетка согнала с лица улыбку. Родинка на щеке шевельнулась и замерла.
– Проходите, ребята, проходите. Не мешайте, мы артистов встречаем.
– Так они же с нами, – вступилась Таня. Тетка опять попробовала улыбнуться.
– Что же вы меня разыгрываете? То с нами, то не с нами… – И она шагнула к другим. – Здравствуйте! С приездом вас… Здравствуйте…
И радость во мне потухла. Ну конечно, чего это я выдумал? Никто меня не встречает. Они сами по себе, а я здесь человек случайный, попутчик всего-навсего. И Виталька тоже. Всем «Здравствуйте! С приездом!», а нам с Виталькой – «Проходите, не мешайтесь».
– Пошли, – сказал я Витальке.
– Куда?
– На кудыкину гору, – рассердился я.
Зачем торчать здесь, если на тебя никто внимания не обращает. Стоишь, будто что-то выпрашиваешь. А мне ничего не нужно от них. У меня есть адрес и телефон тети Гекты. А уж Витальке и подавно делать здесь нечего: сам хвастал, что был в Москве сто раз и знает ее как свои пять пальцем. Но когда я еще в поезде спросил его, где Кривоколенный переулок, он засмеялся: «Нет в Москве такого. А Прямохребетный тебе не нужен? Или Косоглазастый?» Тогда я показал ему адрес тети Гекты. Виталька поморщился, а потом согласился, что где-то на окраине, может быть, и есть такой завалященький переулочек. Вот его-то родственники, сказал он, живут на Комсомольском проспекте, там и Москва-река рядом, и Парк культуры. Таня тоже знала, что будет жить в гостинице, а их, известное дело, в «завалященьких переулочках» не строят.
– Ну, идешь, что ли? – Я подхватил свою спортивную сумку.
– Подождем Таню. Договориться надо.
Я только сейчас заметил, что Таня куда-то отошла, поглядев по сторонам, я увидел ее возле худенького невысокого человечка в светло-сером костюме с красными переливами. Этого человечка я еще раньше приметил: он все порхал от одних к другим, как мотылек.
Чего договариваться? Обо всем вроде договорились. Обменялись телефонами. Таня нам завтра позвонит с утра: сегодня у них всякие встречи, приветствия, репетиции.
– Ребята, – подлетела Таня, – сейчас поедем. За нами автобусы пришли.
– Порядочек! – обрадовался Виталька.
– За вами пришли, – поправил я, – а не за нами.
– И вас возьмут, – сказала Таня. – Я уже поговорила со Львом Михайловичем. – Она важно кивнула в сторону порхающего человечка.
– Кто это? – спросил я.
– Лев Михайлович? Наш администратор в Москве. Будете приходить к нему за пропусками.
«Больно нужно», – подумал я, а Виталька сказал:
– Обязательно придем.
– Ну, идемте к нему, – пригласила нас Таня. Лев Михайлович мельком взглянул на нас, спросил:
– Вас куда подбросить?
«Да вот на дерево», – чуть не сорвалось у меня с языка.
– Комсомольский проспект, дом девятнадцать, – сказал Виталька.
– Дом девятнадцать… – повторил Лев Михайлович. – Отлично, а квартира какая?
– Восьмая, – машинально ответил Виталька.
– Не подходит, – ответил администратор. – Нам в другую сторону, к гостинице «Советская». А тебе куда? – Он скользнул взглядом по моей спортивной сумке.
Уж лучше бы совсем не спрашивал. Сейчас рассмеется. А может, сказать, что забыл?
– В Кривоколенный, – с вызовом проговорил я.
– А, – сказал Лев Михайлович, – в центр. Тоже не годится. – И он повернулся к Тане: – Вы уж извините, Танечка, но ничего для ваших друзей сделать не могу.
– Да мы сами доберемся, – сказал я. – Не маленькие. До завтра. – И, перекинув через плечо свою сумку, я зашагал как можно увереннее.
В самом конце перрона я обнаружил, что иду без Витальки. Я-то думал, он топает рядом, а он, оказывается, остался с артистами.
