Не узнать жуткого визга Эгги Слейд было невозможно. О какой бы болезни ни рассказывали в новостях, она неизменно обнаруживала ее у себя, причем в последней, неизлечимой стадии. Томпсон представил, как она сидит перед телевизором и слушает с таким интересом, будто объявляют результаты лотереи. Вот диктор сообщает слушателям, что в Нью-Йорке разразилась эпидемия малярии. «Ну точно! – Эгги вскакивает из кресла. – У меня малярия! Она самая!».
– Я пришел выразить соболезнования, – выдавил Томпсон. Боль в лодыжке понемногу стихала.
Улыбка сползла с лица Слейда, он молча опустил глаза, поник головой и начал всхлипывать. Уэйд даже не пытался закрыть лицо руками, просто повернулся и скрылся в доме. Томпсон немного подождал, но никто так и не вышел. Он собрался постучать, и тут дверь опять распахнулась. На этот раз Томпсон успел отскочить и увернуться от удара. Никого. Он прислушался. Неужели сквозняк? Тишина. Пришлось постучать еще раз.
– Да кто ж там все ломится? – снова заорала женщина.
Доктор уже подумывал, не пора ли сматывать удочки. Терпение лопнуло. В этот момент из кухни, громко топая, вышла Эгги Слейд. На лице – милая улыбка. Роста Эгги была небольшого. Никто бы в жизни не поверил, что эта маленькая хрупкая женщина со своими полутора метрами могла наделать столько шуму. Миссис Слейд была очень религиозной и прилежно посещала все службы. Она могла, не моргнув глазом, зарезать кошку, если та мешала спать, а потом спокойно пойти в церковь и списать свое зверство на временное помутнение рассудка.
– Доброго утра, доктор, – сказала Эгги.
– Миссис Слейд, примите мои соболезнования. Она тупо уставилась на Томпсона.
– Вот глупость-то, а? Спотыкнуться и помереть. Здоров был, как бык, не то, что я.
Томпсон не нашелся, что ответить. Он обратил внимание, что открыл рот. «Это у меня, наверное, челюсть отвисла», – подумал Томпсон и вздохнул.
– Я хотел узнать, может, вы заметили, Эндрю не болел в последнее время?
– Жирный был, как боров.
– Нет, я имел в виду, его удушье мучило?
– Чего?
– Вы не замечали, чтоб он задыхался?
– Пыхтел?
– Да.
Она покачала головой:
– У него ж аллергия была.
– Возможно. Но приступы асфиксии наблюдались?
– Чего? – Эгги повернула голову и заорала: – Уэйд, Эндрю задыхался?
Из глубины дома раздался всхлип.
Доктор Томпсон откашлялся. Миссис Слейд подозрительно взглянула на него.
– Что-то мне нынче неможется, – призналась она. – Дрянь какая-то высыпала. – Эгги подняла руку и показала расчесы. – Это от мышей. Как там эта хворь по-научному? Сыпилис?
– Похоже на раздражение, миссис Слейд. Может, у вас новое мыло или лосьон?
– Я на толкучке в Порт-де-Гибле жидкое мыльце прикупила. По пять центов пузырек.
– Понятно. Скорее всего, аллергическая реакция.
– Во-во. Она самая. У меня на все аллергия.
– А у Эндрю когда последний раз был приступ аллергии?
Миссис Слейд немного подумала.
– Дня три-четыре назад. У него когда это началось, так он аж разревелся. Чуть со страху не обделался.
Томпсон сдержанно кашлянул.
– Ну что ж, мои соболезнования. Если что, приходите ко мне на прием.
Эгги кивнула.
– Надо проверить, что за сыпь такая. А вдруг от нее помирают?
– Еще как помирают. Придется руки ампутировать. – Доктор осторожно отступил на шаг, лодыжку все еще дергало, кожа горела. Он посмотрел под ноги на гнилые половицы. Как бы так добраться до машины, чтобы шею не сломать?