«Ну и пусть подлизывается к этому администратору. Я и без него разыщу Кривоколенный. Позвоню сейчас тете Гекте».
Я думал, что лишь на перроне столько народищу, но, когда вышел на привокзальную площадь, ахнул. Людей-то кругом, людей!.. И все спешат, бегут, суетятся – муравейник, и только.
Возле каждой телефонной будки целый хвост. Я тоже пристроился в одну очередь. Мне не повезло: в моей очереди подобрались сплошные болтуны. Даже старушка, что стояла передо мной, и то минут десять разговаривала. По-моему, она вспоминала всех родственников: «А как Нина?…», «А что Клава?…», «А Сережа?…», «А у Ивана как?». Конца им нет. Несколько раз она собиралась вешать трубку: «Ну до свидания. Я пошла. Поклоны Оле и Пете». Но тут опять кого-то вспоминала, и все начиналось сначала.
Сзади меня стоял плотный мужчина с прической «бобрик», он то и дело поглядывал на часы. Наконец он не выдержал, постучал в приоткрытую дверь монеткой.
– Мамаша, закруглялись бы.
Старушка радостно закивала и принялась расспрашивать про Антошку.
– Вот родственников развела, – сокрушался «бобрик». – Почитай, целая сотня будет.
– Ага, – согласился я. – Родственников навалом.
– Послушай, – сказал мне «бобрик», когда старушка повесила трубку. – Ты меня пропусти, а? Я очень спешу. – И уже взялся за дверь.
Я вдруг вспомнил мамин наказ: «Приедешь в Москву, сразу же позвони тете Гекте, без промедления». Зачем «сразу же», мама объяснить не могла. Так попросила тетя Гекта, когда узнала, что мой поезд прибывает в девять утра.
А «бобрик» уже наполовину втиснулся в будку.
– Нет, – сказал я, – пустите, я тоже очень спешу.
– И ведь небось в школе учиться, – стал стыдить меня мужчина. – Проблемы решаешь, теоремы, а к старшим никакого уважения.
– При чем тут уважение? – вступился кто-то за меня. – Вы без очереди лезете, да еще к вам уважение.
Я бы в самом деле пропустил его, если б он не хватался за дверь. Но уж тут позвольте! Тогда «бобрик» заговорил по-другому:
– Послушай, сынок. Никакой возможности ждать не имею, понимаешь?
Он взглянул на меня с такой надеждой, что и сказал:
– Ладно, идите.
Когда «никакой возможности» – это плохо. Может, у него в квартире газ не закрывается или, может, вдруг живот заболел. Помню, объелся я однажды зеленых слив…
– Сынок, – обратился ко мне из будки мужчина, – двушки лишней не найдется? – Взамен он протягивал пятак.
Приветик! Ломился-ломился, а теперь еще двушку ему.
В очереди зашумели, но я дал мужчине монетку. Пятак, конечно, не взял.
«Бобрик» набрал номер.
– Это я, – загремел он. – Ну что? Черт возьми! А я все сижу тут, как дурак с мытой шеей… У меня тоже времени нет. Через десять минут уезжаю… – Он бросил трубку, сердито взглянул на очередь и ушел.
Тетя Гекта взяла трубку сразу же после первого гудка. Я не успел ничего сказать, как услышал:
– Ну что еще?
– Ничего, – сказал я от неожиданности. – Я приехал.
– Эдик!.. – закричала она. – Беги скорее на левый угол вокзала. Там тебя ждет машина.
– Какая машина?
– «Волга» синего цвета. На ней написано «Учебная». Скорее беги… За тобой Дим Димыч приехал. А я тоже бегу – на работу опоздала.
– Кто приехал?
– Дим Димыч, мой муж, твой дядя Дима.
– Мальчик, нельзя ли побыстрее? – подгоняли меня из очереди.
А я что-то запутался.
– И муж, и дядя приехали? – спросил я.
– Да нет… Некогда объяснять. Он твой муж и мой дядя.