Джозеф большим пальцем набрал на мобильнике номер давнишнего своего приятеля, Кевина Баттера. Когда-то они вместе ходили по барам, а потом Кевин стал юристом в Сент-Джонсе. После нескольких гудков раздался голос механического оператора, и Джозеф начал плутать по лабиринту идиотских инструкций. Наконец он добрался до автоответчика Кевина, но когда пришло время оставить сообщение, мозги заклинило. Слишком много информации. Джозефа охватила уверенность, что едва он откроет рот, начнется такой словесный поток, – Кевин месяц расшифровывать будет. Джозеф немного постоял, сжимая в руке мобильный, и, должно быть, задремал. В трубке неожиданно раздался мужской голос. В ухе зазвенело, словно ручку громкости радиоприемника выкрутили до упора. Джозеф испугался, по коже побежали мурашки. Он прислушался. В мобильнике – тишина. Джозеф дал отбой и набрал домашний номер Кевина. Длинные гудки. Никого. И автоответчика нет. Куда мир катится? Джозеф всего лишь хотел выяснить, насколько законно требование не покидать пределы Уимерли. Конечно, армии и флоту закон не писан, но даже они в таких случаях сначала объявляют чрезвычайное положение. Или нет? Накатила дурнота. Джозеф с силой потер глаза, под веками замельтешили белые и серые искорки. Как будто «снег» в телевизоре. Стало немного легче. Снежинки постепенно исчезали, картинка прояснялась. Кухня. Дом Критча. Уимерли.
Джозеф взглянул на телефон в руке. Кого бы еще спросить? Дяде Дагу он пока так и не звонил. Несколько раз собирался набрать номер, но всякий раз что-нибудь либо просто отвлекало, либо пугало до чертиков. Джозеф оперся на стул. Ноги подкашивались, в памяти пронеслись лица утопленников. Мертвые, и все-таки не мертвые. Глаза двигаются. Следят за ним. «Это, наверное, от пилюль, которые я принимаю», – успокоил себя Джозеф.
Он вытащил бумажник и начал перебирать визитки и вырванные из блокнота странички. Наконец, листок с номером Дата Блеквуда отыскался, и Джозеф трясущимся пальцем потыкал в кнопки, каждый раз сверяясь с каракулями. Как же к нему обращаться? Дат? Дядя Даг? Папин брат.
Хриплый голос отозвался после пятого гудка:
– Да.
«Здравствуй, папин брат».
– Даг… Блеквуд? – неуверенно спросил Джозеф.
– Допустим, – ответил голос. – Кто говорит?
– Джозеф Блеквуд. – Он хотел добавить «ваш племянник», но решил, что это звучит как-то панибратски и настырно.
– Джозеф Блеквуд. Ты, значит, мой племянник Джозеф?
– Да.
– Инспектор рыбнадзора?
– Да.
– Из Сент-Джонса?
– Да.
– Хм. – Даг помолчал. – Я так припоминаю, что мы с тобой ни разу не созванивались?
– Мы сейчас в Уимерли с Тари, дочкой моей.
– Да, слыхал. Значит, у тебя дочь?
– Да.
– Оно и понятно. Сколько ей?
– Восемь.
– Восемь. М-м-м… Отличный возраст.
«Отличный возраст»! Можно подумать, он закуску выбирает», – подумал Джозеф.
– Да, отличный.
– Ну так что, ты меня навещать собираешься? Или сычом будешь сидеть до морковкиных заговен?
Поразительно, до чего голос Дага похож на отцовский. Как будто с отцом говоришь, только простуженным.
– Да мы как раз хотели зайти.
– Вы у Критча поселились? На верхней дороге?
– Да.
– Приехали в отпуск?
– Точно.
– Тут для таких, как ты, самое место. – Даг оглушительно расхохотался, и Джозефу пришлось отодвинуть трубку от уха.
Дядя долго не мог успокоиться, наконец хохот перешел в глухое бульканье. Джозеф переждал и спросил:
– Вы слышали, военные ходят по домам…
– Ясное дело, слыхал. А ты не слыхал про двух приятелей из Сент-Джонса? Они в кинотеатр под открытым небом приехали, да так в машине и замерзли.
– Нет, я…
– Смотрели «Сезон закрыт».
Джозеф остолбенел. Это что, передавали в новостях? Сейчас вроде не зима. Как же они замерзли? И про что этот фильм «Сезон закрыт»?
– Шучу, – сказал Даг. – Ты там чего, совсем обалдел?
– А-а… Так к вам солдаты приходили?
– А то. Несут какую-то ерунду. Полтора человека в городе чихнули, так правительство думает, что надо перекрыть здесь все ходы-выходы. Теперь чуть что – сразу эпидемия, эпидемия! В мое время такого не было.
– То есть можно уехать?
– Откуда?
– Из Уимерли.
– А чего тебе уезжать? Вроде, только приехал. Я тут трески пару штучек заначил, на случай, если все-таки заглянешь. И потом, завтра я рыбачить еду, так что, если дочурка твоя со мной захочет, буду рад.
– Тари сейчас спит. Она слегка недомогает. – Интересно, где это Даг взял треску? Или это он просто так, дразнит?
– Слегка недомогает? Что это, вообще, такое? И потом, я ж тебе про завтра толкую. Она что, до завтра спать будет?
– Нет.
– Ну так заходите в гости, когда надоест трястись от страха и «слегка недомогать». Купите витаминов или еще какой-нибудь ерунды, книжками запаситесь, целебниками всякими. Короче, как сопли жевать закончите, заходите, потрындим.
Потрындим. Джозеф не смог сдержать улыбки. Чувство юмора у дяди Дага было совсем как у отца, такое же сермяжное.
– А где вы живете?
– Да спроси любого, тебе покажут.
– Ладно.
На том конце повесили трубку.
Джозеф захлопнул крышку мобильника, сунул его в карман и решил, что пора будить Тари. Вот она обрадуется, когда узнает про рыбалку. Только непонятно, дядя Даг что, возьмет с собой ее одну? Джозефа вроде не приглашали. Неужели в лодке места не хватит? Даже в самую маленькую три человека уж точно влезут.
Господи, какая рыбалка! Совсем размяк на солнышке. Как только настанет ночь, галлюцинации снова наружу вылезут. Звонил ведь совета спросить, да так ничего и не добился. Чем мы там до звонка занимались? Джозеф повернулся и увидел, что часть продуктов уже упакована. Вот этим и займемся. А дядя Даг подождет.
Джозеф присел на корточки у нижнего шкафчика и начал доставать оттуда консервы. Может, всю еду просто здесь бросить? Они уедут, а когда через неделю вернутся, дом по-прежнему будет в их распоряжении, плата ведь за три недели вперед внесена. Джозеф не знал, на что решиться. Снова накатила тошнота. Он зажмурился. Зазвонил телефон на стене. Когда Джозеф открыл глаза, комната покачивалась. Он снял трубку.
– Алло?
– Привет. – Женский голос. Ким.
– Привет.
– Я еду в Уимерли, хочу посмотреть на акулу-альбиноса. Заодно взгляну на Тари. Как она?
– На какую акулу?
– Ну, Люк Тобин сказал, у вас в заливе нашли акулу-альбиноса.
– Неужели? – Джозеф обвел взглядом кухню. Акула. Люк Тобин. Люк Тобин живет с Ким, вот в чем дело. Наверняка уже переехал к ней. Подстригает ей газон, подравнивает кусты. Дарит подарки. Может, ездит с Ким на прогулки в спортивной машине. Улыбаются до ушей, машут прохожим, поют дурацкие песенки, время от времени случайно сбивают кошек и собак, но никогда не останавливаются. Да и зачем им останавливаться?
– Я прямо сейчас выезжаю, – сообщила Ким. – Хочу заскочить к вам и посмотреть на Тари.
– Ты едешь сюда? Мы вообще-то собирались в Сент-Джонс. – Он никак не мог избавиться от образа Люка Тобина. Лицо – само совершенство. Да и волосы тоже. Прямо с обложки журнала. – Я сейчас пакую вещи. Мне некогда.
– Почему? Что с Тари?
– С ней все хорошо. Здесь просто… творятся всякие странности.