– Мой муж?! – воскликнул я.
– Твой дядя! – кричала тетя Гекта. – Что ты мне голову морочишь перед работой?
– Я не морочу. Вы сказали, ваш дядя.
– Дядя…
– Ну вот.
– Что – вот?
– А говорите, муж…
– Так о «мой муж!
– А вы сказали, он мой… – В дверь застучали монетками:
– Мальчик, дома разберешься, заканчивай скорее разговор.
– Мой… мой… понимаешь, мой! – кричала тетя Гекта, будто я хотел отобрать ее мужа.
– Ну конечно, ваш, – сказал я.
– Кто мой?
– Дядя, – неуверенно произнес я. – Чей?
– Мой, – сказал я наугад.
– Наконец-то! – обрадовалась тетя. – Теперь беги. – И трубка моя запищала коротенькими гудками.
Машину с надписью «Учебная» я нашел быстро. Я схватился было за ручку дверцы и вдруг замер. Ну и ну! За рулем сидел тот самый «бобрик».
Значит, неожиданности решили меня преследовать по пятам. Ничего, перезимуем, как говорит в таких случаях наш знаменитый на всю школу двоечник Витька Подшебякин.
ДИМ ДИМЫЧ
И все же я отступил на несколько шагов, чтобы убедиться, что не ошибся. Нет, все совпадало. Автомобиль марки «Волга», цвет синий и надпись «Учебная». И сидели там три человека: один за рулем и двое на заднем сиденье. «Дим Димыч, муж и дядя», – подумал я и, решительно подойдя к машине, заглянул в окошко.
– Тебе чего? – спросил меня «бобрик».
– Мне ничего. Мне нужно дядю.
– Какого дядю?
– Моего.
В машине все переглянулись. Тогда, чтобы они не подумали, что я сбежал из сумасшедшего дома, я пояснил:
– Тетя Гекта сказала, что здесь меня ждет дядя… с Дим Димычем… и мужем.
Те, что сидели сзади, отодвинулись от меня к противоположной стороне, а «бобрик», выпучив глаза, спросил:
– Ты Эдька?
– Ага.
– Что же ты молчал? – рассердился он вдруг.
– Как – молчал?
– Там, у телефона.
– А вы меня не спрашивали.
– Ладно, – сказал «бобрик», – полезай ко мне. – Он открыл переднюю дверцу. – Не успел приехать, а уж учудил.
Ничего себе «учудил»! Пропустил его без очереди позвонить, а получается «учудил».
Я уселся, сумку положил рядом с собой на сиденье, но «бобрик» наставительно сказал:
– Сумку поставь себе под ноги. Она не должна стеснять движений водителя.
Я поставил сумку под ноги.
– Теперь другое дело, – сказал «бобрик». – Можно начинать движение… Да, – он протянул мне руку, – зовут меня Дим Димыч.
– Эдик, – произнес я и подумал, что сзади, значит, сидят дядя и муж.
Только почему они какие-то тихие, прибитые, молчат? Я мельком взглянул на них. У одного маленькая головка на тонкой шее, у другого – голова большая с черными кудлатыми волосами.
– Включаем зажигание, выжимаем сцепление, а еще что? – спросил Дим Димыч.
– Не знаю, – пожал я плечами.
– Не тебя спрашиваю. Что еще, Аганесов?
– Скорость, – сказал кудлатый.
– Какую?
– Первую.
– А еще?
– Газку.
– И все?
– Все.
– И автомобиль тронется?
– Тронется.
– Двойка, Аганесов. Вы забыли снять машину с ручного тормоза и включить сцепление. И что мы еще не сделали, Пеночкин?
– Теперь все сделали, – проговорил тонкошеий.
– Двойка, Пеночкин. Перед началом движения нужно дать предупредительный сигнал.
– Правильно, – сказал Пеночкин. – Включить левую мигалку.
– Что «правильно»! – заворчал Дим Димыч. – Вытягиваешь из вас, будто клешами, а вы «правильно». Вам сдавать, а не мне.