– Странности? – Она рассмеялась. – Подожди меня, ладно? Хочется на дом взглянуть.
Джозеф выдержал паузу.
– Ты с новым другом приедешь?
– Я приеду одна.
– Я не хочу, чтобы он общался с Тари.
– Кто, Люк? Не переживай. За кого ты меня принимаешь?
Джозеф хотел сказать: «Тебя могут даже в город не пропустить», но решил не волновать ее. К тому же он точно не знал, впускают сюда людей или нет. Никаких заграждений не видно, хотя солдаты, похоже, иногда останавливают машины на нижней дороге и задают водителям вопросы. Джозеф был почти уверен, что этот матрос Несбитт ему не приснился. Тем более Тари рядом была. Уж она-то этого парня точно видела.
– Джозеф?
– Договорились, – сказал он. – Но как только ты сюда доберешься, мы возвращаемся.
– Почему?
– Потому…
– Да что случилось?
– Ничего. Я просто хочу вернуться домой. Лечь в свою постель.
Молчание. Слово «дом» о многом говорило обоим. Как и слова «своя постель».
– Ты спал сегодня?
– Да, – соврал он.
– И сколько? Десять минут?
– Нет, секунд пять, не меньше.
Ким рассмеялась, напряжение спало. Когда они вместе смеялись, им всегда становилось легче жить. Если б только можно было смеяться без остановки, рты разинуты, гланды трясутся, внутрь залетают мухи и откладывают яйца. Личинки. Головки личинок трясутся от смеха. Смех как в мультфильме. Какофония. Гнилые шеи ломаются, головы отваливаются. О господи, опять!
– Пойду посмотрю на Тари. Она вздремнула.
– Вздремнула? Тари?
– Да.
– Джозеф, она никогда не спит днем!
– А здесь спит. Наверное, от свежего воздуха.
– Я скоро приеду.
– Счастливо.
– Пока, – мягко сказала Ким, и Джозеф сразу повесил трубку.
Это «пока» наполнило его сердце теплом. Если Ким приедет, и они не поругаются, то можно было бы и на ночь остаться. Джозеф показал бы ей окрестности. Запер в сарае с бородатым привидением. Отвел ее к заливу и столкнул в воду, чтобы она своими глазами увидела утопленников. Разжал челюсти акулы-альбиноса и сунул бы туда голову Ким. Туристическая фирма «Джозеф и смертяшки». А как же Клаудия? Что если она придет и начнет заниматься с ним любовью прямо у Ким на глазах? Кошмар, Содом и Гоморра покажутся райским уголком. Нет, надо немедленно возвращаться домой. Пора умирать. То есть не умирать, конечно, а удирать.
Джозеф вернулся в гостиную и посмотрел в окно. С первого этажа ни причала, ни акулы-альбиноса было не разглядеть. Он бесшумно поднялся по лестнице. Ковровая дорожка расплывалась перед глазами смутным пятном. Джозеф остановился на пороге спальни Тари. Постель аккуратно заправлена. Никого.
– Тари, – позвал он, вбегая к себе в комнату. Простыни под покрывалом сбились в кучу. Может, Тари просто не видно под ними или она прячется, как всегда? Джозеф откинул одеяла, пусто. Подошел к окну. На причале собрался народ. Довольно большая толпа. На акулу глазеют.
Джозеф опрометью кинулся вниз. На последней ступеньке он поскользнулся и чуть не упал. Пол, что ли, мокрый? Джозеф промчался по коридору. Ванна налита до краев, здесь тоже никого. На полу лужи, влажные следы ведут на кухню, а оттуда на крыльцо. Может, Тари решила искупаться? Или он сам ей велел? И наполнил для нее ванну? Джозеф никак не мог вспомнить и насмерть перепугался. Хватая ртом воздух, он вылетел на заднее крыльцо. Пустырь, заросший высокой травой, за пустырем – лес. В жизни не боялся деревьев, а вот теперь страшно. Господи, а вдруг она заблудилась в лесу? Паника растет, во рту – металлический привкус. Тари! Да брал ли он ее вообще с собой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59