– Это верно, – согласился Аганесов.
«Ну и дубы, – подумал я. – Прямо как у нас па уроке».
Тем временем мы двинулись, и я стал смотреть в окошко. Нас обгоняли другие машины, потому что мы ехали медленно, и я уже хотел было попросить Дим Димыча, нельзя ли ехать побыстрее, как вдруг он сказал мне:
– Не высовывайся, а то голову оттяпает. А отвечать кому? Известное дело – водителю.
– Правильно, – подтвердил Пеночкин. Потом мы остановились возле магазина «Рыба».
– Я быстренько, – бросил Дим Димыч и скрылся в дверях магазина.
– Ему все одно – «быстренько», а у нас час прошел – вылезай из машины. – Пеночкин сердито чиркнул спичкой, закурил. – Говорят, однажды он к бане подъехал и ушел париться, а в машине ждали.
– Анекдот, – отозвался Аганесов и что-то тихо добавил.
Они помолчали, а затем Пеночкин спросил у меня:
– Ты ему кто будешь-то?
– Кому?
– Дим Димычу.
– Никто.
– Я думал, он твой дядя.
– А разве не вы мой дядя? – поинтересовался я.
– ? – отпрянул от меня Пеночкин. – С какой стати?
– Или вы? – повернул я голову к Аганесову.
– Я твоя бабушка, – мрачно сказал Аганесов. «Наверное, сел не в ту машину. Какое-то совпадение, – подумал я. – Уйти, что ли, пока не поздно?»
– Идет, – проговорил Пеночкин.
К машине подошел Дим Димыч. Правой рукой он обнимал огромную банку. «Сельдь» – было написано на этой банке.
– Аганесов, – сказал Дим Димыч, – садитесь т руль. Заедем ко мне.
Я перебрался на заднее сиденье к тонкошеему Пеночкину, а на мое место, где были какие-то дополнительные педали, сел Дим Димыч.
– Поехали, – скомандовал он, примостив возле себя банку.
Двигатель зарычал, машина чуть дернулась и остановилась.
– Вы какую скорость включили, Аганесов?
– Эту… – Аганесов зачем-то потрогал рычаг.
– Ну как она называется?
Аганесов молчал.
– Вы включили вторую скорость, а нужно? Аганесов достал из кармана платок, вытер со лба пот.
А я почувствовал себя как бы за партой, как бы на уроке.
– Первую, – шепнул я.
– Первую, – обрадовался Аганесов.
– А вас, Пеночкин, я пока не спрашиваю, – обернулся к нам Дим Диммч.
– Хорошо, – сказал Пеночкин.
Наконец машина тронулась, я снопа стал смотреть в окно. Мне казалось, что мы и так еле двигались, а Дим Димыч все время говорил Аганесову: «Не спеши», «Пропусти машину слева», «Сбавь газ».
Конечно, плестись вот так – удовольствие небольшое. Но все же я еду на автомобиле по Москве! Не на такси с шашечками, а на синей «Волге». Это ничего, что она учебная. Виталька все равно лопнул бы от зависти.
– Куда гоните? Куда гоните? – прервал мои мысли голос Дим Димыча. – Будет своя машина – торопись ее разбить, а эта казенная.
Аганесов в ответ лишь сосредоточенно пыхтел, кудлатые волосы тряслись. Почему-то было его жаль, хоть он и сострил насчет бабушки.
– Подъезжаете к перекрестку, – вновь зазвучал монотонный голос Дим Димыча. – Что нужно сделать?… Повысить внимание, снизить скорость. Запомните, Аганесов, тише едешь – целее будешь.
Неужели можно ехать еще тише? Или эта «Волга» умеет ползти как черепаха?
– Аганесов, – сказал через некоторое время Дим Димыч, – видите на углу продовольственный магазин?
– Вижу.
– А вам нужно взять двести граммов «Чайной» колбасы. Где вы остановите машину?… Сбавьте газ.
– Я не ем «Чайную», – быстро сказал Аганесов.
– Ну хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21